такую возможность сам Коноплев. Кто его знает - может быть, ему и на самом
деле выпадало на долю быть то скромным бухгалтером в Ленинграде, то
морганатическим супругом золотоликой дочери даякского или аннамитского
вождя где-то на островах. Может быть. Он даже чувствовал себя неплохо в
обоих этих ипостасях своих. Но переходить из одной такой ипостаси в другую
- это было для него непереносимо. Он устал, страшно устал от этого!
6 мая Андрей Андреевич, как всегда, утром отбыл к себе на работу. Нева
только что очистилась от ладожского льда. Был очень яркий и теплый
солнечный день, хотя нет-нет да и подумал еще - Ленинград же! -
востренький восточный ветерок.
Уходя, он заверил, что вернется не позже семи: у Маруси могли
перестояться его любимые пирожки.
Не дождавшись мужа ни в семь, ни в восемь, очень встревоженная Мария
Бенедиктовна подняла переполох.
В "Цветэмали", куда она долго и тщетно пыталась дозвониться, в конце
концов подошла к телефону дежурная, курьерша Настя, которая порою
занималась у Коноплевых мытьем стекол к праздникам и другими
хозяйственными работами. Настя сообщила с совершенной точностью, что
Андрей Андреевич прибыл на работу вовремя, был спокоен, даже весел
(шутил!), и что затем его "вызвонили" куда-то.
Около двенадцати он уехал, все такой же довольный и спокойный. Примерно
в три часа, когда его не было, к нему пришел посетитель ("Какой-то
китаец", - сказала Настенька, и сердце Марии Бенедиктовны упало в
пропасть). Узнав, что Коноплева нет, он попросился дождаться его во что бы
то ни стало. Его провели в кабинет главбуха, и он, сидя там, тихо "читал
французскую книгу".
"Сам" приехал в половине пятого и, узнав, что его ждут, вроде как
расстроился или разволновался, что ли... Не снимая пальто, он заперся с
посетителем в кабинете. Примерно с полчаса оттуда не было слышно ни
звука...
Потом Андрей Андреевич позвал к себе старшего бухгалтера, передал ей
некоторые дела, как перед отъездом, и даже печать. Потом он вместе с этим
китайцем приготовился уходить. Он уже открыл дверь на лестницу, потом
быстро вернулся, подошел к ней, к Насте, и к Зиночке, счетоводу, взял их
за руки и сказал вот что. "Настя... Зиночка!.. - так сказал он. - Если в
случае чего Маруся моя... Пусть она не волнуется! Я - ничего... Скажите
ей: я скоро вернусь..."
Вот и все, что ей, Насте, было известно. Ни она, ни Зиночка "ничего
такого не подумали". Но вот теперь ей уже стало казаться, что лицо у
Андрея Андреевича было какое-то не такое, как всегда... Какое-то _такое_
лицо...
Стоит ли описывать, что происходило в те часы в доме 8 по Замятину
(Красному) переулку?
Может быть, к счастью, было то, что чувствам гражданок Коноплевых не
пришлось долго кипеть в пустоте. Около девяти вечера к переулку по
набережной подошла знакомая машина, и из этой трофейной машины в
трофейного сукнеца шинели, в немецких ботинках, с датскими часами на
запястье, вышел, задыхаясь и вытирая платком затылок, Иван Саввич Муреев.
Очень возбужденный, он поднялся к Коноплевым.
- Ну что? Ну что? - сразу же зашумел он. - Опять учудил что-нибудь наш
чудик? Ну, я так и знал...
Да, это он вызвонил сегодня утром Андрея Андреевича к себе на
Канонерский. А потому, что там на складе у него произошла странная вещь.
Хотя почему же странная: случается и такое...
Только на днях он получил с Дальнего Востока - с Филиппин, что ли,
откуда-то оттуда!! - отставшую от других большую партию трофейных
фруктовых консервов, главным образом ананасов в белых таких жестянках,
захваченных на оставленных противником продовольственных базах.
Консервы прибыли благополучно. Все ящики были приняты и оприходованы в
полном порядке, кроме одного. Он на следующий день начал издавать
невообразимое зловоние... Да, знаете, даже не скажешь чем: и тухлым сыром,
и падалью, и гнилой травой... Целый букет, понимаете... Грузчики,
ворочавшие ящики, начали задыхаться буквально до тошноты и, наконец, возле
весов таки уронили его.
Ящик разбился. Из него посыпались никакие не жестянки, а тоже какие-то
плоды или фрукты, вроде гранатов, что ли... Некоторые упали и - ничего, а
другие разбились (поспелее были!), и в них странная мякоть такая - ну
точь-в-точь сбитый белок или сливки с каким-нибудь вареньем... Но вонь,
вонь, я вам даже и сказать не могу какая...
- Прибежали за мной. Я туда: бог его знает - товар-то откуда прибывает,
как за них поручишься? Может быть, там ОВ какое-нибудь?!
Там ужас что творится: эти самые овощи всюду валяются... Войско мое
бегает, знаете, - носы кто чем зажал, - их собирает. Клавочка, счетовод
наш, на топчане в сторонке, как рыбка, брюшком кверху воздух ртом ловит,
без памяти... А вместе с тем, смотрю, - никакого ОВ. Плоды, сразу видно, в
полной сохранности, только дух от них такой, что... Что за произведения
природы? Уложены в ящик со всей аккуратностью, в бумажках...
И тут пришла мне в голову мысль: "Да кто же у нас теперь по всяким
тропическим делам крупнейший спец? Конечно, Андрюша! Даже, помнится, он
мне что-то про какие-то вонючие фрукты тамошние рассказывал..."
Ну, снимаю трубку - к нему! "Давай срочно сюда!" Он, конечно: "В чем
дело?" Сказать? Не поедет! "Нужен, - говорю, - во! Аллюр - три креста!"
Жду его. Из пакгауза все ушли, потому что никакого терпения, говорят,
нет. А я как-то принюхался, что ли; мне это благоухание начинает даже
казаться вроде как и ничего... Даже как будто аппетит вызывает...
Сижу - и вдруг вспомнил, что у меня брюки со вчерашнего дня не
отутюжены, а мне ведь потом сразу же к начальству ехать! Выношу решение:
свободное время использовать на сто процентов... Как Наполеон, знаете...
Кликнул там одного своего, брюки отдал: "Выгладить!" Жара страшная,
особенно в пакгаузах: крыши железные накалены... Китель у меня уже давно
снят; сел я в одних трусах на весовой стол, ноги калачиком; сижу
покуриваю. И жду Андрюшу, пока мне обмундирование в порядок приводят...
И вот, знаете ли, вошел он и встал в дверях, точно его на ходу оглушило
чем-то.
Ну, я не удивился. Дух, знаете, вокруг меня от этих плодов земных
крепкий. Да еще, как всегда, в порту канатом пахнет, дегтем, масляной
краской, невесть чем... Я сижу нагишом, яблоки эти по полу катаются... Но
впечатление-то от этого на него уж больно сильное! Стоит и смотрит на
меня, прикрыв глаза рукой, точно я не я, а кит гренландский
какой-нибудь... Точно он сам себе не верит и меня не узнает... И рубит при
этом черт те что:
- Ты О-Ванг, Ваня, - говорит. - Теперь все кончено! Ты вестник, я
понимаю... Ты О-Ванг, или О-Банг, - как-то так? - среди изобилия и плодов
дуриана!.. Иван Саввич, не мучь меня, - говорит. - Скажи мне, откуда они у
тебя?
И нагибается, и поднимает одно такое яблоко, и берет у меня со стола
ножик перочинный, и разрезает... И начинает харчить его. Да с такой
жадностью, с таким удовольствием...
Ему не надо было договаривать: и Мария Бенедиктовна и Светочка уже
рыдали друг у друга в объятиях. Им было ясно - случилось то, чего Коноплев
и боялся, и ожидал: он увидел нагого, тучного, благодушного бога О-Ванга
на складе Военфлотторга на Канонерском острове Ленинградского порта...
Могла ли какая-нибудь сила убедить его в том, что это еще не _тот
призыв_?..
...Никто уже не удивлялся, когда на следующее утро чины милиции и
администрация артели взломали дверь коноплевского кабинета на Полтавской.
В темноватом и небольшом кабинете этом стоял широкий и длинный
уныло-пустой стол, с лампой и стеклом поверх зеленого сукна по столешнице.
И, слабо отражаясь в этом стекле, в толстом зеркальном стекле, как в
специальной подкладке, точно в центре стола лежал на нем маленький
золотистый плод - _шальмугровое яблоко_.
Я не хочу, да и не в состоянии прокомментировать эту странную и
неправдоподобную историю. Можно только повторить древнюю пословицу:
"Sapienti sant!" ("Пусть про то ведают мудрейшие из нас").
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 11.07.2001 16:11
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг