мире тысячи неведомых и доныне не испытанных соединений, которые способны
превратить хомо сапиенса во что угодно. В гориллу и в тигра. В кролика и
соловья. В сатира и ангела. И кто сказал, что это превращение нельзя
закрепить надолго, сделать стойким. Нужно - произвольным, надо -
насильственным? А если так, то не стоит ли всю свою жизнь, всего себя
посвятить поиск ам подобного эликсира. Подобного зелья, черт возьми! Такой
отравы!
"Мир исполнен возможностей, никогда не осуществленных!" - говорил
Леонардо. Отыскать в грудах вещей и явлений хвосты этих возможностей и
ухватиться за них может только гений. Я не могу разъяснить вам, как Шишкин
нашел свой норд в мире химических явлений. По-видимому, он и был гением...
- Газ! - сказал он, стоя у стола, под которым присел на короткие
лапки, как таинственная черепаха, обыкновенный лабораторный газгольдер,
хозяйственно и наивно перевязанный желтыми чемоданными ремнями, точно
толстый мопс сбруйкой. - Да, газ... Состав? Да вот: эн-два-о... Ну и...
плюс икс дважды, скажем пока так. Плюс два атома еще одного элемента. Под
воздействием света (и в присутствии воды) быстро разлагается на газообразные
кислород и азот... Икс дает отчасти соединение с аш, отчасти -
улетучивается: Обнаружить его после реакции практически невозможно. Потому и
икс. Вот такой газ, Коробов! В этой бомбочке он под приличным давлением -
его... порядочно. Представляешь себе?
- Это я представляю себе очень просто, - не желая показать своих
чувств, сухо сказал я. - Но представления не имею - что это такое? Кому
оно нужно и зачем... Газов много.
Бакалавр Шишкин, слушая, остановился перед моим стулом. Он был сегодня
какой-то парадный: руки мыты с пемзой, борода подстрижена. Что такое?
- Скажи мне, Коробов, скажи, есть у тебя хоть столько воображения, как
у профессора В. Тизенгольдта? Или ты - "всегда без этого"? Можешь ты
представить себе... ну, хоть жидкость... Какую-нибудь там несмачивающую,
пенящуюся, золотисто-желтую маслянистую дрянь... Пусть она слегка
припахивает жасмином, туберозами, если ты их предпочитаешь. Пусть слегка
фосфоресцирует в проходящем свете... Ты вводишь ее в вены самого тугоухого
из твоих друзей, ну хоть Сергею Сладкопевцеву (ейбогу, Сергей Игнатьевич, не
морщись, так и было сказано!), и - на то время, пока это вещество остается
в его организме, он становится гениальным музыкантом. Играет, подбирает,
напевает... Сочиняет сонаты. Бредит мелодиями. Не может без этого. Способен
ты вообразить такое?
- Ты что, баккалауро, стал сотрудником "Мира приключений"? С Уэллсом
хочешь соперничать?
- Я хочу соперничать не с Уэллсом, а с господом богом! - с внезапным
раздражением и досадой рявкнул Венцеслао. - Если тебе угодно играть шута,
играй: но, ей-богу, стоило бы стать посерьезней... Нет такой желтой
жидкости. Есть газ! _Мой_газ_! Газ Шишкина! Голубоватый в малых
концентрациях, изумруднозеленый в больших. Подожди - увидишь! Слегка кислит
на вкус (как когда раздражаешь язык слабым током), в темноте
фосфоресцирует... Странное такое лиловатое свечение... В замкнутом
пространстве очень стоек. Соприкасаясь с аш-два-о, даже при слабом свете
разлагается быстро, в темноте - медленно. Добыть его... Проще простого,
потому что икс дважды - это идиотски вездесущее вещество. Отброс
производства. Мусор.
- Слушай, Шишкин! - рассердился наконец и я. - Ты химик, но и я -
химик. Что ты меня вокруг да около водишь? Свойства, свойства... Меня
интересует _действие_. Действие на человека, на металлы, на минералы, на что
- в конце концов?
- Действие? А вот какое у него действие. - Вдруг, резко понизив
голос, Шишкин сел рядом с моим стулом на кровать. - Действие - одно...
Нет, прости, два. Первое: он энергично возбуждает центры Брока... Ну -
мозговые центры речи, говорения. Заметил? Вовторых, он одновременно
(слышите? - одновременно!) нацело парализует центры фантазии... Если ты
не... Должен же ты, наконец, понять, что это значит!..
В тот вечер я очень устал, еле на ногах держался. Я не был ни
студентом, ни химиком. Я видел его возбуждение, чувствовал, что за ним
что-то есть, но никак не мог начать резонировать на его колебания. Хорошо,
любопытно, но - чем же тут так уж особенно восторгаться? Еще один наркотик,
еще одно анестезирующее средство... Эх, Сереженька! Приходится признать: не
умели мы с тобой проницать в будущее...
- Ну что ж, - сказал я ему тогда миролюбиво, - считай меня оболдуем:
не пойму, что тебя выводит из себя...
- Что ты оболдуй - всем и так ясно, - сердито фыркнул он - но до
какой же степени? Ладно, слушай! Вот ты вдохнул достаточный объем...
_этого_газа_. Центры речи твои возбуждены. Ты начинаешь _говорить_.
_Ты_не_можешь_не_говорить_._Ты_говоришь_непрерывно_. Но ведь фантазия-то
твоя в это время угнетена, воображение-то не работает! Ты полностью лишен
способности выдумать что-либо. Полностью! Абсолютно. Значит, говорить ты
можешь лишь то, что действительно видишь, думаешь, чувствуешь. А думаешь ты
тоже лишь о реально существующем. Понял? Следовательно, ты _говоришь_
_правду_. Только правду. И - всю правду, до конца...
Он вгляделся в меня, и ему показалось, что этого не достаточно.
- Если ты ненавидишь своего соседа по квартире, ты звонишь к нему и
выкладываешь ему всё, от "а" до "зет". Если ты непочтительно мыслишь о ныне
благополучно царствующем, ты не будешь молчать. Если ты - муж, а вчера
побывал в веселом доме в Татарском переулке, ты, возвратившись домой, на
вопрос супруги так и отчеканишь: "В Татарском переулке, милочка, и не в
первый раз..."
- А, да ну тебя! - вскричал я, довольно искренне вознегодовав. -
Хорошо, что это хоть - твоя фантазия...
- Хочешь - открою? - внезапно проговорил баккалауро, наклоняясь и
живо протягивав маленькую смуглую руку свою к бомбочке. Он коснулся крана.
Послышался и тотчас же смолк тоненький острый свист. Я вздрогнул.
- Какая же это фантазия, - пожал он плечами, - зажги-ка
электричество...
Я щелкнул выключателем. Маленький хлопок зеленоватого тумана, быстро
редея и голубея, плыл над столом к окну. Венцеслао смотрел на него с
непередаваемым выражением.
- Эн-два-о плюс икс дважды! - строго, по слогам, произнес он, когда
облачко окончательно рассеялось. - Запомни, Коробов, навсегда и это
название, и сегодняшнее число... И стол твой этот дурацкий... С этого
начинается новая эра.
Простить себе не могу: мне и тут еще казалось - шуточки. Глуповата
бывает порою молодость, не сердитесь, коллеги!
- Забавно! - спаясничал я. - Ты - пробовал? Ну, и? Режут
правдуматку?..
Воображаю, каким ослом я показался в тот миг ему!
- Уморительно, не правда ли? - в тон мне ответил он. - Я-то
пробовал, но... К сожалению, одиночки - не показательно. Мальчишки,
девчонки заставские. Неинтересный матерьял. Мне нужна целая подопытная
группа. Несколько вполне интеллигентных индивидов... Что бы каждый был
способен отдать отчет в ощущениях, проанализировать, письменно изложить...
Мечты, мечты! Где таких найдешь!
Одна смутная мыслишка в этот самый миг мелькнула передо мной... Когда
между людьми почти всё сказано, не находится только решимости переступить
какую-то черту... Тогда - такое вот эндва-о... Но нет, я даже не успел
прислушаться тогда, к самому себе, мне кажется...
- Скажи-ка, а газ-то твой не ядовит? Могут же быть всякие косвенные
последствия... И на какой срок действие? Навсегда?
Венцеслао встал с кровати и пересел на подоконник. Сел и уставился на
меня своими глазами гипнотизера: в газетах тогда помещал объявления некто
Шиллер-Школьник, чародей, у него из очей на рекламной картинке текли молнии.
Вот такие были сейчас глаза и у баккалауро.
- Хотел бы я, - мечтательно заговорил он, - хотелось бы мне
услышать, что мне сказал бы какой-нибудь Арсен Люпен, если бы я предложил
ему, для пользы его допросов, установить в ящике письменного стола примерно
такую вот бомбочку... Преступник запирается. Следователь нажал рычажок...
Запахло духами... Этото ты понимаешь?.. Или ты - Морган, или Рокфеллер. Ты
пригласил на обед с глазу на глаз Вандербильта или Дюпона, хочешь выяснить,
как смотрят они на положение на бирже... В стене отдельного кабинета -
газгольдер с эн-два-о (плюс икс дважды, само собой)... Ведь, пожалуй, стоило
бы Моргану заплатить неплохое вознаграждение тому, кто ему этакий газгольдер
заполнит газом... Да что - Дюпоны?... Вон я возьму да и предложу в нашем
Главном штабе... "А что ваши пр евосходительства? Вот ваши люди имеют порой
конфиденциальные беседы с разными там австрийскими или прусскими
штабистами... А не заинтересует ли вас этакий, мягко выражаясь, фимиам?
Пахнет не то ландышами, не то черемухой, чемто весьма приятным,.. Что, если
такой запах будет клубиться в каком-нибудь дамском будуаре, куда такой
полковник Эстергази привык заглядывать? Ведь это только приятно... Запахло
так в номере гостиницы, в кузове автомобиля... Так, на один момент...
Видишь ли, Павел, я уже сказал тебе: на свету... Я составил диаграмму
его распада... Минутное дело, через полчаса - никаких следов...
И вот представь себе: ты в комнате, в которую я впустил некий объем
газа... Удельный вес его равен весу воздуха. Диффундирует он мгновенно. Свет
в помещении обычно слаб, минут десять газ будет жить. За десять минут ты
вдохнешь восемьсот, тысячу литров воздуха... Вполне достаточно! Что же с
тобой произойдет? Сначала приятное быстрое опьянение, этакий легкий хмель...
Дамы будут в восторге: нежное головокруженье, этакое блаженство,
зеленоватосиреневый туман в глазах, запах цветов... Потом - секунд на пять
- семь, не более! - полная потеря сознания. Очень любопытно: выключается
только одна какая-то часть мозга, координация движений полностью
сохраняется. Ну да об этом потом: томы наворотят физиологи!
Затем - обморок мгновенно проходит... Очень легко дышится, чудесное
ощущение... Никаких видимых следов опьянения. Но ведь тот газ, который в
тебе, он-то - не на свету... Он не распадается так быстро... По-видимому,
он остается в организме несколько часов, у разных лиц по-разному... От двух
до десяти... И все эти часы всё это время, ты, мой друг Павлик, _говоришь_
_правду_...
Подумай над этим! Ты чувствуешь себя бодро приподнято... Ты никак не
можешь ничего заподозрить - просто у тебя чудесное настроение. Тебя
обуревают необыкновенно ясные чувства и мысли. Они значительны и
неопровержимы. Нельзя же их утаивать от мира. Тебе хо чется сообщить о них
людям. Молчать становится нестерпимо...
Тебе двадцать лет? Ты не можешь ни прибавить ни убавить их даже на год.
Ты полюбил девушку?.. Ты немедленно расскажешь об этом и ей, и всем, кого
встретишь. Если ты писатель, ты - погиб. Толстой, не смог бы изобразить
Наташу: ведь она - ложь, ее не было. Беда, если ты дипломат или князь
церкви: стоит тебе открыть рот, и ты наговоришь такого... Начинаешь
понимать, что такое мой эн-два-о? Соображаешь, к чему ведет владение им?
Баккалауро, всегда лаконичный, превратился в Демосфена. Способность
убеждать, у него всегда была, и мы даже поговаривала - нет ли у него
свойств гипнотизера... Впрочем, кажется, я начинаю искать оправданий... Не
хочу этого!..
...В окне брезжило утро, Венцеслао, бледный, усталый, говорил уже с
трудом, куря кручёнку за кручёнкой. Я открыл фортку, за ней густо
заворковали первые голуби... Я слушал их и думал: а что, если это так и
есть? Если он и впрямь добился всего этого?
Не буду хвастать: всего значения этого открытия - ведь только теперь
наука подошла к решению проблемы Шишкина - я еще не мог осознать. Но на
меня как бы повеяло, пахнуло необычным. _Я начал верить_. И что ж говорить,
в таком мире мы жили... Мне не пришло в голову видеть за этим открытием
великие и светлые перспективы. Во мне возникло не желание овладеть _Новым_,
чтобы это _новое_ отдать человечеству. А, что там еще: мне захотелось
сделать из того, что я узнал, маленькое, не слишком честное, эгоистическое
употре бление. Искусственно добиться откровенности, добыть признание
человека, который... Плохо, отвратительно, не хочу продолжать: сегодня-то я
не дышал его проклятым газом, выкладывать всё начистоту для меня не
обязательно...
- Слушай-ка, баккалауро, - далеко не решительно проговорил я в тот
рассветный час, движимый этими невнятными побуждениями, - а ведь в самом
деле... Это необходимо проверить. Экспериментально!
Он махнул рукой с досадой:
- Необходимо!.. А где и как? Мне ведь нужна не группа энтузиастов, всё
понимающих, но готовых ради науки на подвиг....
Предварительная осведомленность всё исказит, сам понимаешь... Мне нужно
не везение. Нужны павловские собачки. Я должен без их ведома сделать
кроликами людей, и притом - людей интеллигентных... Которым - _потом_ -
можно всё объяснить, и которые поймут, как важно сохранить пока этот опыт в
тайне. _Поймут меня_... А где я их возьму?
И вот тут-то - не он - я! - произнес решительные слова. Зачем? Мне
захотелось услышать хоть один раз правду, всю правду из уст Лизаветочки...
Плохо? Конечно, хуже нельзя, - мерзко! Все равно что вырвать признание
гипнозом, напоить девушку пьяной... А вот...
- Ну, ерунда! - пожал я плечами. - Ты ручаешься, что это безопасно
для "кроликов"? Так тогда... Забыл, какой завтра день? Соберется, как
всегда, человек двадцать, как раз то, что тебе нужно. Либо благородные
старцы, либо - студенчество... Никаких гробовых тайн, разоблачение которых
было бы трагедией... Может быть, только эта ходячая кариатида Стаклэ
замешана в какой-то там политике, так это и так всему миру известно... У
Раички, конечно, кое-что за душой есть, говорят, она к поэту Агнивцеву на
дачу одна е здила. Но Раичка и без твоего газа каждому все расскажет, только
попроси. Да и вообще - газетных репортеров у нас не будет... Почему бы тебе
не попробовать?..
Венцеслао не шевельнулся на стуле. Он колебался. Теперь-то я думаю:
нечего он не колебался, - он очень ловко разгадал меня и сыграл со мной в
прятки. Но вид был такой: размышляет в нерешительности.
- Не знаю, Коробов, - произнес он наконец в тяж ком сомнении. -
Конечно, с филистерской точки зрения превращать людей в подопытных морских
свинок - ужасно. Но ты представь себе, что Пастер бы не рискнул привить
свою сыворотку в первый раз _человеку_... Ты же первый осудил бы его...
Он произнес слово "филистер". Большего оскорбления молодому
интеллигенту тех дней и придумать было нельзя. Да каждый из нас любую пытку
бы принял, лишь бы снять с себя такое обвинение. Лучше "отца загубить, пару
теток убить", лучше по Невскому, бичуя себя , нагишом бежать, чем прослыть
филистером...
Мы все-таки решили, хоть для приличия, заснуть: я на кроватке своей,
Шишкин - на коротком диване. Гений закрылся пледом, и ноги его в носках
торчали по ту сторону валика. В окно уже тек свет Лизаветочкина "ангела", и
прикармливаемые ею жирные голуби уже топотали по ржавому железу, стукаясь в
стекло розовыми носами.
Когда я уже задремывал, мне пришел в голову еще один вопрос, может быть
и существенный.
- Баккалауро! - окликнул я. - А противоядия от этой прелести ты не
знаешь? Ты-то сам можешь избежать ее действия?
Венцеслао лежа курил, пуская дым в потолок.
- Пока нет! - ответил он после некоторой паузы и весьма лаконично.
Мне не пришло в тот миг в голову, что по крайней мере сегодня Шишкин не
вдыхал еще газа правды. У меня не было оснований ни верить, ни не верить
ему.
ПИР ВАЛТАСАРА
Вот приведены были ко мне мудрецы и обаятели,
чтобы прочитать написанное и объяснить его
мне. Но они не могли объяснить значение
этого...
Даниила, V, 15
Теперь, друзья, зовите на помощь воображение: я не Г.-Дж. Уэллс, а у
вас не отнята способность фантазировать, вы-то ведь никогда не слыхали
запаха злосчастного эн-два-о, смешанного с икс дважды.
Лизаветочкины именины, как я уже сказал, на Можайской, 4, расценивались
как событие двунадесятое. Помнишь, Сергей Игнатьевич, какую корзину фруктов
ты - Крез среди нас - притащил в тот день? В каком небывалом галстуке
появился? Не морщись, ие морщись: ты не анкету заполняешь...
Открывать секреты и совлекать покровы так уж совлекать. Ему мало дела
было до семьи Свидерских. Он - и фамилия-то Сладкопевцев - интересовался
тогда только колоратурными сопрано... Новой Мравиной. Второй Липковской!
Иначе говоря - Раичкой Бернштам, которую, кстати, тот же баккалауро
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг