было хранителем талисмана Эльваганом. Они уходили глубоко под воду, и там,
в холодной и темной глубине, сражались так яростно, как сражаются за то,
что гораздо важнее собственной жизни. Оха бурлила водоворотами и рычала,
как пойманный зверь. Однако неистовые бойцы не покидали ее. А-Лахатал
остался наедине со своим вечным страхом.
Когда башнеподобная голубая громада Йа Тайбрайя вознеслась над рекой,
когда воды ее выплеснулись на берег и смыли на быстрину многих закованных
в железо и сталь рыцарей, он ринулся в бой. Змей был во столько раз больше
и сильнее А-Лахатала, что со стороны было странно, что бог вообще
сопротивляется.
Оставшиеся в живых хранители уже не могли снова призвать на Арнемвенд
своего повелителя. Но они вполне могли победить в этом сражении и своими
силами завоевать власть над миром. Тем более что установленный порядок
вещей был на их стороне. И Каэтана со своими друзьями и подданными
сражалась сейчас вопреки предначертанному. А идти против судьбы всегда
тяжело.
Баяндай и Мадурай со своими воинами обрушились на двух божеств,
приведших за собой племя йаш-чан. Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон были
похожи в свой последний миг на медведей - грузных, могучих и старых,
которых обложила свора тявкающих собак. Они крушили черепа и кости своим
противникам, они расшвыривали их, но те сбегались снова. И боги устали.
Они так долго, так давно воевали с Мелькартом, так отчаянно пытались
сохранить свой мир от вторжения Тьмы и Мрака. Хедерге и Хехедей-мерген со
своими людьми бросились им на помощь - они не представляли себе жизни без
своих божеств. Но даже добежать не успели. Обрушиваясь на землю
бесформенной грудой каменной плоти, Ан Дархан обратился к Джесегею:
- Славная, однако, была битва...
- Славная... - прошелестел тот.
Каэ с сотней всадников умудрилась прижать к каменному боку горы
остатки танну-ула и уничтожала их, когда увидела, что невдалеке сражаются
йаш-чан и Магнус, окруженные целой толпой врагов. Прорубаться туда было
тяжело, да и Ворон уже устал, а нового коня достать было негде. Она не
дошла до них всего несколько шагов, когда тяжелая стрела с желтым
оперением вонзилась в шею Хедерге. Отец схватил безвольное тело сына на
руки, и это движение стоило ему жизни: вторая стрела - близнец первой -
поразила и его.
- Не-е-ет! - закричала Интагейя Сангасойя так отчаянно, что даже
враги обернулись в ее сторону. - Магнус!!!
Она изнывала от боли за отважных йаш-чан, но им было невозможно
помочь, а чародей еще был жив, и он просто обязан защититься. Каэ не
знала, что стрелы, посланные Эр-Соготохом, сами являются сгустком
заклинаний. Магнус отреагировал на угрозу, и даже знак сотворить успел,
однако он защищал себя от обычного оружия. И поэтому стрела Эр-Соготоха
прошила его насквозь. Он захлебнулся кровью и упал.
- Каэ...
Она пробилась к нему, соскочила с Ворона и опустилась на колени.
Сангасои образовали вокруг своей богини и умирающего чародея живую
крепость, пробиться в которую не мог никто - ни маг, ни воин.
- Каэ... Смешно, правда?.. Идите, идите... опасно. Номмо только
поцелуйте. Боги, как холодно... А я так горячо вас любил.
Его рука зашарила по груди, и Каэтана крепко сжала холодеющие пальцы
в своей жаркой ладони.
- Идите...
- Тише, тише, - склонилась она к самому лицу умирающего. - Тише.
- Мне не страшно, - прохрипел Магнус, - он тут. Черный великан...
Чародей дернулся всем телом и застыл. Она закрыла ему глаза и
поднялась на ноги. Ей не хотелось бросать Магнуса просто так, но время
скорбеть было неподходящее. Каэтана птицей взлетела в седло, и глаза у нее
были сухие, тревожно блестящие.
- Удачи тебе, - произнес Астерион, опускаясь возле тела мага. - Не
беспокойся, я унесу его отсюда.
Каэ неслась в бой не оборачиваясь, потому что оборачиваться на поле
битвы смертельно опасно. Но она знала, что сейчас, за ее спиной, Астерион
заворачивает тело друга в свой клубящийся плащ и тот поднимается в воздух
вместе со своей драгоценной ношей.
Йабарданаю удалось направить свою колесницу на Эльвагана. Взбешенные
гиппокампы с оскаленными клыками неслись на врага, и бывшему понтифику
Хадрамаута пришлось отступить. Под водой он был не так ловок, как Владыка
Морей. Но отбивался яростно и успел ранить Йабарданая в бедро, отчего за
бессмертным тянулась по всей реке клубящаяся красная полоса. Наконец
Древний бог прижал Эльвагана к подводной скале и пронзил его своим мечом
на длинной рукояти. Выкованное Курдалагоном лезвие прошло и сквозь камень,
пришпилив хаануха как бабочку. Йабарданай не стал ждать, пока тот умрет, а
выскочил наполовину из воды и заорал на все поле боя:
- Каэ!
Она поняла. Повернула коня, доскакала до берега и с размаху
обрушилась в воду. Извивающееся в кровавой завесе тело Эльвагана Богиня
Истины заметила сразу и ухватила цепь, на которой висел талисман.
Совершенно мокрая, она выскочила на поверхность и уничтожила безделушку
одним ударом.
- Я не почувствовал его, - признался Йабарданай, появляясь за ней
следом.
- Все может быть. Сейчас они не у дел, - бросила Каэ коротко. - Что
со змеем?!
- Подозрительно тихо, - проговорил Йабарданай, погружаясь на дно Охи.
А-Лахатала и Йа Тайбрайя он нашел гораздо ниже по течению. Оба были
мертвы и лежали обнявшись, как старые друзья. Голубое бесконечное тело
змея обвивало А-Лахатала, а трезубец морского владыки пронзил зверю глаз,
пройдя до самого мозга. Сильный поток воды уносил их обратно, к морю,
которое оба любили более всего на свете.
***
Он шел по полю битвы, и сражение затихало на мгновение там, где он
проходил, потому что все провожали его взглядами. Он был огромен - ростом
с фенешанга - и двигался стремительно и легко, как уррох или лев. И лицо
его - вытянутое, с широким и плоским носом, покрытым золотистой шерстью, и
изогнутыми кошачьими глазами, искрящимися как изумруды, с раздвоенной
верхней губой хищника, из-под которой то и дело показывались блестящие
клыки, и торчащими ушами - было почти львиным. Спутанная золотисто-рыжая
грива спускалась ниже лопаток, брови были тяжелые, нависающие. Одет этот
воин был тоже необычно: нагрудное украшение широким воротником ложилось от
основания шеи до солнечного сплетения - оно было свито из золотых нитей,
усыпанных изумрудами и хризолитами. Торс оставался обнаженным, давая
возможность хорошо разглядеть нечеловеческие мускулы незнакомца. Стройные
мощные ноги были затянуты в лосины из мягкой шкуры кого-то из кошачьих,
сапоги были увешаны клыками хищников. Опирался этот воин на длинный не то
шест, не то посох, набалдашником которому служил выточенный из цельного
изумруда череп льва.
Незнакомец пересек равнину с такой скоростью, словно верхом
передвигался, и достиг Каэтаны в считанные минуты. Те враги, что пытались
ему помешать, были стерты в порошок, причем никто не заметил, как он это
сделал.
- Командуй, - склонился он перед Каэтаной. Голос у него оказался
бархатистый, мягкий, похожий на ворчание льва.
Князь Малан-Тенгри и Тхагаледжа, сражавшиеся в ту минуту рядом со
своей богиней, немного оторопели.
- Кто ты? - спросил князь без обиняков. Он терпеть не мог
двусмысленностей и недомолвок. А теперь и времени на них не было.
Незнакомец хищно улыбнулся и повернул великолепную голову в сторону
Интагейя Сангасойи:
- Ты меня представишь или мне самому?
- А что тебя представлять? - отмахнулась она мечом от наскочившего
урахага. Такахай прочертил на волчьей мощной шее алую полосу. Бежавший
следом урахаг вдруг жалобно взвизгнул и, прижав уши, припал на брюхо. -
Почуяли...
Каэтана обернулась к своим спутникам, которые с удивлением отметили,
что яростный натиск волков-оборотней на их фланге вдруг стих и
образовалась минута передышки.
- Рада представить вам, господа, вашего обожаемого Аннораттху. Прошу
любить и жаловать. Он же - Верховный Владыка Барахой собственной персоной.
Тхагаледже стало не по себе, и все чувства отразились на его лице в
течение нескольких секунд.
- Я не знал, - сказал он. - Я не представлял даже...
- Я и сам забыл, - рыкнул Барахой. - Помнишь, Каэ, ты спросила меня
как-то, каков я на самом деле. Я тогда честно ответил, что уже успел
забыть...
Договорить они не смогли, потому что Самаэль погнал против них тупых
и мощных крокоттов и мардагайлов, которые, в отличие от урахагов, не
боялись даже львиноголового Барахоя.
Каэ натолкнулась на Жемину случайно. Она уже успела потерять из виду
своих соратников и осталась одна на какое-то время. Вокруг образовался
пятачок пустого пространства - и такое случается, - как в центре тайфуна.
И она жадно глотала воздух, пользуясь секундами передышки. Плечи и спина
ныли нещадно - маленькая богиня чувствовала себя так, словно колола
несколько суток подряд дрова. Ослепительная красавица принцесса,
восставшая из праха ведьма, бросилась на нее внезапно. И Каэ почувствовала
не просто гнев, но еще и досаду, и раздражение - с этой особой ей просто
было тесно в одной Вселенной. Она схватила Жемину за волосы и, когда та,
визжа и выкрикивая заклятие, ткнула ее кинжалом, сломала лебединую шею
одним коротким движением. Затем сняла с обмякшей ведьмы талисман,
аккуратно положила ей на грудь и пронзила Такахаем и металл, и плоть.
Мертвая уже, Жемина снова завизжала. Только после этого Каэ утерла мокрый
лоб и опустила взгляд вниз, на свой панцирь. Хвала дару бога-ребенка! -
только легкая царапина осталась на нем.
С обеих сторон было столько погибших, столько потерь и защитники, и
нападавшие настолько вымотались и устали, что всем было ясно: исход
сражения решится в ближайшие часы - до наступления сумерек. Мелькарт не
смог прорваться на Арнемвенд, и все же проход был открыт, пусть на
короткое время. Какая-то часть Тьмы вырвалась из своего заточения, и Каэ
кожей чувствовала ее присутствие. Это была великая сила, и почти вся она
воплотилась сейчас в смуглокожем великане в золотом венце с драконьими
крыльями. Там, где смерчем носился по полю Самаэль, живых не оставалось.
Но судьба, которая любит разыгрывать свою собственную игру внутри большой
игры вселенских сил, никак не сводила его ни с Траэтаоной, ни с Тиермесом,
ни с иными богами. И особенно с Каэтаной, хотя именно маленькую Богиню
Истины разыскивал сейчас по всему необъятному полю битвы урмай-гохон.
Траэтаона налетел на всем скаку на Баяндая. Лурд-убийца очень
полагался на свой талисман и потому не счел нужным убегать от неистового
бога. Драконоподобный конь Вечного Воина оскалился и вцепился врагу в
плечо, прокусив кожаные одежды. Лурд вскрикнул, хотя рана была невелика:
обычному человеку конь вырвал бы руку вместе с плечевым суставом.
Траэтаона почувствовал, как пульсирует талисман Джаганнатхи, ощутил, как
касается его своими липкими щупальцами приближающаяся Тьма. Он не
отступил, но немного растерялся, плохо представляя себе, справится ли,
сумеет ли. И тут Каэ, проносясь мимо, наклонилась и сорвала с шеи лурда
цепь с украшением, после чего Вечный Воин покончил с ним одним ударом.
Хранитель Дагмар спасался бегством, превратившись в волка. Огромный
серый хищник несся по Шангайской равнине во всю прыть, а следом летел на
седом коне рыжий всадник в шлеме из черепа Дракона. Он положил свою секиру
поперек седла, а сам поднял лук и, почти не целясь, выпустил длинную
тяжелую стрелу. От удара волк перекувыркнулся через голову, упал. Затем
встал на дрожащих, разъезжающихся лапах и поковылял прочь от неумолимого
противника.
- Подожди, - попросил Бог Войны очень ласково. Он пустил скакуна
галопом и, поравнявшись с урахагом, отрубил ему голову своей секирой. Конь
поскакал дальше, безголовое тело бывшего хранителя осталось лежать рядом с
бесполезным уже талисманом Джаганнатхи.
А Декла столкнулся с Тхагаледжей. Правитель Сонандана искал своего
бывшего соотечественника долго и упорно. Возможно, он выжил в этом
сражении, потому что был одержим именно этой целью.
- Добрый день, ваше величество, - сказал старик, увидев своего
господина. - Разрешите проехать.
- Я искал тебя, Декла, - сказал татхагатха. - Не торопись покинуть
меня так скоро.
- Мне жаль, - осклабился тот. - Возможно, вы не понимаете, кто
сильнее.
- Возможно, - согласился Тхагаледжа. Он преграждал Декле дорогу,
заставляя своего коня стоять боком к скакуну старика.
- Пропустите меня, - резко молвил тот. - Мне не хочется убивать вас,
вы всегда были добры ко мне. Но оставьте мне выбор.
Вместо ответа правитель сунул руку за пазуху и вытащил оттуда
маленький флакончик, вроде тех, в какие наливают ароматические масла.
- Что это? - изогнул бровь хранитель.
- Искра пламени Истины. Нингишзида сказал, что она может уравновесить
наши шансы. Ну что, теперь сразишься со мной?
И они вступили в схватку. Два немолодых человека решали между собой
вопрос, который был гораздо важнее, нежели смерть или жизнь. Они смутно
сознавали, что сражаются не за себя и не за свои интересы. Но ни тот ни
другой об этом не думали. Декла с удивлением отметил, что его бывший
повелитель, коего он полагал никудышным воином, весьма искушен в ратном
деле. Удары, которые он наносил, свидетельствовали о мастерстве. Хранителю
было неприятно сознавать свою очевидную слабость, и он решил прибегнуть к
помощи талисмана. Но тот оказался не более чем простым куском драгоценного
металла.
Со смертью каждого следующего хранителя талисманы явно теряли свою
мощь.
Декла понял это только тогда, когда Тхагаледжа с полоборота изо всей
силы погрузил свой клинок в его живот.
Самаэль и Арескои встретились на том участке Шангайской равнины, где
бой уже затих. Воздух оглашался стонами раненых, тяжело и остро пахло
кровью и сырой землей, и стаи птиц уже кружили над этим местом, торопясь
приступить к своему пиршеству. Небо потускнело и как-то странно сжалось,
словно от тоски и страха, - оно было низкое и куталось в рваный плащ
грязно-серых облаков.
Урмай-гохон издалека завидел Бога Войны, признав его и по седому
коню, и по известному всему Арнемвенду шлему. Взвесил в руке свой тяжелый
меч и пришпорил коня, понукая его двигаться еще быстрее. Рыжий воин видел,
сколько смертей, сколько боли и слез, сколько горя принес сын Ишбаала его
миру, и ненависть - конкретная, направленная на Самаэля, скачущего сейчас
во весь опор по направлению к нему, - удушливой волной поднялась в нем.
Ненависть губит душу точно так же, как сомнения. Каэ сказала бы ему это, и
Траэтаона повторил бы многократно - нельзя ненавидеть того, с кем
предстоит сразиться: это чувство ослепляет и оглушает, отнимая силы и
волю. Но и Каэ, и Вечный Воин были не с ним. Интагейя Сангасойя сражалась
с Мадураем, а Траэтаона охотился за мардагайлами.
Всадники налетели друг на друга вихрем, сшиблись, завертелись, как
два смерча, пытающиеся победить друг друга; и само пространство, казалось,
вихрем закружилось вокруг них. Комья земли, обломки оружия поднялись над
поверхностью, словно прелые листья, и тут же упали обратно. Ревел меч
Джаханнам, вскрикивал венец Граветта, и с пением рассекала воздух Ущербная
Луна. Грызлись между собой седой и черный.
Арескои так яростно атаковал Самаэля, что даже оттеснил того на
широкую песчаную отмель, и поединок продолжился уже на берегу Охи. Седой
конь внезапно захрипел, стал валиться на бок. Победитель Гандарвы успел
вовремя спрыгнуть с него и даже изловчился мощным ударом секиры сбросить с
седла урмай-гохона. Самаэль приземлился на ноги мягко, как кошка. Он был
не столько разозлен тем, что враг сопротивляется долго и упорно, сколько
разгорелся в нем азарт. И лицо у него было сумасшедше-веселое.
- Хороший ты воин, - обратился он к Арескои. - Но ты мне не нужен на
этой планете.
И нанес последний удар.
Рыжий бог почти не почувствовал боли. Просто странно одеревенело тело
и перестало его слушаться. Он видел, как кренится небосклон, как летит ему
в лицо влажный грязно-желтый песок. Слышал грохот, какой бывает при
падении тяжелого, закованного в доспехи тела. А смерти не чувствовал.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг