Согласно древней традиции, унгаратты выслали герольда, трижды
протрубившего в рог и зачитавшего воззвание к вражеской армии с
предложением сдаться немедля, дабы сохранить собственные жизни и избежать
ненужного кровопролития. В этом случае герольд счел возможным добавить от
себя, что соотношение сил настолько несопоставимо, что магистр Уджайн
считает естественным, если противник сложит оружие. Он обещает пленникам
все возможные воинские почести и соблюдение их достоинства. Вместо ответа
черный квадрат двинулся в атаку.
Унгаратты, особенно конные рыцари, закованные в вороненую сталь,
плохо представляли себе, какие смертники решились выступить против них
исключительно в пешем строю, к тому же практически без оружия и доспехов.
Пренебрегая всеми правилами ведения боя (хотя можно сказать, что и в
строгом соответствии с оными, ибо впоследствии все стратеги, изучавшие это
сражение, не обнаружили ошибки в действиях магистра Уджайна), конные
рыцари окружили странных воинов в кожаной одежде и наставили на них пики и
секиры, требуя немедленно сдаться в плен. И вот тут началось побоище.
Изумленные унгаратты, оставленные в резерве скорее за ненадобностью,
нежели из какого-либо хитроумного замысла, увидели, как падают с коней их
товарищи; как брызжет фонтанчиками кровь; как медленно превращается в
отвратительное месиво недавно вспаханная земля. Они бросились, конечно же,
на помощь, почуяв неладное. Но только сами попали в кровавую мельницу.
Как маленькая певчая пташка в зубах здоровенного уличного кота не
имеет ни малейшего шанса на победу, так и Возлюбленные смерти были
уничтожены лурдами с пугающей быстротой и легкостью.
Оказалось, что воины Баяндая обладают недюжинной силой и
нечеловеческими, с точки зрения рыцарей, возможностями. Когда всадники
окружили лурдов со всех сторон, стоявшие в первых рядах, по периметру,
высоко подпрыгнули, оторвавшись от земли на высоту конского роста, и
страшным и - что самое невероятное - одновременным ударом ног вышибли
ближайших рыцарей из седел. Им не дали коснуться земли другие лурды,
заколов еще в падении. Часть конницы была истреблена странными, почти
незаметными метательными шипами, которые вонзались в шею или глаза, доходя
в этом случае до мозга; несколько сотен человек даже не успели заметить,
что их убивают.
Коням отрубали ноги, и, лишенные опоры, они ржущими, стонущими
грудами валились на землю, в своей страшной агонии придавливая и
всадников. Когда же Уджайн велел лучникам расстрелять коварного
противника, то оказалось, что лурды умеют уклоняться от стрел. И только
незначительная их часть была убита несколькими залпами.
Наверное, тогда унгараттов охватила паника. Они стали отступать,
причем бегущие рыцари смяли своих же пехотинцев. И многие пешие солдаты
ордена погибли под копытами взбешенных коней.
То, что было потом, сражением не решится назвать уже никто.
В кровавой бойне, которую учинили лурды армии унгараттов, выжили
считанные единицы. Либо трусы, другими словами - предусмотрительные люди,
успевшие сбежать; либо те, кто был завален телами убитых товарищей и по
счастливой случайности не задохнулся и не истек кровью.
В этот день, собственно говоря, и перестал существовать орден
унгараттов. Хотя в Кортегане и Тиладуматти, во множестве замков еще
оставались отдельные отряды, но из Тиладуматти они были вскоре изгнаны.
Поражение столь угнетающе подействовало на большинство членов ордена, что
они не смогли оказать достойного сопротивления войскам матариев,
вторгшимся некоторое время спустя на побережье моря Лох-Дерг. Малый Бурган
и Штайр, которые являлись основными центрами сопротивления таким морским
набегам, лежали в руинах, а новый великий магистр, имени которого история
даже не сохранила, разительно отличался от своего предшественника, не
говоря уже о Катармане Керсебе, который едва не сравнился с самим
Пэтэльвеном Барипадом. У него не хватило ни знаний, ни таланта, ни
решимости восстановить славу ордена.
Что касается Эльмарена Уджайна, то он пал одним из первых на
безымянном вспаханном поле на окраине Маягуаны от руки Мадурая - брата
предводителя лурдов.
"Возможно, Истина мстит за пренебрежение ею даже тогда, когда сама о
том не подозревает. И поющие драконы теперь будут кружиться над крепостями
унгараттов до тех пор, пока Возлюбленные смерти не приведут Истину в свой
дом как почетную гостью, не вымолят у нее прощения и не поймут, что
посягающий на Истину в конечном итоге сражается против самого себя" -
этими словами заканчивается десятая книга Истории ордена унгараттов и
деяний его великих магистров.
***
Три сотни эльфийских меченосцев с лунными клинками - это такое
количество, которое не в состоянии нанять за деньги ни один владыка
Арнемвенда.
Это такая сила, которой может противостоять только объединенная армия
бессмертных.
Это такая красота, что даже безразличные ко всему на свете хассасины
смотрели на своих спутников с трепетом и благоговением.
Они ехали верхом на белоснежных конях.
Три сотни белоснежных эльфийских скакунов - словно ромашковое поле,
простирающееся от горизонта и до горизонта; словно снега, лежащие на
вершине Медовой горы Нда-Али, - девственно чистые, ослепительные и
холодные. Эльфийские кони не ржали и не цокали копытами. Они двигались
словно стена тумана, словно белые гребни волн, и Харманли Терджена
пробирала дрожь, когда он искоса бросал взгляд на ехавших рядом воинов.
Командовал эльфами не сам Рогмо, но его ближайший родич - Манакор
Гаронман, - высокий беловолосый эльф в бледно-зеленом плаще и доспехах,
усыпанных хризолитами. Его пояс, поводья коня, сапоги и даже ножны лунного
меча выглядели так, словно были сплетены из травы. На самом деле материал
был совершенно иной, но об этом никто из людей не догадывался, тем более
что эльфы и благоухали травой, цветами и свежей зеленью.
Сам ветер как-то иначе обнимал их прекрасные тела, перебирал волосы и
шевелил легчайшие плащи. Эльфы ехали молча, а серебристые колокольчики на
упряжи их коней, напротив, легко позвякивали, сплетаясь своими голосами в
какую-то замысловатую, нежную и печальную мелодию.
Хассасины притихли, призадумались. Они боялись повышать голос в таком
соседстве, и не то что ругательств - простых разговоров слышно не было.
Даже необходимые фразы произносили благоговейным шепотом. Суровые воины
Ретимнона и Кройдена сами не понимали, что с ними творится, однако не
сопротивлялись абсолютно новым и незнакомым чувствам. Возможно, так
начинается любовь, о существовании которой хассасины прежде не подозревали.
Эльфы вообще людей не любили. Жестокие, кровавые, безумные хассасины
не нравились им более других. Однако превыше любви и нелюбви стоял долг
Древнего и мудрого существа перед тем ребенком - растерянным и испуганным,
- которым для эльфа являлся любой человек.
Морлоки - проклятые эльфы - это было их печальное прошлое, их
страшное наследство, и отвечать за него тоже могли только они сами. Что же
касается хассасинов, то не о них думали Древние существа, выступая в
поход, но о Кахатанне и прочих бессмертных, мечущихся сейчас по всему
Арнемвенду, чтобы предотвратить скорую гибель этого прекрасного мира.
Рогмо ехал поодаль, как бы сам по себе; и даже Манакор, который
пытался несколько раз вовлечь его в разговор, наконец отстал и теперь
только изредка поглядывал на своего короля, пытаясь угадать, что же на уме
у этого удивительного существа - полуэльфа.
Внезапно в придорожных густых кустах раздался сначала кашель, а затем
скрипучий голос произнес:
- Привет тебе, Гаронман! Пригляди, чтобы меня не спутали с кроликом и
не употребили в пищу...
Хассасины чуть было с седел не попадали, когда на дорогу выбрался
бородатый человечек - коренастый и приземистый, по пояс любому из них, в
яркой одежде и огромных башмаках.
- Неужто гном? - спросил кто-то из воинов, не в силах сдержать
удивление.
- Гном, - строго одернул его Терджен. И вполголоса добавил:
- Если мы уже едем рядом с тремя сотнями эльфов, то чем тебя, дубину,
потряс один-единственный гном? - А вслух вымолвил:
- Приветствую тебя, Древнее существо. Прости, но не знаю, как тебя
зовут.
В нынешние - смутные и странные - времена Терджен вел себя не так,
как обычно. Он вообще сильно изменился после смерти Чаршамбы Нонгакая и
после того, как столкнулся лицом к лицу с Кахатанной.
- Знакомьтесь. - Рогмо внезапно очнулся от своих размышлений. - Это
наместник короля Грэнджера, советник Раурал. А это - Харманли Терджен,
великий магистр ордена...
- Не нужно, не продолжай, - оборвал его гном. - Кто ж на Имане не
знает орден Безумных хассасинов и его бессменного предводителя?
Терджен отчего-то смутился, не поняв, хвалит его гном или осуждает.
- Я к тебе, король Рогмо, на пару минут. Уделишь время старому
знакомцу или нет возможности?
- Сейчас...
Рогмо спрыгнул со своего коня и обратился к Манакору и Терджену:
- Вы подождите меня во-он на той поляне, отдохните. А я скоро вас
догоню. Ладно, Манакор?
- Конечно, ваше величество, - внушительно ответил тот, напоминая
Рогмо, что ему не нужно обсуждать с подданными свои действия. Достаточно
просто велеть.
- Ну, езжайте. - И Рогмо махнул рукой.
Терджен невольно подумал о том, какой неограниченной властью и
возможностями обладает этот на первый взгляд молодой человек. И впервые
чуть было не позавидовал, хотя зависть была не в чести у великого
магистра. Просто то, что он видел, существенно отличалось от прочих
проявлений могущества, известных ему.
Триста эльфийских меченосцев с лунными клинками, верхом на
белоснежных скакунах - это ведь просто невозможный сон, пришедший вдруг из
далекого детства, когда он маленьким мальчишкой мечтал краем глаза увидеть
хотя бы одного эльфа. Детям чужды взрослые проблемы - они не делят между
собой землю, море и небо и вполне в состоянии жить бок о бок с ожившей
легендой, не чувствуя своей ущербности. Глядя на эльфов, однорукий Терджен
понимал, что люди ненавидят эльфов именно за то, что те так прекрасны.
- Что случилось, Раурал? - спросил между тем Рогмо у своего друга.
- Тоска случилась, Гаронман. Вот я и пришастал к тебе. Не обессудь...
Рогмо видел, что гном не договаривает самого главного, а времени у
него не оставалось, и потому он пришел Рауралу на помощь.
- Ты понял, что мы больше никогда не увидимся, и решил попрощаться?
- Что-то вроде того, Гаронман. Нас, Древних, не обманешь. Мы свою
смерть чуем, чему я вовсе не рад. Предпочел бы неведение, но, увы, нас
никто не спросил об этом. Не хочу думать, что будет с тобой. Может, это
меня в шахте завалит или ветал сожрет. Но только проститься нам с тобой
обязательно нужно. Расставаясь, должен ты знать наверняка, что я тебя
люблю как родного, как если бы ты был гномом. Что тот, кто переживет
другого, все расскажет остальным друзьям. Давай руку, полуэльф. Ты ведь
все равно слишком живой и теплый, чтобы быть эльфом. И за что на тебя
свалилась эта тяжесть, Гаронман? Если выживешь ты, то Каэтане передай, что
сам захочешь... Все будет верно.
- Если выживешь ты... - начал было Рогмо, но Раурал тоскливо на него
посмотрел:
- Знаю я, все знаю. Может, оно и глупо - вот так, задолго до события
прощаться. Но еще глупее не проститься, когда возможность эта была. Ну,
обнимемся, что ли?
Манакор Гаронман - истинный эльф по крови - со странным выражением
лица смотрит, как в нескольких сотнях шагов от того места, где остановился
отряд эльфов и людей, его король обнимается с плачущим и улыбающимся
гномом.
В отличие от гномов эльфы никогда не плачут, а улыбаются крайне,
крайне редко.
Что же это за соленая капля тяжело сползает на трепещущую бабочкой
улыбку на губах Манакора?
***
Этот талисман сопротивлялся еще отчаяннее, чем предыдущие. Добытый
из-под песка, из какого-то старинного тайника, что неясным образом не
заметил в прошлый раз Джоу Лахатал (и слава судьбе, что не заметил, сказал
Змеебог), он предлагал Каэтане такие вещи, что она даже приостановилась на
секунду - послушать. Очень уж забавно все это у него получалось. Впрочем,
даже мир Тайара, обещанный в качестве бесплатного приложения к основному
подарку, не подействовал искушающе, и талисман, дико завизжав, распался на
две половины под ударом сверкающего Такахая.
Каэтана вытерла влажный лоб.
В пустыне Урукура, в отличие от Джемара песчаной, зыбкой и
наполненной миражами, было еще жарче. И даже Аврага Дзагасан,
использованный на сей раз в качестве средства передвижения, а вернее -
переползания, шипел недовольно, требуя воды.
После гибели вайделотов оазис как-то сам собой высох. Озеро ушло в
пески, храм уже наполовину занесло, и только могущество Джоу Лахатала
открыло ход к тайнику. Сама Каэ копала бы тут до скончания века.
Когда талисман перестал существовать, А-Лахатал, отправившийся с
братом в это путешествие, воздел над бывшим озером руки, и откуда-то
из-под белого, раскаленного песка фонтаном ударила в пылающее небо
прохладная вода. Мутная лужа становилась все больше и больше, расползаясь
вширь, и мусор пеной всплывал на поверхность, но А-Лахатал, счастливо
улыбаясь, уверил всех, что это явление временное. Через несколько дней все
уляжется, и в этом месте снова возродится жизнь.
- Хорошо бы, - сказала Каэ мечтательно.
Они уселись верхом на Аврагу Дзагасана, и вдоволь напившийся Змей
заструился своим нескончаемым телом, перетекая с бархана на бархан.
Глядя на эти бесконечные горы песка, она внезапно ощутила острую
тоску по снегу - голубовато-белому, холодному и пахнущему фиалками и
свежестью.
- Ты плохо выглядишь, - обратился к ней А-Лахатал, когда развалины
храма и возникающее из небытия озеро остались позади. - Я дольше других
тебя не видел, и мне лучше видно. Остальные, верно, постепенно привыкли.
Ты устаешь от этих вражьих талисманов?
- Наверное, - рассеянно откликнулась она.
- Или тебя мучит что-то другое? - не отставал А-Лахатал.
- Может быть...
- Скажи мне, Каэ, дорогая, а вдруг я смогу тебе помочь?
- Спасибо, но ничего не нужно, - улыбнулась она печально и вымученно.
- Я сама не знаю, что происходит со мной. Я больше не могу без этого жить,
просыпаюсь каждую ночь оттого, что плачу навзрыд, - и кто бы ответил, чего
мне так не хватает?
- Все уляжется, вот увидишь, все уладится, - пробормотал А-Лахатал. -
Знаешь, мне очень больно, потому что я не знаю, чем тебе помочь. И
поэтому, если ты вдруг придумаешь, скажи мне обязательно.
- Договорились, - кивнула она.
Наблюдая за тем, как движется к цели Аврага Дзагасан, Каэ сделала
вывод, что для Древних существ пространство выглядит как-то иначе. Проводя
в нем столько же времени, они умудряются как бы поглотить его. Возможно,
это зависит и от невероятных размеров драконов и змеев. Скачущий во весь
опор конь буквально через несколько секунд остался бы далеко позади,
вздумай он вдруг устроить гонки с невероятным Змеем Земли.
Правда, Аврага Дзагасан не любил воды. Но зато в океане обитал Йа
Тайбрайя, так что все стихии были распределены.
Воспоминания о Йа Тайбрайя причинили Каэ сильную боль, но она
постаралась скрыть это от своих спутников, чтобы не огорчать их лишний
раз. Они и так слишком переживали за нее.
В Салмакиде продолжали твориться странные вещи.
Пускай и неопасные на первый взгляд, но Каэтану угнетала уже одна
мысль, что что-то выходит из-под контроля, не подчиняется; и кто знает,
каким окажется впоследствии, чью сторону примет?
Неуловимый Аннораттха обретал все большую известность. О нем с
восторгом говорили все - жрецы, поэты, воины, лучники, меченосцы. И даже
повара. Однако с того времени, как Каэтана захотела с ним познакомиться,
он не попадался на глаза ни ей, ни ее друзьям. Оставался единственный
способ - приказать доставить его для дружеской беседы связанным по рукам и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг