скорость. Сидящий в "вороньем гнезде" наблюдатель сам себе не поверил,
когда безбрежное пространство Кораллового моря внезапно перегородила
темная полоса. Матрос минут пять недоверчиво вглядывался вдаль, тер глаза
и отчаянно плевался, надеясь на то, что от усталости просто грезит. Но
ничего не помогло - даже кружка питьевой воды, вылитая в отчаянии на
голову. Темные пятна не только оставались явью, но еще и неслись на
корабли с неподобающей твердой земле скоростью. И когда стали окончательно
видны размытые очертания суши, обалдевший матрос неуверенно завопил:
- Земля! Впереди по курсу земля! - И совсем тихо добавил:
- Но не Сарконовы острова, наверное.
Им, ходившим по Коралловому морю на самых разных судах, было трудно
представить, что суша показалась вдали не через две недели, а на четвертый
день плавания. Событие это тайком от шаммемма обсуждалось всюду и всеми -
от капитанов до простых матросов.
Воины отнеслись к этому значительно проще. Будучи хаанухами, они тоже
удивлялись, но времени на разговоры именно у них и не было. Стрелки
проверяли тетивы и гибкость луков, пересчитывали стрелы. Латники
прилаживали свои гибкие панцири, сделанные из шкур и грудных пластин
морских животных, - такие доспехи были значительно легче металлических и
крепились при помощи сложной системы ремешков по бокам. У каждого воина
был за пазухой острый как бритва нож, приготовленный специально для того
случая, если хаанух будет сброшен в воду. Плававшие как рыбы, они легко
разрезали крепления своих панцирей, и уже ничто не мешало им держаться на
поверхности столько, сколько будет необходимо.
Дженнин удалился на нос флагманского корабля и там в одиночестве
оставался довольно долгое время. Поскольку все его подчиненные были
уверены, что их командир возносит молитвы морским божествам, то не
беспокоили его и близко не подходили.
- Ни о чем не тревожься, - шептал между тем тихий голос. - Все будет
по воле твоей.
- Что мне нужно делать? - спрашивал Эльваган.
- Ничего особенного. Веди сражение, как делал бы всегда, а малая
толика удачи, которая обычно решает исход битвы, тебе уже дарована.
- Благодарю тебя, повелитель Мелькарт, - сказал шаммемм.
Пираты на то и пираты, чтобы не упускать лакомый кусок, если он сам
плывет к ним в руки. Не прошло и часа с того момента, как наблюдатель
заметил сушу, а уже неслись навстречу эскадре Хадрамаута бесчисленные
корабли пиратского братства.
На Сарконовых островах хорошо помнили события недавнего прошлого,
когда одинокий корабль, атакованный несколькими судами, не просто
оторвался от них, но и уничтожил значительную часть нападавших. Помнили и
о гибели Красного хассасина, а потому ошибок больше не допускали. Три с
половиной десятка кораблей двинулись встречать маленький флот, а еще около
дюжины готовились к отплытию, чтобы в нужный момент подоспеть на помощь.
И стремительно разрезали волны два головных корабля - "Морской змей"
хаануха Огокина Овайхи и "Голубая ласточка" аллоброга Доэна.
***
Харманли Терджен долго выбирал и колебался, кого послать в Хахатегу
искать защиты у эльфов. И после того, как рассмотрел семь или восемь
возможных кандидатов на выполнение этого задания, махнул на все
единственной рукой и решил ехать сам. Меджадай Кройден и Рорайма Ретимнон
поддержали его и предоставили полную свободу действий.
К тому времени когда Терджен собрался в Хахатегу, в Сетубале уже
начиналась паника. Каждую ночь в городе и его окрестностях исчезало
несколько человек, останки которых находили позже в самом ужасном виде.
Даже привыкшие к жестокости с младых ногтей Безумные хассасины чувствовали
себя прескверно, подбирая кровавые ошметки, оставшиеся от их родных и
близких. Привыкшие к беспрекословному повиновению люди еще молчали, но
недовольство назревало исподволь. И соправители Эль-Хассасина предвидели
скорый и неизбежный взрыв негодования и народного гнева, который, как
известно, чреват еще большими зверствами и жестокостями, нежели те, на
какие способны порождения тьмы.
Поэтому от Харманли Терджена ждали скорых результатов и, скрипя
зубами, приказали великому магистру умерить на время гордыню и найти в
себе достаточно сил, чтобы при необходимости и поклониться королю эльфов.
На рассвете из южных ворот Сетубала выехала длинная колонна всадников
и направилась по дороге, ведущей к границе с Хартумом. Харманли Терджен
ехал впереди.
Ничего существенного в пути не случилось, если не считать того, что
несколько темных силуэтов сопровождали колонну, скрываясь в придорожных
зарослях. Терджен запретил своим рыцарям охотиться на них, приказал всем
держаться вместе, а на привалах выставлять охрану вокруг лагеря кольцом,
причем ставить воинов на расстоянии каждых двух шагов. В ордене Безумных
хассасинов дисциплина издавна была железной, и даже если воинам
предосторожности, принятые великим магистром, и казались чрезмерными,
однако они вслух их не обсуждали, выполняли все, что было приказано, с
четкостью хорошо отлаженного механизма.
Наверное, именно по этой причине ни один человек в отряде не был убит
и до границы с Хахатегой добрались без потерь. В Хахатеге было значительно
легче. Темные тени все еще мелькали за стволами деревьев, а по ночам
приближались к кострам настолько, что иные воины даже слышали их легкие
шаги, однако стало этих смутных силуэтов гораздо меньше. И были они скорее
любопытны, нежели агрессивны.
Оповещенные королями Эль-Хассасина, власти Хартума готовились к
встрече посольства. Не успела колонна рыцарей провести сутки на территории
соседнего государства, как уже была встречена воинским подразделением в
три сотни человек - прекрасно обученных и вооруженных. С появлением солдат
Хартума темные силуэты и вовсе оставили людей Терджена в покое.
Откровенно говоря, великому магистру не раз и не два приходила в
голову шальная мысль броситься за этими соглядатаями, догнать их и вызнать
все, что можно только узнать человеку о морлоках и способах борьбы с ними.
Однако Терджен отчетливо понимал, что именно этого от него и добиваются, -
ловушка была расставлена нехитрая. А даже если бы ему удалось реализовать
свой безумный план, то он потерял бы очень много времени. Тогда как в
Эль-Хассасине каждую ночь продолжались бы кровавые преступления проклятых
эльфов. И он нашел в себе силы следовать своей дорогой. Выдержка и
решимость Харманли Терджена была сполна вознаграждена тем фактом, что,
когда он подошел со своим отрядом к ярко-желтым стенам Хахатеги, его
встретили не только от имени наместника Хартума - герцога Талламора.
Прямо посреди главной площади города Терджен с изумлением увидел
нескольких эльфов, ехавших куда-то неторопливо. И, уловив его напряженный
взгляд, сайнанг, возглавлявший пышную процессию встречающих, пояснил:
- Король эльфов Рогмо Гаронман почтил нас своим прибытием.
Харманли Терджена встретили приветливо, моментально освободили от
пропыленной и грязной одежды, не покушаясь, впрочем, на доспехи и оружие,
что весьма расположило его к здешним хозяевам, предложили ему и его
спутникам пройти в огромный зал с бассейнами для омовения, где на
мраморных скамьях лежали заранее приготовленные пышные и - что важнее -
чистые одеяния. А когда хассасины отдохнули с дороги и привели себя в
порядок, очаровательный дворцовый распорядитель - улыбающийся и сияющий,
но в пределах благоразумия и достоинства - пригласил послов Эль-Хассасина
на обед, во время которого они могли изложить свое дело, приведшее их в
Хартум.
Герцог Талламор произвел на Харманли Терджена странное впечатление.
Это впечатление, не имеющее ничего общего с его основным заданием,
довольно долго мешало ему сосредоточиться на том, ради чего он и проделал
неблизкий путь. Пока наконец великий магистр не сообразил, что барон
Банбери Вентоттен, герцог Талламор, страшно похож на великого магистра
Арлона Ассинибойна, чей портрет он не раз встречал в картинной галерее
ордена. Рядом висели портреты Чаршамбы Нонгакая и Пэтэльвена Барипада.
Сообразив, в чем дело, а также вспомнив о кровном родстве между магистром
Ассинибойном и герцогом Талламором, Харманли несколько успокоился.
Достаточно для того, чтобы выдержать с достоинством встречу с королем
эльфов и его немногочисленной, но весьма внушительной свитой.
Сам Рогмо Гаронман оказался фигурой необыкновенно интересной,
несмотря на то что эльфы из его свиты выглядели величественнее и строже.
Рогмо действительно был полуэльфом, и теперь, когда Терджен имел
возможность видеть его рядом с людьми и существами Древней крови
одновременно, его происхождение бросалось в глаза. По сравнению с
человеком он был утонченнее, весь вытянутее, светлее и чуть ли не
прозрачнее. Ясные серые глаза, длинные светлые волосы, зеленовато-белая
кожа без единого пятнышка или изъяна, а также резкий контраст между
внешностью юноши и взглядом зрелого мужа, много повидавшего, много
пережившего, - все это выдавало в нем эльфийское начало. Но когда великий
магистр переводил взгляд на стоящих рядом со своим королем эльфов, то
понимал, что Рогмо резче, жестче и грубее этих невероятных существ.
Изменчивые, мерцающие, сияющие глаза цвета морской волны или
стремительно сереющего от дождевых туч неба постоянно ускользали от
глядящего в них человека; эльфы смотрели как бы сквозь собеседника, отчего
создавалось впечатление, что им известна вся его подноготная. Волосы у них
были пышнее и воздушнее, нежели у Рогмо. И сами они были еще выше, еще
стройнее и легче. Мерцающие, текущие одеяния и лунные клинки завершали их
образ. Терджен почувствовал восхищение, но не осмелился выразить его вслух.
- С чем же прибыли к нам посланцы Эль-Хассасина? - спросил Банбери
Вентоттен, пользуясь правом хозяина. - Вы, Харманли, - можно я буду
называть вас Харманли? договорились? - вы берите салат, приготовленный по
фамильному рецепту. Вот и его величество король не даст солгать: кушанье
отменное, возбуждает аппетит, а при хорошем аппетите и за добрым столом
откровенничать не в пример легче.
Терджен собрался было запротестовать насчет откровенности и даже лицо
соорудил соответствующее - строгое и холодное, но наместник Хартума
замахал на него руками:
- Вы бросьте немедленно эту дипломатию. А то мы с Рогмо вас не поймем
или поймем, но неверно. Расслабьтесь, будьте дружелюбнее, естественнее.
Воевать мы с вами не станем, у вашего народа к нам дело - что же вы
ломаетесь, словно неопытная девушка?
Никому на свете Харманли не позволил бы вести такие речи; уничтожил
бы, стер в порошок. Несмотря на любую необходимость. Однако Банбери
Вентоттен был настолько симпатичным и милым и произносил слова таким
радостным и приветливым голосом, что ссориться с ним было делом
немыслимым. И Терджен немного смешался - роль откровенного и симпатичного
человека была ему внове.
А Рогмо смотрел на него с неприязнью. Отрубленная выше локтя рука
Терджена невольно напоминала ему о том страшном побоище на горе Нда-Али,
когда хассасины напали на его друзей. И болела душа, когда вспоминал он о
Тоде, умершем там же, над грудой поверженных врагов.
Накануне, когда герцог Талламор получил срочную депешу, оповещавшую
его о прибытии послов из Эль-Хассасина, он испытал подобное чувство -
ненависти, неприязни и горечи. И добрый Банбери впервые за все время их
знакомства сделал ему строгий выговор, не приняв во внимание даже
королевский титул Рогмо.
- И не смейте питать к ним злобу. Посмотрите на Каэ - она же простила
Джоу Лахаталу и его братьям смерть своих друзей. Себе не простила, а им -
да. А почему? Потому что душа любого разумного существа должна быть всегда
открыта для прощения и понимания, иначе мир действительно канет во тьму.
Они прибудут просить вас, дорогой Рогмо, о том, что вы и сами собирались
сделать. А потому не заставляйте их умолять вас выполнить ваш долг. Все
злодеяния, сотворенные хассасинами, останутся на их совести. И, как
сказала бы наша дорогая госпожа, - каждый обязательно заплатит за то, что
он сделал. И обязательно получит в конце полный расчет. Мир так устроен, и
не берите на себя функции судьи или палача. Это не ваша роль.
- Да они же неисправимы! - возмутился Рогмо. - Они поклоняются этому
Ишбаалу и в войне с Мелькартом обязательно будут на его стороне. Пусть
сами пожрут друг друга - нам же легче. Они уже не изменятся никогда - вы
это хоть понимаете?!
- Друг мой, - мягко ответил герцог Талламор. - Помните тот первый
вечер, когда я имел честь и удовольствие познакомиться с вами? Помните, я
был уверен в том, что мой бывший командир - исполин Бордонкай - не может
быть нормальным человеком? Что он убийца и мерзавец?
- Да, - прошептал полуэльф.
- Не мне вам рассказывать, насколько я ошибался. А вы, дорогой мой,
хотите обвинить целый народ - это уже не ошибка, не заблуждение, но что-то
похуже. Послушайте меня, не выносите им смертный приговор - этим пусть
займется судьба. Обещаете?
- Ладно, обещаю. - И Рогмо первым протянул ему руку.
Теперь, глядя на взволнованного, нервничающего Харманли Терджена,
который явно не знал, как приступить к изложению своей просьбы, король
эльфов внезапно решил избавить хассасина от этой ненужной процедуры. Он
обратился к нему через стол (они сидели напротив):
- Вы приехали, потому что вас одолевают морлоки?
- Да, - немного растерянно отвечал великий магистр. Не так, ох не так
он намеревался вести эту беседу. Слишком уж напрямик, слишком все просто.
Выросший в самом центре запутанных интриг королевского двора
Эль-Хассасина, Терджен относился к простому способу решения дел с
некоторым подозрением.
- Я поеду с вами, и мы постараемся решить это дело, - сухо заявил
Рогмо, не дожидаясь, пока его попросят об этом. - Мы искали морлоков
здесь, в Лунных горах, но раз они перекочевали на север континента,
придется и нам отправляться за ними. Вы и ваши люди можете отдохнуть в
течение завтрашнего дня, а я пока завершу свои переговоры с герцогом
Талламором. Послезавтра мы выступим в поход.
И Терджен невольно отметил, что таким величественным и таким
прекрасным никогда не был даже неподражаемый Чаршамба Нонгакай.
А Рогмо подумал о том, что хорошо, что он догадался назвать
послезавтрашний день. Ему хотелось еще немного погостить у Банбери
Вентоттена, еще поговорить с этим прекрасным, умным и тонким человеком.
Потому что Рогмо Гаронману необходимо было сказать очень многое,
использовав эту единственную возможность передать весточку друзьям в
далеком Сонандане.
Полуэльф был абсолютно уверен в том, что поход против морлоков станет
для него последним. Просто он не хотел никого беспокоить этим своим
предчувствием.
***
Она сделала всего один крохотный шажок по направлению к светящемуся
пятну, которое висело прямо перед ней, на высоте двух-трех локтей от
земли, и свет узнал ее, схватил в объятия, закружил и перенес туда, где
она давно мечтала оказаться.
Каэтана стоит на Мосту, упирающемся обоими концами в бесконечность, и
по этой бесконечной ленте шагает по направлению к ней светловолосый
исполин в черных доспехах.
- Я истосковалась, - говорит она, протягивая к нему руки.
На Мосту нельзя пересечь незримую границу между двумя мирами, они
здесь только встречаются, но не более того. Разве что короткое
соприкосновение может позволить Мост - но и это случается крайне редко.
- Ты так давно не приходил, - говорит она.
- Просто ты прекрасно справляешься, - отвечает он, подходя ближе. - Я
не хотел тревожить тебя лишний раз.
- Это нечестно, - говорит она. - Ты же знаешь, что наяву я никогда не
смогу сказать то, зачем пришла сюда.
- Знаю, - отвечает он. - И это счастье - и твое, и всего мира. Ты не
должна знать об этом, когда выходишь из сна.
- Но я же не могу долго скрываться от самой себя.
- Научишься, - отвечает исполин. - Ты все можешь.
- Кто я? На Мосту можно узнать, кто я на самом деле?! - почти кричит
она в испуге и отчаянии.
Он прижимает ее к себе и гладит по волосам. И она потихоньку
успокаивается, прижавшись лицом к его груди, к тому месту, где когда-то
была рана, нанесенная секирой.
- Все меняется, - говорит он, поглаживая ее. - Все проходит. Все
невечно.
- Но я...
Он не дает ей продолжать, закрывая губы долгим и нежным поцелуем.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг