И она снова увидела перед собой огненную реку, которую ей предстояло
переходить вброд. И не было никакого спасения от пожиравшего ее пламени.
- Боишься? - насмешливо произнес Ишбаал.
Показалось ли ей, что он увеличился в размерах, отодвинув границы
желтого света, или у страха глаза велики? А потом она вспомнила, как,
гоняя ее по всему полю, Траэтаона жестко командовал:
- Страх губит разум, пока он живет в тебе! Только дураки не боятся,
но выпусти свой страх, и тогда он перестанет быть твоим. Он будет просто
висеть рядом. Он будет, но ты станешь от него свободной.
И Каэ обеими руками раздвинула плотную завесу собственного ужаса. Он
повис рядом, бессильно трепыхаясь, не зная, чем повредить ей.
- Да! - ответила она. - Я боюсь тебя, но какое это имеет значение?
Странно, что голос того, кто в открытую признает свой страх, звучит
смело. Ишбаал подался назад - громадный спрут, заключенный в клетку, из
которой все время мечтал вырваться.
- Я не позволю тебе взять талисман, - заявил он. - Тебе придется
убить меня, чтобы сделать это.
Не часто ли он, не менее бессмертный, чем она, упоминал о своей
возможной гибели? Что смерть могла дать ему?
"Убей и освободи!" - молнией пронеслось в сознании Каэтаны.
Освободить?! Свободный от страха разум действовал быстро и четко.
Если для Ишбаала смерть была равносильна свободе, то ей оставалось одно:
взять талисман и бежать прочь из пещеры. Уничтожать талисман Джаганнатхи
здесь означало бы выпустить на волю огромное количество энергии, столь
необходимой узнику Нда-Али, чтобы разрушить свою темницу. Каэ протянула
руку и крепко ухватилась за огромную ладонь Бордонкая. Пусть! Пусть его не
было здесь, но ведь он не раз уже помогал ей, и в какой бы невероятной
дали он ни находился сейчас, она помнила и о встрече на Мосту, и о битве в
Хартуме... Каэ сжала руку, сцепила зубы и легким шагом приблизилась к
выступу, на котором лежал талисман.
Кажется, Ишбаал что-то кричал, вспарывая тишину пространства своими
воплями.
Кажется, мрак колыхался и плескался в своей темнице так, что вот-вот
должен был перехлестнуть через край.
Кажется, ярости не было предела, но она просто сняла талисман
Джаганнатхи с выступа и повернулась спиной к беснующемуся Злу.
Оно было бессильно что-либо сделать с ней.
***
Когда она, полуживая от усталости, запыхавшаяся в страшной спешке,
выбралась из пещеры, битва на склоне горы была в самом разгаре. Желтые
камни были покрыты пятнами крови. Повсюду валялись тела мертвых и
умирающих, воздух был полон криками и стонами раненых. И хотя хассасинов
было уничтожено великое множество, Каэтана со скорбью отметила, что среди
трупов то и дело встречаются тела в белых одеждах.
Силы были неравны. И надежд почти не оставалось. Она поняла это,
когда Куланн подбежал к ней с каким-то невероятным выражением лица:
одновременно счастливым и горьким, не зная, что сказать, как
приветствовать ее. Не зная, имеет ли он право радоваться, когда вокруг
кровь и смерть.
Чаршамба Нонгакай тоже увидел ее. Он слишком пристально осматривал
поле битвы, он слишком хорошо понимал, что эти дерущиеся, как разъяренные
демоны, воины в белых одеждах не просто преграждают ему вход в пещеру
Ишбаала. Их было слишком мало, и они не смогли бы остановить его. Ведь
Чаршамба мог, на худой конец, вызвать еще войска. А значит, им важно было
выиграть минуты. Минуты решали исход дела. И Чаршамба был уверен в том,
что женщина, которую он нигде не мог обнаружить, уже отправилась внутрь
пещеры.
Кахатанна. Богиня Истины. Он заскрежетал зубами в бессильной ярости,
увидев, как она выбралась, жмурясь от яркого солнечного света. Каэ даже
поверить не могла, что провела в пещере не более пяти-шести часов, и день
был в разгаре - жаркий, тропический. Прекрасный день.
Почему-то все трагедии случаются в такие солнечные дни.
Король Эль-Хассасина был уверен в том, что единственной целью богини
мог быть талисман Джаганнатхи. И эта вещь была настолько нужна ему, что
он, не колеблясь более ни минуты, указал остаткам своего войска на хрупкую
фигурку женщины с двумя мечами, четко вырисовывающуюся на фоне светлого
неба.
- Убить ее.
И Харманли Терджен склонился в поклоне. Лучших рыцарей, гордость и
цвет ордена Безумных хассасинов, вел за собой Старший магистр в этот
последний бой. Смертоносной косой прошлись они по редкой цепи воинов,
стоявших под раскаленным солнцем. Сангасои, измученные, обессиленные
недавними атаками, падали один за другим. Каждый из них успел убить около
десятка врагов, но удача не сопутствует человеку вечно.
Харманли Терджен был предусмотрителен. Он хотел жить и врагов боялся
гораздо меньше гнева своего повелителя. И еще - он хорошо выучил, что
случилось с тысячей Катармана Керсеба. Он был уверен, что воины, которые
смели унгараттов, выстоят и перед хассасинами. И он принял свои меры.
Перед тем как выступить в поход, он приказал своему помощнику
дополнительно собрать людей и следовать на некотором расстоянии от отряда,
предводимого великим Чаршамбой Нонгакаем. Затем разбить лагерь в километре
от основного войска и ждать сигнала. Как только наблюдатели увидят дым от
трех костров, начальник отряда Барат Дая должен командовать наступление. И
с ходу вмешиваться в сражение.
Умен был Харманли Терджен. И хорошо изучил характер своего повелителя.
Потеряв несколько сотен человек при первой атаке, пострадав от
меткости лучников, сгорев в огне сиреневых шариков, которые метал странный
мохнатый человечек; погибнув от искрящихся лезвий, которые, словно капли
воды, слетали с тонких, длинных пальцев молодого светловолосого человека в
черных одеждах; столкнувшись с неодолимой мощью полубогов - фенешангов,
хохочущих, свободных и счастливых, тысячное войско хассасинов уменьшилось
до двух сотен. А враг потерял не более двадцати человек. При таком
соотношении оставшиеся воины Кахатанны с легкостью стерли бы противника в
порошок.
И когда Чаршамба Нонгакай повернулся к Старшему магистру, кипя от
гнева, тот с неподражаемой улыбкой указал рукой назад, за спину. Там
догорали три дымных костерка, и Нонгакай было решил, что Харманли рехнулся
от страха, но тут же милостиво кивнул головой: вверх по склону горы бежали
его рыцари, краса и гордость, копейщики и меченосцы, правда пешие, но кому
здесь нужны кони? И первым несся молодой Барат Дая - Младший магистр и
любимый ученик Харманли Терджена.
- Молодец, - сказал король. Эта похвала была настолько невероятной,
что Старший магистр счел, что ослышался.
- Я доволен, - молвил Чаршамба. И это было невероятно вдвойне...
Наверху раздались воинственные крики, и оружие зазвенело с новой яростью.
... она поняла, что через секунду будет поздно. Правда, четыре
фенешанга, защищавшие правый фланг, - это все равно что четыре Бордонкая.
Могучие полубоги, благодарные ей за свет своей свободы. Но и их было
недостаточно.
Номмо устал. Шарики Лесного Огня становились все меньше и меньше,
пока не начали превращаться в крохотные искорки, не могущие никому
причинить вреда. Он тяжело сполз по каменному боку Нда-Али, припав щечкой
к желтому обломку скалы.
- Прости, Каэ, - слабо шевельнул лапкой. - Не могу больше... - В его
огромных, круглых глазах стояли слезы.
Барнаба прятался от пролетающих мимо копий за выступом.
- Каэ, твои друзья нам больше не помогут, у них не хватит сил на
второй такой бросок!
Она и сама это знала, только вслух не произносила. Милые, усталые
лица ее друзей проносились перед глазами в бешеном хороводе. Магнус,
Номмо, Куланн, фенешанги, Могаллан - его ранили, и правый бок, наспех
замотанный тряпкой, подтек красным пятном, Кобинан с рассеченной бровью,
испуганный не на шутку Барнаба, поредевшие ряды сангасоев...
Как ни нелепо было думать в этот миг о собаке, она крикнула,
обращаясь к Барнабе:
- Где Тод?
Толстяк мотнул головой слишком неопределенно, но она поняла.
Огромное, лохматое тело бессильно лежало на боку, поверх кучи растерзанных
врагов. Последнему пес все еще впивался в горло своими клыками.
- Тод!!!
Он слабо шевельнулся, пытаясь показать, что слышит, двинул хвостом.
Но сил не было. Пес содрогался в мучительной агонии. Его живот был
распорот до самой шеи.
- Тод... - Она зажала рот рукой. Пес посмотрел на нее выразительно,
будто просил о чем-то. Вокруг кипело сражение, всем было не до него.
Каэтана подошла поближе, обняла его за мощную шею, уткнулась лицом в
лохматую морду. И когда пес, скуля стал облизывать ее полусухим, горячим
языком, вонзила лезвие Такахая точно в сердце.
И рука у нее не дрогнула. Их было слишком много, тех, кто пожертвовал
жизнью ради нее...
А талисман Джаганнатхи все это время что-то говорил, испуганно
верещал; и когда Каэ увидела, что вверх по склону лезут свежие воины
Чаршамбы, она решительным движением надела талисман себе на шею.
Талисман обещал ей могущество и силу, и он дал их.
Никогда хассасины не забудут этого жуткого боя. Никогда Харманли
Терджен не рискнет до конца поведать своим детям и внукам, что же
случилось на вершине медово-желтой горы Нда-Али, что произошло с его
богоравным повелителем и как он сам стал калекой... И как выжил, тоже не
расскажет.
Со страшным, звериным воем, напугавшим сангасоев не меньше, чем
хассасинов, Каэтана вылетела из-за камней, приземлившись в самой гуще
нападающих. Чаршамба чуть не взвыл от радости, когда увидел, что добыча
сама пришла к нему: только протяни руки и возьми; но радость закончилась
так же быстро, как и началась.
Если смерть принимает иногда человеческий облик, чтобы прогуляться
под руку с такими красавцами, как Тиермес и га-Мавет, то на сей раз она
воплотилась в Кахатанну. Жуткий смерч, смертоносный, свирепый и
беспощадный, врезался в ряды Безумных хассасинов, и они и вправду стали
безумными от того кошмара, который распахнула перед ними бездна ее
ненависти. Когда Истина ненавидит кого-то, это по-настоящему страшно.
Когда Истина мстит, то весь мир участвует в ее мщении.
Казалось, что сама Нда-Али вдруг раздумала стоять на месте, быть
неживой и неподвижной, носить на себе людей. Никогда Такахай и Тайяскарон
не проливали столько чужой крови. Она рубила и колола, она истребляла
противника с такой неистовой силой, что вскоре только лужи дымящейся крови
да тела поверженных рыцарей предстали взгляду сангасоев. А она,
неотвратимая как сама судьба, приближалась к застывшим от ужаса Чаршамбе
Нонгакаю и Харманли Терджену.
Король и Старший магистр не верили своим глазам: где-то там, выше по
склону, сангасои добивали остатки отряда Барат Дая, разгромленного этой
взбесившейся ведьмой. И Чаршамба впервые в жизни подумал, что с богами
шутить опасно.
Харманли едва успел затащить своего повелителя в седло и хлестнуть
его коня плетью. Сам он скакал на полкорпуса сзади, то и дело оглядываясь.
- Она догоняет? - прохрипел, задыхаясь, Чаршамба.
- У нее нет коня, - неуверенно крикнул Терджен.
И в этот миг страшный свист пронесся над горой. Ворон неуверенно
заржал, выбил копытами дробь по камням и помчался к своей хозяйке. Как ни
страшна она была, залитая кровью, с лицом, искаженным горем и гневом, для
коня она оставалась его госпожой. Каэ взлетела в седло с легкостью птицы,
срывающейся с края уступа, чтобы спокойно парить в небе, и прошептала:
- Ворон, ну!
Конь с места пошел галопом, и вскоре одинокие фигурки двух беглецов
стали приближаться... Харманли Терджен успел выхватить меч до того, как
безжалостный клинок Такахая отрубил ему правую руку, и Старший магистр с
криком покатился из седла, сброшенный с коня чудовищным ударом. Так бьет
только молот Курдалагона... А Каэтана привстала на стременах, затем
уперлась ногами в спину Ворона и на всем скаку прыгнула, стараясь
дотянуться до Чаршамбы. Король шпорил своего коня так, что бока
несчастного животного были изодраны в кровь, а на губах лопалась пузырями
розовая пена.
Чаршамба успел рассмотреть ее вблизи и с ужасом понять, что она
совсем еще юная, маленькая, хрупкая. Ему было невмоготу поверить, что
сейчас от рук этой женщины он может умереть. Король недаром слыл одним из
лучших воинов королевства: он схватил Каэтану за длинные волосы и потащил
вперед, стараясь сломать ей шею. Он был силен, потомок Нонгакаев, и не раз
сворачивал шеи быкам. И он не сразу понял, что женщина просто хохочет и
талисман Джаганнатхи болтается на цепи, свисая прямо перед его носом.
Чаршамба молниеносно схватил его, пытаясь сорвать с груди богини...
Он был уверен, что его движение невозможно даже заметить.
Но рука, пойманная маленькой ладонью, отозвалась жуткой болью,
дробясь, как в тисках. И Чаршамба кричал, кричал долго и протяжно до тех
пор, пока Каэ не вонзила клинок ему под левую лопатку и тот, дымясь, не
вышел из сердца.
- Ты понимаешь, что произошло? - спросил Магнус у Куланна. - Талисман
не должен был подействовать на нее. Это же магия, а магия на нее не
распространяется.
- Талисман Джаганнатхи, - вмешался в разговор Тотоя, - это источник
силы и энергии. Она просто зачерпнула оттуда силы, вот и все.
- И что теперь?
- Теперь она может стать самым страшным Злом в нашем мире, и не
только в нем. Единственное, на что я надеюсь, - она сумеет избежать
искушения.
- Зачем она надела его? - в отчаянии спросил Номмо.
- У нее не было другого выхода. - Римуски выворачивал огромные камни,
заваливая ими тело пса.
- Ей пришлось убить Тода, - сказал Барнаба. - Я сам видел. А после
этого она как с ума сошла. Нацепила побрякушку и пошла мечами косить.
- Это было страшно, - согласился Куланн. Он обвел глазами поле битвы.
Поле избиения хассасинов.
- Страшно... - повторил, содрогаясь от увиденного.
- Она возвращается, - тронул его за руку Могаллан. - Я уже вижу ее.
Куланн не повернулся, но напрягся так, что огромные мышцы взбугрились
под его опаленной кожей с потеками крови.
- И что?
- Идет пешком, - докладывал Могаллан, - коня ведет в поводу.
Талисман, наверное, на ней - что-то блестит. А в руках несет какой-то
мешок.
- Солнце заходит, - невпопад заметил Номмо.
***
Она несла отрубленную голову Чаршамбы Нонгакая.
Заходящее солнце поглаживало лучами обожженную кожу Нда-Али,
окрашивая ее в ровный розовый цвет. Талисман Джаганнатхи полыхал алым на
вздымающейся груди великой Богини Истины. Она тяжело вскарабкалась по
осыпавшимся камням, выбралась на площадку перед пещерой и швырнула голову
Чаршамбы в ее распахнутую пасть. Затем села на какой-то особенно неудобный
камень и уронила голову в ладони.
Друзья осторожно окружили ее, с опаской поглядывая на талисман. Но
Каэ никого не видела. Она оплакивала тех, кто уже никогда не откроет
глаза, не сможет заговорить. Тех, кто погиб в Хартуме, в океане Локоджа,
на горе Нда-Али; павших в Джералане и разбившихся в горах Онодонги. Она
оплакивала их, а слез все не было.
Талисман Джаганнатхи что-то бубнил, обещая все сокровища мира. Он
впервые находился в руках божественного существа и теперь старался изо
всех сил, выкладывая свои главные козыри. Он был немного растерян оттого,
что новая хозяйка относилась с невероятным безразличием ко всему, что он
предлагал, но талисман не терял надежды.
Ах! Каким бы должен был стать этот мир: светлым, солнечным,
сверкающим. Полным правды и чистоты, добра и справедливости. И Истина
стояла бы надо всем. Никто не мог бы поступить против ее воли, никто не
мог совершить не праведный поступок. Не было бы убийств и насилия, не
стало бы лжи и обмана. Всеобщая любовь, всеобщее равенство и братство; ни
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг