и непоседливой, как подвластная ему стихия. И он просто не в состоянии был
долго оставаться на одном месте. Оба воина помнят, как стремительной
птицей Астерион порхал по парку, веселясь и радуясь уже тому, что просто
существует на свете. На прощание он оставил Сонандану теплый, ласковый и
нежный ветер, чтобы тот в его отсутствие оберегал Интагейя Сангасойю.
Некоторое время они просто пьют, словно старые друзья собрались
посидеть вместе и повспоминать былое. Однако вскоре бог-кузнец приступает
к существу дела:
- Думаю, нужно объяснить вам, воины, для чего вас привели сюда. У
нашей возлюбленной богини скоро день рождения. И мы долго решали, что за
подарок ей преподнести. Согласитесь, что нелепо давать всемогущей то, что
она может дать себе и сама. Зачем ей еще сокровища? Что ей обычные
подношения? Наш подарок должен остаться с ней на всю жизнь. Я говорю так
потому что бесконечно люблю эту девочку и хочу сделать ей сюрприз, какого
не делал еще никому. Мы с Траэтаоной посвящаем вас в эту тайну только
потому, что любовь, которую вы испытываете к Кахатанне, настолько сильна,
что видна даже нам, суровым и грубым воинам.
Курдалагон хлопает в ладоши, и на его зов со всех ног спешат слуги.
Их вид тоже поражает людей. Небесному кузнецу служат горные гномы,
кентавры и титаны - это известно всем. Но одно дело знать понаслышке, а
совсем другое - столкнуться с титаном лицом к лицу. Они торопятся на зов
своего хозяина, они шагают по лугу, одолевая каждым шагом недоступное
человеку расстояние. Наконец останавливаются невдалеке и почтительно
кладут на пышную траву нечто, завернутое в яркий щелк. В огромных руках
сверток кажется маленьким и незаметным.
- Не буду подзывать их ближе, - бурчит Кузнец. - Неуклюжие они,
запросто могут дом перевернуть.
Он подымается и сам идет за принесенной вещью. Возвратившись,
Курдалагон кладет на стол перед воинами и Траэтаоной довольно увесистый
длинный и плоский сверток. В нем что-то отчетливо звякает. Кузнец
неторопливо разворачивает легкую цветастую ткань, и из груди воинов
одновременно вырывается восторженный стон. Перед ними лежат два прекрасных
меча. Более изысканного, совершенного и красивого оружия они никогда не
видели и не представляли, что оно вообще может существовать в этом мире.
Зеркальные клинки полыхают ледяным огнем - и проплывающие над
головами людей розовые облака отражаются в них, как в спокойной глади
воды. Длинные рукояти обернуты мягкой и теплой на вид кожей. Изумительной
красоты гарды в виде драконов обвивают их, надежно защищая руку, которая
будет сжимать этот клинок. Мечи легкие, длинные и прямые. И воины
непроизвольно тянутся к волшебному оружию, мечтая хотя бы ненадолго взять
его, подержать, полелеять, как долгожданного ребенка. И Такахай, и
Тайяскарон, затаив дыхание, любуются произведением Кузнеца.
- Нравится? - спрашивает бог и сам же отвечает:
- Вижу, что нравится. Мне тоже кажется, что хорошо вышло.
- Прекрасно, - говорит Траэтаона странным голосом.
- Да, прекрасно, - соглашается Кузнец. - Никогда еще такого не делал.
Ну, вот что. Вы уже поняли, что это оружие и будет подарком Интагейя
Сангасойе. Но в нем нет одной, смертельно важной вещи. Я сделал эти мечи
настолько прекрасными, настолько живыми, что им уже не хватает той души,
которую я обычно вдыхаю в созданные мною предметы. Вам ясно, о чем я
говорю?
- Конечно, - соглашается Такахай. - Даже человек ощущает, что эти
мечи уже не просто вещи. Они живые. Но они мертвые живые, правильно?
Боги переглядываются.
- Вы все поняли и вы согласны? - спрашивает братьев Вечный Воин.
- Они всегда будут с ней и будут защищать ее, - торжествующе
улыбается Такахай.
- Мы всегда будем с ней и будем защищать и оберегать ее до последней
капли своей души, - вторит ему Тайяскарон.
И Небесный Кузнец, бессмертный Курдалагон, приступает к самой
странной и непостижимой части того таинства, во время которого и рождаются
наконец новые клинки...
***
Каэтана рассеянно поглаживала мечи Гоффаннона, и они отвечали ей
легким звоном.
- Вот оно что, - потрясение огляделся вокруг Нингишзида. - Значит,
это люди...
- Странно, - сказал Тхагаледжа, - у меня такое впечатление, что я
грезил наяву или видел сон, не засыпая.
- Так оно и было, - согласился Барнаба. - Мы побывали в гостях у
Кузнеца. Я хотел, чтобы вы своими глазами увидели, как все обстояло. А
теперь вы не хуже нас знаете, что два воина всегда сопровождают госпожу
Каэтану во всех ее странствиях. И им все равно - богиня она или нет.
Потому что они по-прежнему любят ее.
- Неужели это и есть та самая вечная любовь, о которой так мечтают
люди? - спросил татхагатха.
- Наверное, - сказал толстяк.
- Что ты собираешься делать теперь, о Суть Сути? - решил внести
некоторую ясность в свои запутанные мысли верховный жрец.
- Сейчас все объясню. Очень скоро, надеюсь, мы с Барнабой двинемся в
путь. Больше никого с собой брать не буду. О том, куда я отправлюсь в
первую очередь, я скажу вам перед самым выходом - сегодня мне еще нужно
кое с кем посоветоваться. Беда наша в том, Нингишзида, что все мои знания
расплывчаты и обрывочны. Я знаю, что враг у нас есть, но не знаю, где он и
кто он. Мне нужно отыскать моих родичей, а я даже не знаю, что с ними
случилось. Мне нужно собрать огромную армию, а я все еще не представляю
себе, как убедить людей, что час решающей битвы стремительно
приближается... Но я справлюсь. Должна справиться. Вот сегодня еще
побеседую с монахами... - Каэ не успела договорить.
- Так они есть? - возопил Нингишзида, хватаясь за голову.
- Нет, - терпеливо разъяснила она. - Их нет, но ты их видел, и я их
вижу и говорить с ними собираюсь.
- Иногда мне кажется, что я сошел с ума, - признался Нингишзида.
- И что в этом страшного? - лучезарно улыбнулась Каэтана. - По-моему,
ты плохо представляешь себе разницу между помешательством и сумасшествием.
В первом случае действительно горе: в голове все смешалось, мешает жить и
дышать. Так и называется - помешательство. А во втором - ты сошел с
мощеной, проторенной людьми дороги и неожиданно оказался на поляне, в
лесу. И в глубь чащи уводит неведомая тропка. Кто знает, может, там, в
лесу, тебя ждет чудо? Не бойся сходить с ума.
Тхагаледжа низко поклонился богине:
- Что ты изволишь приказать мне?
- Приказать - ничего. А вот попросить тебя собрать армию я должна.
Знаешь, я подумала, что сначала сама разузнаю все про эти странные смерти,
а потом уже покину страну, когда буду уверена, что хоть здесь все в
относительном порядке.
Нингишзида облегченно перевел дух. Это решение означало, что
Кахатанна задержится в Сонандане еще на какое-то время. Он не хотел
признаваться в этом даже самому себе, но с тех пор, как она вернулась к
своему народу, все испытали огромное облегчение. И хотя жрец то и дело
сетовал на неразбериху и чудеса, которые постоянно творились вокруг Богини
Истины, в глубине души он был все это время счастлив. Нингишзида не
представлял себе, как теперь будет жить в стране, опустевшей без своей
повелительницы.
Барнаба, о котором забыли за тревожными мыслями, подал голос:
- Мне хотелось бы лечь отдохнуть. Я устал быть материальным.
Оказывается, быть человеком - тяжкий труд.
- Может, развоплотишься? - предложила Каэтана.
- Ну уж нет, - запротестовало Время, - ни за что, ни за какие
коврижки! Я целую вечность мечтал об этом - и опять назад? Нет-нет. Ведите
меня отдыхать.
- Я думал, что богам не нужно отдыхать, - шепнул татхагатха жрецу,
улучив мгновение. - И обедать тоже нет надобности. Странные они у нас.
- Вы у нас не менее странные, - негромко ответила Каэтана. - В
сущности, мы все мало чем отличаемся.
- Конечно, - скептически заметил Нингишзида.
Каэ проследила за его взглядом: жрец во все глаза смотрел, как
Барнаба пытается оторвать от себя лишний нос.
***
Настроение у Джоу Лахатала было прескверное. Впрочем, вполне обычное
после памятной битвы на Шангайской равнине. С тех пор как Кахатанна сумела
пройти за хребет Онодонги и добралась до своего храма, Змеебог чувствовал
себя очень неуютно. Самым неприятным для него была шаткость его нынешнего
положения, а также неопределенность в судьбе его братьев.
Несомненно, что власть Интагейя Сангасойи упрочилась не только в
Сонандане и не только на Варде, но и на всем Арнемвенде. А Новые боги
оказались в непривычной для себя ситуации, когда конкретно ничего
неизвестно. Некоторые из Древних богов стали все чаще навещать Воплощенную
Истину, но не требовали у Джоу Лахатала, чтобы он уступил им власть. Таким
образом, формально Змеебог оставался повелителем Арнемвенда, но сам мир
окончательно перестал признавать в нем своего владыку. Видимо, так
подействовало возвращение Барахоя.
Вот почему Джоу Лахатал был раздражен и не знал, на ком сорвать свою
злость. Было и еще кое-что: многие мелочи, которые так или иначе
становились известны Новым богам, свидетельствовали о том, что Кахатанна
все же была права. Некто неизвестный и до сих пор невидимый укреплял свою
власть над Арнемвендом. Странные дела творились во взбесившемся мире, и не
к кому было пойти, чтобы спросить совета и помощи. Конечно, Древние боги
не откажут - само их поведение свидетельствует о том, что они не хотят
новой войны и будут рады всякой попытке достичь взаимопонимания. Но ложная
гордость и ущемленное самолюбие побежденного не позволяют Змеебогу сделать
первый шаг. Древние тоже молчат.
В тот день вся семья была в сборе. Наконец решились поговорить о
делах и принять хоть какое-нибудь решение. Тронный зал дворца Джоу
Лахатала был заполнен бессмертными и их слугами. А-Лахатал, га-Мавет и
Арескои; Шуллат и Баал-Хаддад стояли в окружении большой свиты, Веретрагна
и Вахаган по привычке переругивались между собой, а Гайамарт держался в
стороне от остальных. Зат-Химам - Бог Ужаса и Зат-Бодан - Бог Раздора
топтались неподалеку от своего господина, Арескои. Прочих же богов,
демонов и духов было великое множество, и вместе они производили сильный
шум и великое столпотворение.
Посланник появился во дворце Джоу Лахатала сразу после полудня,
беспрепятственно миновав стражу у входа и магическую защиту внутри самого
здания. Впоследствии стало ясно, что он и не пользовался парадным входом,
а просто материализовался посреди шумной толпы в самом центре зала.
Человек этот был настолько сер, незаметен и бесцветен, что ничьего
внимания особенно не привлек до тех пор, пока не стал бесцеремонно
расталкивать бессмертных, прокладывая себе дорогу к самому подножию трона.
Очевидно, это был один из многочисленных магов, которые всегда
сетовали на то, что на Арнемвенде у них слишком мало власти. Постоянное
присутствие богов в мире людей практически сводило на нет могущество
чародеев - ведь люди всегда могли обратиться и к высшим существам.
Последние помогали не часто, но и такое тоже случалось. К тому же если маг
превосходил остальных в своем искусстве, то неизбежно навлекал на себя
гнев бессмертных. И в последнее время колдуны, шаманы, чародеи и ведуны в
большинстве своем были готовы принять нового господина, который дал бы им
больше воли и власти распоряжаться судьбами обычных людей. И редко кто мог
устоять против подобного искушения.
До недавнего времени самым сильным магом на Варде был эламский герцог
Арра. Но он не стремился к власти, весь поглощенный изучением наук.
Богатейшее герцогство и обширные земли Теверского княжества, полученные в
наследство от матери, ставили его вровень с королями, и Арре не было нужды
завоевывать какое-нибудь государство, поскольку оно у него уже было. Новые
боги благоволили к эламскому магу, и, только когда выяснилось, что он
пытается открыть вход на Арнемвенд Древним и вызвать сюда из другого мира
Интагейя Сангасойю, это отношение изменилось. Арру пришлось уничтожить, но
было поздно - Каэтана двинулась в свой поход.
Вторым по могуществу и знаниям магом был Тешуб. Тут га-Мавет не
сплоховал - старик был умерщвлен до встречи с Кахатанной. Вместе с ним
погибли древние знания, но это уже не дало ощутимого результата. Га-Мавет
с тех пор не мог избавиться от воспоминаний о том, что старик предупреждал
его насчет появления на Арнемвенде некоего безымянного зла и о
необходимости этому злу противостоять. Черный бог не мог простить себе,
что не дослушал мудреца.
Именно об этом он и говорил вполголоса с Победителем Гандарвы. Братья
отошли в сторону, чтобы никому не мешать и самим не быть услышанными.
После битвы на Шангайской равнине Арескои и га-Мавет очень сблизились. И
прежде относившиеся друг к другу достаточно доброжелательно, они
сдружились, потому что, как никто иной, могли друг друга понять.
Яростное сопротивление людей, защищавших Каэтану во время ее
путешествия, обескуражило бессмертных. Во-первых, они никогда не
сталкивались прежде с тем, чтобы смерти не боялись. Свободные души воинов
так и остались неподвластны ни одному, ни другому брату. Во-вторых, им
никто и никогда так преданно не служил. Ни за богатство, ни за власть, ни
за славу они не смогли купить себе таких верных помощников. И то, что эти
люди, не задумываясь, отдали свои жизни даже не богине, а простой смертной
девочке, которая была не в состоянии ничем им отплатить, повергало их в
изумление. Особенно удивило братьев поведение маленького мохнатого
человечка - альва-книгочея, от которого вообще никто не мог ожидать
способности к самопожертвованию или героическим поступкам.
Арескои же потрясла смерть исполина Бордонкая. Ни для кого из Новых
богов не было секретом, что зеленоглазый Победитель Гандарвы ни на минуту
не расстается с оставшейся ему после поединка секирой, носившей имя
Ущербной Луны. Седой конь гемертского рыцаря и его оружие стали самым
дорогим из того, чем владел Бог Войны. Арескои и сам с трудом понимал, что
перевернулось в его душе с того памятного дня. Возможно, когда Бордонкай
назвал его братом?..
Никому, кроме га-Мавета, он не мог излить душу. И то, что Бог Смерти
понимал его и не поднимал на смех, стало началом их сближения. Оба брата
отчетливо и ясно чувствовали присутствие на Арнемвенде третьей силы -
Древние боги были здесь абсолютно ни при чем. И если Джоу Лахатал, обладая
тем же знанием, не подавал виду, то Арескои и га-Мавет пытались, как
могли, повлиять на мнение остальных братьев. И кое-чего в этом направлении
им явно удалось достичь.
- Ты думаешь, Лахатал признает необходимость примириться с Древними?
- спрашивает у брата га-Мавет.
- Нет. Не верю, что он сумеет переломить себя. Джоу Лахатал силен, но
не настолько, чтобы победить Джоу Лахатала. Мы все не настолько сильны, -
отвечает Победитель Гандарвы. Кто, как не он, доподлинно знает это?
- Надо попытаться убедить его отправить посольство в Сонандан...
- Хорошо бы. Но кто возьмется за сей неблагодарный труд?
- А хоть бы и я, - залихватски произносит желтоглазый бог.
- Хорошо. Допустим, ты уговоришь его. А кто уговорит Кахатанну
принять нас не как врагов, а как союзников?
- Она же, Истина, - растерянно отвечает га-Мавет. - Она должна нас
услышать и понять. Все в мире меняется, мы тоже изменились. И я искренне
сожалею о том, что мы травили ее. Но кто же знал, что все так обернется?
- Мы знали. Давай смотреть правде в глаза. Не возникни насущная
необходимость в ней, не случись так, что она оказалась сильнее, мы бы и
сейчас преследовали ее, если уже не уничтожили бы. И радовались бы, потому
что стремились к этому всегда!
- Это были другие мы! - протестует Бог Смерти. - Разве ты представлял
себе когда-нибудь, что сам похоронишь человека и прольешь слезы над его
могилой?!
- Нет, конечно, - отвечает Арескои.
- Тогда и говорить не о чем. Что было, то было...
- Но она! - упорствует зеленоглазый. - Ты бы на ее месте понял и
принял нас?
- Я бы отомстил, - честно отвечает Смерть после недолгого раздумья. -
Тем более за гибель Эко Экхенда.
- Вот видишь. Послушай, я все хочу спросить у тебя: он что,
действительно так ее любил?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг