Виктория УГРЮМОВА
ИМЯ БОГИНИ
КАХАТАННА I
ONLINE БИБЛИОТЕКА
http://www.bestlibrary.ru
Анонс
Героиню романа, современную, молодую женщину, преследует один и тот
же ночной кошмар. В конце концов сон становится явью и волею магических
сил героиня попадает в неведомый мир, населенный мифическими и
легендарными существами. Ее ждет полное опасностей путешествие, а читателя
- совершенно неожиданная развязка этой загадочной истории.
Часть I
ДОРОГА В АЛ-АХКАФ
Рассуждая здраво, ничего страшного в этом сне и не было. Разве что
чуточку больше у подробностей, чем обычно. Мистически-средневековый пейзаж
с обязательным замком на фоне черного неба и огромного блеклого диска
луны. Конечно же, где-то тревожно кричали тонкими голосами ночные птицы,
бесшумно проносились летучие мыши да в огромной башне одиноко горел
тусклый огонек. Откуда-то явно тянуло запахом гари. "Между прочим, -
напомнила себе Каэтана, - так начинаются почти все фильмы ужасов".
***
Она пила кофе на солнечной кухне, где, как известно, совершенно
невластны ночные кошмары. Нарочно гремя посудой и немузыкально напевая
себе под нос, Каэтана старалась заглушить дикий страх, который прочно
угнездился в ней. И еще не давала покоя мысль: что-то в этом сне было не
так. Мало того, что он с удручающей регулярностью снился каждую ночь, -
стоило только голове прикоснуться к подушке, и ее словно засасывало в
водоворот, в котором она беспомощно барахталась до тех пор, пока не
выныривала на какой-то лесной поляне...
Была глухая ночь. На лесной тропинке растерянно стояла женщина в
просторном одеянии. Она озиралась по сторонам, словно припоминала дорогу.
Тропинка вполне сносно освещалась лунными лучами, просачивавшимися сквозь
искривленные ветви. Замок высился неподалеку, так что ничего удивительного
не было в том, что она, поколебавшись лишь несколько секунд, двинулась в
сторону темной громады.
Складывалось впечатление, что с каждым шагом ей все легче и легче
идти, а воспоминания возникают неожиданно, из ниоткуда, и прочно занимают
свое место в ее бедном мозгу.
Последние метров сто женщина уже не шла, а бежала все быстрее и
быстрее, пока наконец не оттолкнулась от земли и не взмыла легко в черноту
неба. С широко распахнутых рук стекали складки плаща, похожие на бархатные
крылья. Торопившийся куда-то по своим делам нетопырь метнулся в сторону,
уступая дорогу этакой громадине.
Женщина летела к старой башне, что возвышалась над всеми замковыми
постройками, к одинокому огню. Вокруг царила тишина. Ни один часовой не
стоял на страже, ни одна влюбленная пара не прогуливалась по мощеным
дорожкам, ни один слуга не торопился с поручением. Казалось, замок не
спал, а умер, и только в башне еще теплилась жизнь. Но не поэтому
стремилась туда ночная летунья.
Не любопытство, не страх, а странный настойчивый зов влек ее к
неизвестной цели. Женщина знала, что для нее смертельно, именно смертельно
важно успеть, попасть в башню, но перед самым стрельчатым узким окном она
вдруг резко остановилась, словно напоролась в воздухе на невидимую
преграду, отдышалась и осторожно заглянула внутрь.
Судя по убранству небольшой комнаты, здесь мог жить только маг или
алхимик, смотря какое ремесло было более почетным в этом удивительном
месте. Перегонные кубы и реторты, гигантские инкунабулы с опаленными
страницами, сухие травы и выбеленные временем кости (лучше не вдаваться в
подробности чьи), шлифованные и граненые хрустальные шары; жезлы и ржавое
оружие, лезвия которого пятнала несмытая кровь, - вот, собственно, и все,
что бросалось в глаза. Но внимание женщины привлекли не эти диковинные
предметы, а двое людей, сидевших за массивным черным столом, окруженным
меловой линией.
Мужчина читал нараспев тяжелым голосом что-то похожее на молитву или
заклинание, женщина молчала. Мужчина был еще вовсе не старым, не таким,
каким обычно представляют себе мага. Густая борода, могучие плечи и руки,
заставлявшие признать в нем воина, пронзительные черные глаза. Он был одет
в серебряные доспехи и необычайной красоты алый плащ, затканный
изображениями серебряных единорогов. Длинный меч лежал перед ним на столе.
Легкая тень за окном потянулась было к нему, но опять настороженно
замерла. Ей ужасно хотелось неизвестно почему влететь в комнату и
броситься в объятия - тут летунья прислушалась к себе и поняла, что ее
манят объятия не мужчины, а женщины, что само по себе уже было странно. Но
сила столь же могучая, как и та, что притягивала ее, - отталкивала, не
пускала, угрожала жизни и рассудку. Волнами накатывал древний, дремучий
ужас; тело рвала неведомо откуда взявшаяся боль, но, удивительное дело,
все эти страхи находились где-то на самой поверхности ее сознания,
присутствуя в единственной ими самими и созданной реальности. А вообще их
не существовало. Оглушенная этими необычными, чтобы не сказать больше,
впечатлениями, женщина помедлила у окна еще несколько томительно долгих
минут. Она неподвижно висела в воздухе у невысокой пилястры, опираясь
одной рукой о подоконник, а другую прижимая к вспотевшему холодному лбу.
"Что за дьявольщина?" - подумалось ей.
Рассеянный взгляд скользнул вверх, ненадолго остановился на каменной
горгулье, венчавшей крышу башни, и опять обратился на происходящее внутри.
А там, в клубах разноцветного дыма, среди мечущихся теней, по-прежнему
сидели двое. Мужчина выглядел изможденным, словно за эти минуты прошла - и
не самьм спокойным и счастливым образом - большая часть его жизни.
Казалось, даже волосы засеребрились, лицо будто постарело, его избороздили
морщины, а черты, до того спокойные, исказила нечеловеческая мука. Он уже
не говорил, а кричал хрипльм, сорванным голосом, и в этом крике женщина
разобрала вполне обычные, хоть и странные слова.
- Вернись! - молил он, и при каждом слове из его рта брызгала тонкая
струйка крови, заливая поседевшую бороду. - Вернись! Найди дорогу!
Проснись!!!
Последний крик был полон такой душевной боли, что ночная летунья
содрогнулась и рванулась всем телом, желая оказаться там, в комнате, чтобы
хоть как-нибудь помочь. Она ни минуты не сомневалась в том, что призывы
эти обращены к сидящей за столом женщине. Но
Та не повернула головы, не подняла ее, не сдвинулась с места за все
это время, будто происходящее ее не касалось. Только покачивалась
расслабленно и безвольно, уронив на грудь голову с разметанными спутанными
волосами. Внезапно она выпрямилась и устремила в окно невидящие пустые
глаза. Находящаяся в ночи женщина взглянула в ее лицо и едва слышно
застонала, закусив кулачок.
Там, в комнате, обряженная в пышное голубое платье, украшенная
драгоценностями сверх всякой меры, сидела она сама, вернее, не она, а
отвратительный манекен с ее внешностью.
- Вернись! Войди сюда, ты же слышишь меня! - орал черноглазый. - Ты
где-то здесь! Вернись!!!
Летунья пересилила себя и, взявшись рукой за подоконник, собралась
уже было войти и выяснить, что здесь, собственно, происходит, но тут
горгулья сорвалась с крыши и со страшным ревом бросилась на нее.
Жуткое нереальное существо, ощерив кривые зубы сверкая багровыми
глазищами, неслось как воплощенный кошмар. И женщина, пронзительно
закричав, метнулась вниз, теряя голову, не зная, что делать и как
защититься. Отвратительная тварь тянула к ней длинные когтистые лапы, и
она забыла о башне, о своем нелепом подобии, о корчащемся в дыму маге. Она
захлебывалась от ужаса и кричала, кричала, кричала...
Так и проснулась от собственного крика, вся в поту, лежа на полу
рядом с кроватью. Ночная рубашка была разорвана у ворота, руки тряслись.
Каэтана несколько минут сидела, тупо уставившись в стену перед собой,
потом поднялась, дрожа, и поплелась на кухню. Налила себе воды, поставила
на огонь кофейник. В сущности, это означало еще одну бессонную ночь.
Похоже, уже входило в привычку - погружаться в кошмарный сон, подскакивать
с безумненькими глазками, а потом не спать всю ночь, коротая время за
книгой или вязанием какого-нибудь бесконечного и ненужного шарфа и
отчаянно клюя носом.
После нескольких недель этого издевательства, а иначе расценить
подобный сон было невозможно, Каэтана настолько вымоталась, что готова
была спать стоя. Идти к психоаналитику не хотелось. Судя по многочисленным
Фильмам, он уложит ее на неудобную кушетку, но уснуть все равно не
даст, а будет приставать с глупыми расспросами о детстве и отрочестве и
бубнить прописные истины о том, что все наши подспудные страхи - суть
пережитое когда-то и насильно загнанное в глубины подсознания. Видимо,
станет призывать выпустить их на волю, а чего выпускать-то? Вот они, сами
лезут - причем каждую ночь, то есть регулярно. А что касается детства и
отрочества, то ничего такого с ней не происходило - это Каэтана знала безо
всякого врача. С ней вообще в этой жизни случилось не так уж много
интересного - все было довольно монотонно и размеренно, отчего и
воспоминания случались редко и какие-то размытые, нечеткие и бесцветные.
Когда-то это даже пугало ее - а потом перестало.
Словом, со снами нужно было бороться самостоятельно. Она каждый раз
корила и презирала себя за малодушие, убеждала, что видит самый обычный
кошмар, вызванный либо чрезмерным потреблением крепкого кофе, либо еще
более банальными причинами - и незачем орать не своим голосом, но инстинкт
самосохранения во сне оказывался сильнее доводов рассудка. Ее пугал не сам
сюжет, не мифический монстр, пытавшийся ею поужинать, не отвратительный
двойник и не пугающая реальность происходящего. Ее терзал неведомый страх,
который находился внутри страха вполне понятного. Она даже не могла толком
это объяснить. Страх затекал в мозг через глаза, уши, открытый кричащий
рот. Он заползал в нее каждый раз, каждую ночь, в каждом сне. И теперь,
спустя несколько недель, стал неизмеримо больше, чем в самый первый раз.
Теперь страх охватывал ее уже на тропинке, отравлял ощущение полета (а как
она раньше любила летать во сне), нашептывая в ухо: "Упадешь,
разобьешься". Страх доводил до тошноты, когда она смотрела в окно на свое
подобие, все более и более признавая его собой. Она становилась таким же
манекеном с пустым отсутствующим взглядом, вялым изможденным телом и
безвольным слюнявым ртом.
Это случилось на двадцать пятую или двадцать шестую ночь. Проснувшись
от своего истерического визга, Каэтана не задрожала, не схватилась за
голову, как обычно, а яростно прошипела:
- Ну хватит. Баста!
И это означало, что она испытывает тот приступ ярости, который
овладевал ею всякий раз, когда кто-либо пытался подчинить ее своей воле
или навязать свои правила игры. Более всего в жизни ей нужна была свобода.
И именно свободу у нее сейчас отнимала какая-то чужая злая сила.
Она свирепо прихлебывала кофе и раздумывала над происходящим. Менее
всего сон походил на плод больного воображения. Нервы у нее всегда были
довольно крепкими. Скорее всего, решила Каэтана по зрелом размышлении, это
действительно засело и окопалось в подсознании. И противостоять можно
одним-единственным способом.
Когда-то в детстве она ужасно боялась ходить по длинному темному
коридору старого дома, в котором жила с родителями. Коридор несколько раз
поворачивал; окон, конечно же, не было, и казалось, что сзади кто-то
крадется, что сейчас из-за угла выскочит какое-нибудь страшное существо.
Она с усилием заставляла, себя обернуться, но не очень-то это помогало.
Было ей тогда лет шесть. И вот однажды, не вынеся своей зависимости от
страхов, она отправилась бродить по коридору ночью.
За спиной чудились шорохи и шепот, но она медленно вышагивала туда и
обратно, стараясь убедить себя, что вовсе не у нее подкашиваются от
невыносимого ужаса ноги. "Веселая" эта прогулка длилась до самого утра, а
когда рассвело, она без сил свалилась в кровать и уснула таким сладким
сном, что разбудить ее удалось только объединенными усилиями всей семьи. А
страх перед коридором прошел с тех пор раз и навсегда.
"Все дело в том, - объяснила себе Каэ уже под утро, - что я не захожу
прямо в комнату башни, хотя меня так и подмывает это сделать. И улепетываю
от мерзкой твари, хотя по правилам она должна улепетывать от меня. Это же
мой сон - что хочу, то и ворочу".
С этими словами Каэтана отправилась в спальню. Решительно разделась,
взбила подушку, задернула шторы. Комната погрузилась в приятный полумрак.
Каэтана выглянула из-за шторы в окно. Унылый осенний дождик донимал редких
прохожих, утопавших в лужах, а ветер выворачивал зонтики и срывал листья с
деревьев.
- На работу не пойду, - заявила она своему отражению в зеркале и,
подумав, добавила:
- Спать хочу потому что!
Уютно устроившись в постели, она вдруг что-то вспомнила, встала,
порылась в ящике туалетного столика и вытащила на свет божий прекрасный
охотничий нож в кожаных ножнах, оставшийся от отца. Нож она крепко зажала
в руке, руку сунула под подушку, свернулась калачиком и мгновенно
провалилась в сон.
На этот раз события развивались несколько иначе.
Луна была закрыта облаками, и свет едва-едва проникал сквозь них.
Моросил мелкий отвратительный дождь. Под ногами хлюпала грязь, и вокруг не
было слышно ни звука. Женщина стояла на лесной тропинке, удивленно
озираясь вокруг.
- Надо же, какая перемена погоды, - произнесла она неожиданно
насмешливо.
Затем посмотрела на предмет, крепко зажатый в правой руке. Им
оказался охотничий нож в кожаных ножнах.
- Значит, на мое подсознание можно, воздействовать, - удовлетворенно
произнесла она. Прицепила нож к поясу, критически себя оглядела и
осталась, по-видимому, довольна. На ней был удобный костюм из кожи и
полотна - свободная рубашка, куртка, облегающие брюки и высокие легкие
сапоги на шнуровке. Запястье охватывали тяжелые шипастые браслеты из
серебра, а на поясе кроме ножа оказалась еще маленькая сумочка. Содержимое
ее в темноте проверять не имело смысла, и, удивившись, что она раньше
ничего этого не рассмотрела, Каэтана двинулась к замку.
Выйдя из леса, она, несмотря на отчаянное желание, не побежала, а,
набрав полную грудь воздуха, развела руки, оттолкнулась и полетела,
чувствуя невероятную легкость. А внутренний голос, отчаянно вопивший:
"Упадешь, разобьешься!" - своим не признала и довольно спокойно
преодолела расстояние до башни.
Замок, кстати, тоже изменился. Хотя "кстати" - не самое удачное
слово: похоже, внизу, во дворе, разыгрывалось сражение. Каэтана летела
невысоко - до ее слуха доносились крики, стоны и лязг оружия. Скорее всего
обитателям замка приходилось несладко, но Каэтана не собиралась встревать
в сражение - ее интересовал только донжон и двое людей в загадочной
комнате. На этот раз она задержалась перед окном только на минуту, чтобы
не попасть в какую-нибудь передрягу похлеще. Окинув взглядом помещение,
поняла, что здесь почти ничего не изменилось, разве что маг выглядел еще
более постаревшим, а женщина за столом - еще более отрешенной.
Дым рвался клочьями, человек в алом плаще хрипел сорванным голосом, и
Каэтана решилась: она легко подтянулась, дивясь во сне собственной
ловкости и скупым отработанным движениям ("Ведь могу же", - пронеслось
молнией в голове). И тут с крыши, захлебываясь рыком, сорвалась горгулья.
На этот раз Каэтана даже не отшатнулась. Она выхватила нож и, обращаясь к
собственному подсознанию, спокойно заявила:
- Это уже свинство - так меня третировать. Вот пойду-таки к
психоаналитику...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг