Едва лишь я попытался это сделать, все кончилось. Словно выдернули шнур из
розетки.
В эту ночь мне удалось уснуть с большим трудом.
ОТКРОВЕНИЯ
На следующий день я был на работе едва ли не раньше всех. О законном праве
на отдых после экспедиции нечего было и думать. Необходимо повидаться с
Петром, прежде чем нас начнут крутить аналитики.
Но, придя в кабинет, я час или полтора простоял у окна, не в силах
оторваться от воспоминаний о своих ночных видениях. Их стало значительно
больше, хотя по-прежнему они были непонятны и беспорядочны.
Я видел угловатые серебристые машины, что со свистом взлетали и садились
где-то на окраине города. Мелькали какие-то лица - то радостные, то
искаженные ужасом. Разливалось на горизонте море синего огня, закрывая
горную гряду. Разверзались трещины, в которые уходили целые улицы. Много
было и других непонятных и необъяснимых образов.
Я так и не смог себе ответить - что это было? Сны? Но сны после
пробуждения забываются и ускользают. А тут все наоборот - я стою у окна и
вспоминаю все новые и новые детали, подробности, лица, даже голоса.
Воспоминания? В моей жизни не было ничего этого, даже пруда с огромной
ржавой пушкой. Я хорошо помнил свое детство. В нем была старинная школа из
красного кирпича с залитыми водой подвалами. Была скамеечка во дворе, где
старшие ребята делились с нами, малышней, своими хулиганскими мыслями и
историями. Много чего я мог вспомнить, но не было в моем прошлом стальных
машин, уносящихся вдаль стремительными стаями. Не было огня, клубящегося
над горами.
В конце концов, до предела измотав себя размышлениями, я повернул ключ и
вышел из кабинета.
И почти немедленно был схвачен за рукав какой-то малознакомой особой из
Сектора классификаций. Оказалось, Гришаня проигнорировал правило о
протоколировании исследований и записи вчерашних событий на лугу не
существует. Теперь эксперты надеялись восстановить хоть что-то по нашим
рассказам. С одной лишь целью: сопоставить признаки и дать ответ - чем
было вчерашнее Нечто. Или зафиксировать его как вновь открытое Явление.
Интересно, как они его назовут. Мнемозавр? Или Гипнодок? Скорее всего
просто - Ершовский феномен. Как бы там ни было, меня это мало волнует.
Собственные проблемы куда важнее.
Я пообещал зайти, как освобожусь, и отправился искать Петра. Пользоваться
телефоном не хотелось - такие разговоры следует вести с глазу на глаз.
Дверь в Петькин кабинет оказалась заперта, я постучал. Мне открыли не
сразу. Мы встретились взглядами - и сразу все друг про друга поняли.
Поговорить нам, без сомнения, стоило.
- Выйдем на крышу? - предложил Петр. Вертолетная площадка была пуста.
Гигантская буква Н в белом круге блестела, как новая - позавчерашний дождь
смыл с нее всю пыль, а новая еще не залетела на высоту в шесть этажей. Мы
подошли к краю крыши, облокотились о перила. Очень удобно разговаривать на
краю крыши, если не хочется смотреть собеседнику в глаза. Всегда можно
сделать вид, что глядишь вниз, ведь там столько всего.
- Кто первый рассказывает? - проговорил Петя, словно предлагал выбирать
водящего в детской игре.
- Ты.
- Хорошо. Ну, что... До дома вчера добрался нормально. Лег спать. Начала
сниться какая-то ерунда, а потом...
- Какая ерунда? - прервал я его.
- Да ну... Полная чушь. Не хочу и рассказывать.
- Петя, это важно.
- Ну хорошо, хорошо, - он сделал мученическое. лицо и закатил глаза,
словно бы с трудом вспоминая. - Снилось, будто идем мы с тобой... или не с
тобой - не помню. Одним словом, идем по траве, по полю. Впереди - деревня.
Красивая такая, домики уютные, крепенькие - как игрушки. Идем, а сзади
семенит какой-то... Мне почему-то показалось, японец. Маленький,
чернявенький, в белом халате. Бежит, хватает за руки, норовит что-то
сказать. Я отмахиваюсь, прибавляю шагу, а он не отстает. Наконец забегает
вперед, руки расставляет, и мы, так и быть, останавливаемся. И тут... Я не
очень понял, как это получилось... Он, этот японец, как будто бы берет за
край деревни - и отодвигает в сторону. Словно шторы отдернул,
представляешь? А там - за этими "шторами" - рычаги, пружины, шестеренки -
чего только нет! Ну... собственно, и все.
- М-да... - только и сказал я.
- Я же говорил - чушь, - виновато развел руками Петька. - Но это только
цветочки. Я после такого дела проснулся, минут пять провалялся,
удивленный, - и опять уснул. Самое-то жуткое утром началось. Помнишь, у
меня дома целая стенка фотографий? Еще от бабки с дедом остались. Я
просыпаюсь, смотрю на одну. Там мой дед с тремя офицерами. Они тогда в,
Праге были, после войны. Всю жизнь смотрел на эту карточку, привык к ней,
как к обоям. А тут вдруг что-то во мне дрогнуло. Зову свою маманю с кухни
и спрашиваю: вот этого майора, слева от деда, Николаем зовут? Она говорит,
да, дядя Коля. Она ведь тоже с дедом в Праге жила, он там долго был и всю
семью туда перевез. Матери моей тогда лет четырнадцать исполнилось, она
всех дедовых друзей помнит.
- Петя, - не выдержал я, - все-таки что странного в том, что дедушкиного
товарища звали дядей Колей?
- Да странно то, что я об этом знаю! Я ведь вживую не видел его никогда.
Ты дальше слушай. Я с матерью утром полчаса перед этими фотографиями
стоял. Там масса людей, про которых я никогда ничего не знал, не
спрашивал, потому что они мне были неинтересны. И вдруг выясняется, что я
про каждого что-то знаю! У одного дочка завмагом стала, другого машиной
задавило, третий дом какой-то продал... Скажи, откуда это взялось? А ведь
это еще не все. Отошел я от фотографий, двинул на работу, а в голове - то
одно, то другое. Столько всякого мусора в мыслях, ты себе не представишь...
- Мусора, говоришь? Ну почему же? Представлю. Петька пристально посмотрел
на меня.
- А ну, выкладывай, - велел он.
- Может, сначала ты договоришь?
- Собственно, я уже договорил...
Я кратко поведал Петьке о своих видениях. Рассказал все честно, ничего не
утаивая. Даже про ночные слезы не умолчал. Он слушал меня, и было видно,
что надежд разобраться по горячим следам остается все меньше. Все только
запуталось.
- Мы серьезно влипли, Олег, - сказал он.
- Это неизвестно, - я покачал головой. - Надо еще разбираться.
- Все известно! Ты хоть понимаешь, что мы немедленно должны обо всем
доложить начальству?
- Доложим. Не первый раз. Сделают нам тесты, экспертизы - на амнезию, на
шизофрению, на еще какую-нибудь дрянь, разберутся, что опасности мы не
представляем. Лично я никаких других изменений в себе не чувствую.
- Нет, Олег, ты так ничего и не понял. Скажи, ты согласен, что после того,
как это ершовское чудище ударило нам по мозгам, у нас открылось какое-то
шестое чувство? Ну посуди сам - раз я по фотоснимкам могу определять имена
и биографии...
- Ты - да. А что со мной - еще неясно.
- Да все тут ясно, Олег! Знаешь, кто теперь мы с тобой? - он даже понизил
голос. - Мы - аномалы! Дошло?
- Аномалы... - я словно бы попробовал это слово на вкус. Вкус показался
горьковатым.
- Именно! Мы не можем оставаться штатными экспертами Ведомства. В лучшем
случае - консультантами, внештатниками, - продолжал Петя. - Отныне мы с
тобой - все равно что следователь с тремя судимостями.
- Нет, подожди, не торопись, - попытался протестовать я. - Может, это
временно. Может, оно как-то... Петя фыркнул.
- Не веди себя, как чуть-чуть беременная девушка. "Может быть, оно
рассосется" - ты это хотел сказать?
- Петя, - я попытался его успокоить, - давай не будем пока ничего
докладывать. Давай сами попробуем разобраться.
- Да? И как ты думаешь разбираться?
- Не знаю еще. Надо думать. Ты сам-то как считаешь, что это? Гиперзрение,
сенсорная память... что?
- Нет, Олег, - Петя вдруг стал сосредоточенным и спокойным. - Это не
сенсорная память. Это остаточная структурная память.
- Структурная... - начал было я, и тут же екнуло сердце. - Как ты сказал?!
- Видишь ли... Я заметил, что не только фотографии вызывают у меня разные
мысли и догадки. Пока еще разобраться трудно, в голове мешанина... Дело в
том, что я вспоминаю даже те события, в которых мои родители не
участвовали, и никаких предметов, связанных с ними, у нас нет. Эти вещи
происходили до того, как они родились. Мне сдается, что, покопайся я еще в
своих мозгах, вспомню и царя-батюшку, и ледовое побоище, и еще бог знает
что. Я вспоминаю то, что видели и помнили все мои предки, понимаешь?
Петя говорил, не замечая, что я уже не очень-то его слушаю. Я стоял,
вцепившись пальцами в ограждение крыши, и безучастно смотрел в какую-то
далекую даль, которую не разглядишь ни с одним телескопом.
- Петя! - я повернулся и невольно схватил его за пиджак. - Послушай меня,
Петя, если ты вспоминаешь и войну, и царя, и татаро-монгольское иго, то
что тогда со мной? Что вспоминаю я, ответь мне!
Петр запнулся на полуслове и замер с открытым ртом. До него дошло.
ДОЗНАНИЕ
Не знаю, сколько бы мы простояли, глядя друг на друга, если б на крыше не
появился Виталик Седых - эксперт из дежурной смены. Вид у него был
утомленный, галстук расслаблен.
- Еле вас нашел, - сказал он. Заметив, что мы пребываем в неком странном
оцепенении, он слегка встревожился. - Вы чего, ребята?
- Ничего, - медленно проговорил Петя. - Просто... разговариваем.
- Понятно, - Седых почти успокоился. - Вы еще не в курсе?
- О чем ты?
- Значит, не в курсе... Внештатник ваш... этот... Гришаня. Руки он на себя
наложил.
- Что?!! - мы с Петром так резко развернулись, что Виталик невольно
попятился.
- Я только что оттуда, - сообщил он. - Страшное дело. Он разбил себе
голову о батарею. В квартире такой кавардак, словно стадо носорогов в
жмурки поиграло. Он рехнулся, это точно.
- Как рехнулся? - проговорил я. - Слушай, а это точно, что он... сам?
- Абсолютно, - махнул рукой Седых. - На криминал первым делом проверили -
и мы, и потом милиция... Дверь изнутри на два замка закрыта. Все чисто. Он
сам это сделал.
Мы с Петей переглянулись и некоторое время молчали. Виталик смотрел на нас
удивленно. Видимо, мы как-то не так себя вели.
- Постой, а если дверь, говоришь, была закрыта, то как узнали?
- Не стройте из себя детективов. Все очень просто - у него дом углом
стоит, и из соседнего окна видна кухня. Утром соседи увидели, что
подоконник весь в крови. Ну и...
Мы снова переглянулись.
- Ладно, пойду, - сказал Виталик. - Да, вот еще! Директор хотел, чтоб вы
зашли, как отдохнете.
- Зачем? - испуганно спросил Петр.
- Ну как? Доложить, конечно.
Он повернулся и пошел усталой размеренной походкой человека, честно
отработавшего свой хлеб. Я смотрел на него и думал: сейчас он вперед нас
доложит о двух психах на крыше, которые вздрагивают, таращатся друг на
друга, того и гляди сами спрыгнут.
- Олег, мы должны все рассказать, - обреченно проговорил Петя.
- Боишься, вслед за Гришаней отправимся?
- Я сейчас всего боюсь. И, знаешь, даже тебя.
- Не бойся. Гришаня - натура чувствительная, да и препарата он принял
меньше, чем мы. Вот и не выдержал. Давай пока повременим с докладом. Хотя
бы до завтра. Мы должны сами попытаться понять что-то, прежде чем в нас
начнут копаться другие.
- Понимаю твое состояние. Но мне действительно не по себе.
- Как говорила моя бабушка, если страшно - возьми палку.
- Ну хорошо, - вздохнул Петя. - Считай, договорились. Сегодня у нас все
равно выходной, а завтра - прямо с утра встречаемся и идем к шефу. Боюсь,
расколет он нас, сразу поймет, что темним. Ну да ладно.
Мы пошли вниз. На лестнице я встретил группу веселых шумных ребят из
какого-то смежного сектора. Каждый тащил автомат или карабин, наверно,
возвращались со стрельбища. Мне пришла в голову неожиданная мысль. Отдадут
ли мне теперь мой пистолет? Вообще, состоим ли еще мы с Петькой в списках
Ведомства, доверяют ли нам по-прежнему, или отныне все кончено?
Я зашел в лифт, спустился в Хранилище. В оружейку меня пустили
беспрекословно. Я протянул в окошко карточку, и через минуту мой пистолет
лежал передо мной. Все прошло, как обычно - без задержек, без уточняющих
звонков и недоверчивых взглядов. Я почувствовал холодную испарину. Черт
возьми, кажется, я стал неврастеником...
Однако пистолет мне отдали, значит, я еще свой в этих стенах.
Я уже знал, куда сейчас поеду. Уже три года я поддерживаю отношения с
одним человеком. Его зовут Роман Петрович, ему около семидесяти. За нашу
дружбу меня на работе по головке бы не погладили, это точно. По всем
правилам, я обязан был сразу завести на него наблюдательное дело,
разослать по секторам поручения и в конце концов оформить и поставить на
учет как аномала. Со всеми вытекающими. С надомным контролем, ежемесячными
проверками, с тестами и исследованиями.
Но я этого не сделал. Просто не смог себя заставить. Как милицейский опер
оставляет один из конфискованных у бандитов пистолетов себе "на черный
день", так и я приберег Романа Петровича для себя. Это мой личный
внештатник. Про него не знает никто. На него не заведена ни одна бумажка.
Я нашел его случайно. Однажды по какому-то мелкому делу мне пришлось
побывать в комнате находок на железнодорожном вокзале. Узнав, кто я есть,
сотрудницы сначала забросали меня вопросами о Бермудском треугольнике, а
потом сказали: кстати, есть интересная история. Я настроился слушать
заурядную байку про какую-нибудь старуху с "дурным глазом", но они
поведали про Романа Петровича.
Дело было так. Однажды какой-то большой начальник заявил об утере папки с
важными документами. Настолько важными, что он даже организовал объявления
на стенах, где обещал награду нашедшему.
Через день появился интеллигентный старик с той самой папкой. Забрал
вознаграждение, тепло попрощался со всеми и удалился.
Вскоре история повторилась. У кого-то из пассажиров пропал чемодан, в
котором оказались две очень дорогие старые иконы. Вновь было объявлено
вознаграждение. Опять появился наш герой и сообщил, по какому адресу
находится чемодан, а где искать иконы. Возвращали все это с милицией.
Позже выяснилось, чемодан был просто украден привокзальной шпаной. Роман
Петрович получил свой гонорар и больше не появлялся.
Я, не питая иллюзий, все-таки проверил историю на подлинность. Установил
адрес человека, узнал кое-что, как говорится, по своим каналам. И выяснил,
что после этого Роман Петрович уже трижды находил в разных районах города
краденые машины. Но делал это только в тех случаях, где фигурировало
вознаграждение. Так он зарабатывал себе на жизнь.
Мы познакомились. Он оказался милейшим и обаятельнейшим стариканом с
аристократическими манерами. Даже узнав, кто я такой, и догадываясь о
грозящих ему переменах в жизни, он не изменил доброго отношения ко мне.
Я не захотел сдавать его Ведомству. Мы иногда встречались, много
разговаривали. Он был начитанным и умным человеком, я мог получить у него
ответ почти на любой вопрос или хотя бы хорошо обсудить свою проблему и
сделать верные выводы. А такая нужда у меня была нередко.
Потом он нашел, как лечить какую-то гормональную болезнь у одной из
Леркиных подруг, благодаря чему та похудела на тридцать килограммов и
вышла наконец замуж.
С той поры я твердо решил - Роман Петрович будет моим и только моим
агентом.
...Я приехал к нему на обычном троллейбусе. Время было послеобеденное, мне
зверски хотелось есть. Но я был так поглощен собой, что не удосужился
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг