На всякий случай Ганс решил пройти по краю свалки с фонарем. Он
предупредил, чтобы Пашку держали с завязанными глазами и взаперти, поэтому не
слишком боялся, что мальчишка его узнает.
Не пройдя и сотни шагов, он увидел за грядой кустарника странную картину.
Три машины светили фарами в глубь свалки, рядом толпились какие-то люди.
Ганс убрал фонарь, осторожно подобрался ближе. И вдруг он узнал всю
компанию. И докторишку по имени Гриша, и нескольких охранников, в свое время
крутивших ему руки, и их начальника, который спускал его вместе с Кичей с
лестницы.
Изумлению Ганса не было предела. Он никак не мог взять в толк, каким
образом ему удалось опять сойтись с этими людьми, да еще в таком интересном
месте? Что за странные совпадения?
А потом он удивился еще больше. Доктор через мегафон начал кого-то звать.
Ганс прислушался и разобрал имя - Иван Сергеевич Луков. В этом имени ему
послышалось что-то знакомое. Он напряг мозги, а затем чуть не подпрыгнул на
месте. Луков - это же Лука, тот самый, которого ищут по всему городу, носятся,
высунув языки, и всем тычут его фотографию.
Это было похоже на бред. Лука - большой и уважаемый человек, личный
казначей Сударя - и здесь, на вонючей свалке! И при чем тут эти лекари
недоделанные?
Ганс запасся терпением, твердо решив выяснить, что тут происходит. Ему
долго пришлось просидеть в кустах, он даже замерз. Но результат того стоил.
Он увидел, как привезли Светку, как вслед за ней выбрался сонный
взлохмаченный пацан и как вскоре прямо к машинам выполз его говорящий уродец!
Тот самый, за которого уже завтра Ганс собирался получить сто пятьдесят тысяч.
От досады он готов был грызть камни. Оказывается, все было рядом,
буквально под носом! Стоило мальчишке прокричать что-то в темноту, как уродец
выполз к его ногам. И никаких сложностей, комбинаций...
У Ганса было сейчас жгучее желание сбегать к машине за пистолетом и
перестрелять из укрытия всю эту братию, отобравшую у него добычу. Особенно
докторищку и начальника охраны. Ну, Светку с пацаном еще можно пожалеть...
И тут Ганс наконец добрался до главного. Очередная мысль настолько
ошеломила его, что по спине пошли мурашки. Они, эти люди, звали Лукова, а
вылезло это рогатое страшилище! Так что же, выходит - оно и есть Лука?
Через минуту Ганс был уже в машине. "Все, голубчики, - думал он, - теперь
я знаю, что с вами делать. Интересно будет поглядеть, что сделает с этой
больничкой Сударь, когда узнает, во что они превратили его кассира".
Гансу было плевать, как им удалось сделать из человека столь мерзкую
гадину. Он резонно считал, что, имея деньги, можно сотворить что угодно. Если
уж пересаживают сердце от человека к человеку, то изуродовать его и приделать
хвост вообще не проблема. Важно другое: весь город ищет Луку, пацаны с ног
сбиваются, а тем временем пропавшего преспокойно держат у себя эти больничные
деятели. Да еще и творят на нем свои опыты.
Ганс держался за баранку и весело скалился. Словно гора упала с плеч.
Сударь хотел мутанта - он его получит. Хотел Луку - тоже получит. И все в одном
лице. Правда, сто пятьдесят тысяч еще неизвестно куда отойдут. Но, глядишь,
что-нибудь и перепадет.
Стояла ночь, и беспокоить Сударя Ганс не решился. Хотя, конечно,
поделиться своими открытиями ему не терпелось. Ничего, это можно и завтра.
Он заехал к себе во двор и вышел из машины, загородив ею половину
тротуара. Было темно - окна не горели, а фонари во дворе не водились уже давно.
Ганс взбежал по ступенькам подъезда и уже почти нырнул в его темное нутро, как
вдруг сильнейший тупой удар отбросил его обратно. Он потерял равновесие и,
падая, схватился за стену. Ему показалось было, что в темноте он налетел на
дверь. Но это было не так.
Из черного провала подъезда выступил какой-то человек в темном костюме.
Ганс не видел его лица, он заметил только, что незнакомец очень высок и
плечист. Словно бы платяной шкаф выдвинулся из темноты.
И тут последовал новый удар, от которого содрогнулось все тело. Ганс
кубарем скатился на асфальт. Голова гудела, как колокол, но он все же смог, не
дожидаясь третьего удара, откатиться в сторону и проворно вскочить.
Его тут же сдавили с боков, заломив руки. Вдруг стало светло - в лицо
полыхнули фары большой машины, притаившейся у соседнего подъезда. Ганс мало
чего успел увидеть, его моментально согнули в три погибели и поволокли в
кабину. Он дернулся было, но незнакомцы с профессиональной сноровкой вывернули
ему кисти, заставив вскрикнуть от острой боли. Их руки держали, как тиски.
- Сейчас милицию вызову, хулиганы проклятые! - прозвенел из какого-то окна
возмущенный старушечий голос, а в следующее мгновение Ганса швырнули в
просторный салон машины.
В полутьме он заметил, что здесь уже кто-то есть. Какой-то человек рядом
трясся, всхлипывал, давил из себя слова, но не мог выговорить ни единого. Ганс
никак не мог его разглядеть, только запах одеколона показался очень-очень
знакомым...
Один из молчаливых бугаев сел рядом, еще двое - впереди. Машина тронулась
с места.
И вдруг до Ганса дошло - рядом сидит Кича! Это его одеколон лезет в
ноздри, в его всхлипах проскальзывают знакомые нотки.
Гансу сделалось не по себе. Уж если его железный бригадир хнычет, как
обиженный школьник, то чего ждать дальше?
- Кича! - прошептал он. - Ты?
Ответом было лишь нервное повизгивание.
- Где мы? - продолжал Ганс. - Кто это?
Бугай, сидевший рядом, не размахиваясь, ударил его ладонью по лицу, так
что потемнело в глазах. Ганс замолчал, шмыгая носом, чтоб втянуть показавшуюся
кровь.
Машина, негромко урча, быстро и проворно петляла по улицам. Город был
почти пустой, только шли по одному, по двое запоздавшие прохожие. Ганс
потихоньку впадал в панику, ему передалось состояние бригадира. Он силился
понять, что это значит: трясущийся Кича, похищение, молчаливые незнакомцы со
слоновьими ударами - к чему все это?
Может, раскусили историю с мальчишкой и теперь везут на разбор? Нет, не
похоже - костоломы из больнички действовали не так. Тогда кто это?
Город закончился. Машина пронеслась еще пару километров по трассе и
свернула в лес, запетляв среди частокола деревьев. Ганс все еще сохранял
остатки самообладания. Он не знал, в чем виноват Перед этими людьми, поэтому
оставалась надежда на благополучный исход. А вот у Кичи, похоже, таких надежд
не было - иначе он не стонал бы так.
Впереди блеснули огоньки, и вскоре показалась поляна, освещенная только
светом фар от нескольких автомашин. Ганса и Кичу выволокли и швырнули на мокрую
от росы траву. Ее запах, прохладный сырой воздух вдруг показались
тошнотворными.
Почему-то обоим не связали руки и даже не поставили никого рядом
присмотреть. Хлопали двери машин, сновали незнакомцы, невнятно переговариваясь.
Ганс украдкой следил, нельзя ли молнией выскочить и скрыться среди деревьев.
Увы, отовсюду светили фары, и люди тоже были везде. Центр поляны походил на
освещенную цирковую арену.
Ганс осторожно повернул голову, переводя взгляд на Кичу. Тот ответил
тусклым подавленным взглядом. На бригадира было страшно смотреть: бледный, с
разбитыми губами и всклокоченными волосами, он воплощал безоглядный ужас
обреченного человека.
- Кича... - прошептал Ганс. - Кто это такие? Чего им надо?
- П... п-попали, - выдавил Кича. - Попали мы. Все, Ганс, звездец...
- Почему? Кто они?
- Говорил т-тебе.;.Закопай Того мужика. П-по-чему не сделал...
В этот момент Ганса рывком подняли на ноги. Он огляделся, щурясь от
слепящего света фар.
Люди вокруг показались ему странно одинаковыми. Все в костюмах,
белоснежных рубашках, галстуках. У многих очки, словно у каких-то конторщиков.
И абсолютно все - здоровенные, как шкафы, мощные, массивные.
Ганса смущали очки. Сквозь них он не мог увидеть лиц, прочитать взгляды. А
без этого не понять, что они за люди, что у них на уме, чего ожидать, как
разговаривать. Лишь изредка у кого-то соскакивала кривая усмешка или
какое-нибудь словечко, выдавая, что очки и галстуки - только маска, под которой
прячется что-то неумолимо безжалостное, хищное.
Кичу тоже подняли, но он не мог стоять, и его держали за шиворот, как
котенка. На поляне происходило некое загадочное действие - чужаки ходили
Взад-вперед, заглядывали в машины, что-то доставали, что-то говорили. Словно бы
готовились к непонятному и жуткому обряду. Ганс вдруг заметил, что здесь же
стоит и "Понтиак" Кичи.
Ганса вдруг встряхнули и развернули к только что подъехавшей машине -
длинной, черной, с зеркальными стеклами. Разговоры затихли, ходьба
прекратилась.
Из предупредительно открытой двери с трудом начал выбираться какой-то
человек, высунув впереди себя блестящий костыль. Один из здоровяков бросился
ему помогать.
Ганс узнал его. Одного взгляда на иссохшуюся фигуру, впалые щеки и редкий
пух на голове хватило, чтобы узнать инвалида, случайно попавшего на фотографию
дворика больницы.
Кича порывисто задышал. Он тоже узнал Дубровина.
- Ну, что, братва... - Человек приблизился и довольно сильно ткнул Кичу
костылем в грудь. - Соскучился, поди... Молчи, вижу, что рад.
Кича повис на руках амбала, словно пустой мешок.
- Расстались мы с тобой в тот раз не очень хорошо, - вздохнул Дубровин. -
Что ж ты, даже "пока" не сказал. Я в сортире остался с пробитой башкой, а ты...
Ты, наверно, в кабак поехал, коньяк пил, девочек щупал. Разве справедливо?
Кича молчал, тараща глаза на ожившего покойника. Нижняя челюсть бригадира
тряслась, по подбородку стекала слюна.
- А это - телохранитель, что ли? - Дубровин с усмешкой взглянул на Ганса.
- Что ж ты хозяина плохо бережешь? Платит мало?
Он снова повернулся к Киче.
- Так скажи, все-таки должна быть в мире справедливость? Ну, отвечай!
Кича суетливо закивал, будто при слове "справедливость" в его сердце
затлела какая-то надежда.
- Верно, должна. Вот я и хочу с тобой по справедливости обойтись. Ты не в
обиде?
- Я... Я не виноват! - закричал наконец Кича. - Я не хотел!
- Знаю, знаю, знаю... - устало вздохнул Дубровин. - Не хотел, не желал,
все само собой вышло. Просто чинил толчок и случайно по мне попал, да?
Ганс украдкой посматривал по сторонам. Амбалы в костюмах стояли со всех
сторон, почти не шевелясь. Словно сторожевые псы, ждущие команды.
- Ну, все, достаточно, - неожиданно жестко проговорил человек. -
Наговорились уже. Парень раскаялся и готов встать в угол. Вернее, к стенке... -
Он поманил пальцем одного из своих и что-то взял у него из огромной ладони.
- Вот это - пистолет, - буднично произнес Дубровин, после чего передернул
затвор, а обойму отбросил в сторону. - И в нем один патрон. На, держи!
Ганс с изумлением понял, что пистолет протягивают ему. Он машинально взял
потертый "ПМ" с отколотым эбонитом на рукоятке, затем быстро посмотрел по
сторонам. И тут же убедился, что отовсюду на него глядят черные зрачки ружейных
стволов. От каждой машины в него целились - когда сквозь очки, а когда и просто
от бедра. Дернись - и разнесут в клочья из своих "ремингтонов" и "браунингов".
- Тебя, телохранитель, конечно, положено вместе с хозяином закапывать, -
сказал Дубровин. - Это по египетскому преданию, чтоб ты на том свете хозяина
тоже охранял. Но мы цивилизованные люди, мы не верим в загробный мир, да? Да? -
настойчиво повторил он, и Ганс механически кивнул.
- В самом деле, зачем тебе умирать? Молодой, сильный, куча планов на
жизнь. В общем так: прострели репу этому персонажу - и иди куда хочешь.
Годится?
Очкастый здоровяк при этих словах отпустил Кичу, и тот свалился на траву,
с шумом хватая воздух.
-Ну, давай, - Дубровин хлопнул Ганса по плечу, повернулся и спокойно пошел
к машине, легко опираясь на тросточку. - Стреляешь - и свободен, - напомнил он,
забираясь на заднее сиденье.
Заработал двигатель, машина развернулась и уехала. Командовать остались
эти немногословные слоны в очках.
- Ствол в затылок! - приказал ближайший и слегка дал Гансу по шее жесткой,
как деревяшка, ладонью. - Ну, быстро, быстро!
Ганс, затравленно озираясь, навел пистолет на голову Кичи, который
колотился о траву у его ног. Что-то полыхнуло рядом, Ганс дернулся, думая, что
по нему уже стреляют. Или показалось?
- Мочи! - прозвучал грубый, раздраженный голос. Здоровяк медленно отошел к
своим.
Ганс вдруг увидел себя словно со стороны. Вот он стоит один, не считая
полуобморочного Кичи, посреди освещенной поляны. Со всех сторон на него глядят
стволы помповиков. Люди Дубровина работали грамотно - знали, что свинцовые пули
и картечины экспертизе не подлежат.
- Вы все равно меня завалите! - закричал Ганс. - Вы не оставите свидетеля!
- Какой ты, на хрен, свидетель... - негромко усмехнулся кто-то. - Ты здесь
центральный нападающий. И только попробуй завтра что-то вякнуть - и дня в
тюрьме не проживешь!
И снова что-то полыхнуло, словно быстрая молния ударила неподалеку. Ганс
вдруг понял - это фотоаппарат. Они снимали на "Полароид", как он стоит с
пистолетом над лежащим Кичей.
- Стреляй! - прогремел злой окрик.
- Ганс... н-не н-надо... не н-надо, - лепетал Кича, не справляясь со своей
дрожащей челюстью.
- Все, на исполнение - десять секунд! Или он падает, или вы оба падаете, -
стволы ружей заинтересованно шевельнулись.
Потекли секунды. Ганс никак не мог понять - быстро они текут или медленно,
и сколько у него осталось, чтоб собраться с духом и что-то решить.
- Ганс, не делай... Не стреляй... они пугают, - раздавался из-под ног
блеющий голос бригадира, и один его стон выдавал, что ничуть не пугают, что все
на полном серьезе. - Ганс, стрельни рядом, я упаду, я притворюсь...
- Хорошо, хорошо... - выдавил из себя Ганс и вдруг почувствовал, что
пришла последняя секунда, что вот-вот она сорвется, как капля с карниза, и
тогда свинцовые градины рванутся из горячих стволов и расшибут вдребезги его
ребра, сердце, голову...
- Не дела-а-ай! - сорвался на крик Кича. - Я тебя урою, сука-а-а-а!
- Хорошо... - прохрипел Ганс. - Держись... Последнее мгновение...
Гладкая изогнутая деталька мягко ушла под пальцем. Пистолет вздрогнул, как
живой, и вылетел из мокрой ладони. Из лица Кичи что-то брызнуло на траву, и он,
не издав ни звука, быстро упал с колен ничком. Ганса поразило - почему так
быстро? Неужели так сразу может выйти из человека жизнь? Он думал, тело будет
валиться медленно, плавно, словно через силу... А тут - тюк, и все. Как
доминошка.
Он еще долго стоял, разглядывая затылок с намокшими от крови волосинками,
и не видел, что делается вокруг. А между тем пистолет был бережно положен в
пакет, туда же - снимки. Здоровяки собирались быстро и молча. Гансу больше не
сказали ни слова.
Машины уехали, стало темно. В высоких кронах тревожно гудел ветер. Ганс
все стоял и стоял, глядя себе под ноги, где в предрассветном сумраке остывало
тело его бригадира.
* * *
Еще не было и девяти вечера, а Григорий уже мечтал поскорее добраться до
кровати и отключиться. Только что принятая рюмка водки торчала в горле, как
застрявший лифт, не принося ни бодрости, ни облегчения.
Он слишком уставал в последнее время. Слишком много беготни, много
нервотрепки, особенно с этим переездом. Из клиники неожиданно исчезал то один,
то другой специалист. Григорию и остальным оставшимся приходилось вечно кого-то
подменять, перестраивать свой режим, оставлять работу на вечер...
Наскоро перекусив в ночном кафе, он обычно приходил домой, звонил Светлане
v, смущенно комкая слова, говорил, что не осталось никаких сил. Потом сразу
засыпал.
Светлана уже не обижалась. Только с грустью говорила, что зря ждала целый
вечер. Оба ждали, когда придут более легкие времена.
- Я здесь слишком много стал пить, - сказал Григорий.
- Ты? - рассмеялся Донской. - Ты пьешь, как ягненок. Вот остальные - те
действительно хлещут...
Он сидел, скорчившись в кресле, и безучастно смотрел в окно. В руках
плясала пустая рюмка. Разговоры не клеились, да и не было в них особой нужды.
Словно бы встретились два человека лишь затем, чтобы напиться и помолчать,
думая о своем.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг