твердости, чтобы отказать в его прихотях. И, даже если заставить ее силой, это
будет проигрышем мужчины, а не победой над личностью. Женщину нельзя заставить
уважать или ценить себя. Напротив, это самый прямой путь к презрению и
ненависти.
Ганс смутно понимал что-то такое, и потому боялся женщин с сильным
характером. Он хотел с ними союза, мирного договора, но как его добиться, если
речь идет о женщине совершенно другой пробы?
"Сначала куплю машину, - подумал он тогда, млея от прикосновений ее
пальцев. - Потом стану одеваться. Буду как Кича - пиджаки, рубашки шелковые,
плащ. Можно прическу сделать, волосы чуть отпустить".
Немного позже Ганс все же набрался смелости и познакомился с ней. И когда
узнал, что Света - мать-одиночка, словно камень с его души свалился. Все стало
просто!
Она тоже оказалась неполноценной, ущербной и несчастной. Ей нужен был
сильный, надежный мужик рядом, ей требовались деньги, чтоб воспитывать своего
пацана. Оказалось, Ганс легко мог выступить в роли благодетеля даже для такой
роскошной девчонки. Замордованная жизнью, она вряд ли будет гордой и
придирчивой. В этот миг все его сомнения и комплексы растаяли, как дым.
Впрочем, не совсем растаяли. Он до сих пор даже не попытался поцеловать
Светлану. Что-то останавливало. Подсознательно Ганс не хотел, чтобы с ней все
было так же, как с кабацкими размалеванными шлюхами.
Все эти чувства были новыми для него, они пугали и настораживали. Он ни за
что не поделился бы своими переживаниями с кем-то из приятелей - ребята просто
посмеялись бы.
Он несколько раз подвозил Свету домой с работы, дарил пакеты с едой,
оплатил Пашке садик на полгода вперед. Даже пообещал свозить на море. Ему
нравилось это делать. Правда, в глазах Светланы вместо умиления и благодарного
восторга он пока видел лишь настороженность. Но это пока...
"Никуда не денется, - снова подумал Ганс. - Посидит пару дней на одних
макаронах - сама позвонит. А не позвонит - так и быть, сам заеду.
Успокоится..."
Однако сегодня Ганс был настроен провести время в дамском обществе и не
собирался менять планы из-за мелкой неприятности. Он полистал блокнот - и
направил машину в сторону одного из женских общежитии.
* * *
Дверь в родительскую квартиру Гриша открыл своим ключом. Разулся, бросил
куртку на тумбочку, прошел в комнату. Мать смотрела телевизор, лаская на
коленях кошку, отец за письменным столом согнулся над какими-то бумагами.
- Привет, - сказал Гриша, опускаясь в старое-старое кресло с облупившимися
подлокотниками.
В этой квартире он прожил с родителями больше десяти лет. Потом, после
окончания института, переехал в теткину, поскольку был серьезно Нацелен на
самостоятельность в жизни.
С тех пор здесь ничего не изменилось. Два шкафа - с книгами и с посудой,
пианино, торшер, швейная машинка, потемневший натюрморт на стене - все это он
помнил с детства.
Он был поздним ребенком. Родители познакомились в довольно зрелом
возрасте. Отец был военным врачом и лечил в основном бойцов освободительных
армий в развивающихся и прочих братских странах. До тридцати лет он безвылазно
сидел то в Корее, то в Анголе, то в Афганистане. Кончилось тем, что где-то в
джунглях он подцепил местную лихорадку, которая дала осложнение на печень,
после чего был списан на гражданку с военной пенсией. После этого отец быстро
постарел.
Мать работала учительницей, а последние годы - библиотекарем в той же
школе. Зарплата у нее была совсем небольшой, да и отец не очень-то мог
разгуляться на свою пенсию. Несмотря даже на то, что, кроме фотографий на фоне
афганских гор и вьетнамских деревень, он имел орден Красной Звезды и редкую для
медика медаль "За боевые заслуги".
- Как дела? - спросил Гриша.
- Ничего, - ответила мать. - Ужинать будешь?
- Нет, спасибо. Отец все кроссворды сочиняет?
- Между прочим, в газете за один кроссворд двадцать пять рублей платят, -
сказал отец, строго посмотрев на Гришу поверх очков.
- Оксана звонит? - спросила мать.
- Да нет... Редко.
- Я же говорил - пропала твоя невеста, - подал голос отец, не отрываясь от
занятия.
- Почему пропала? Она учится, у нее свои дела.
- Вот-вот, свои дела...
- Хорошая девушка, - сказала мать. - Как приедет, обязательно приводи в
гости.
- М-да... - неопределенно кивнул Гриша. - А я, кажется, работу меняю.
- Что? - отец даже очки снял. - Как это - меняю?
- Ухожу из "Скорой".
- А куда? - встревоженно спросила мать.
- В клинику. Буду наконец лечащим врачом.
- Зарплата больше?
- Думаю, больше.
- В областную больницу, что ли? - поинтересовался отец.
- Нет. Это частная клиника, ты не знаешь.
- Частная... Вот закроется твоя клиника; останешься безо всего.
- Безо всего не останусь.
- Если частная, то платить должны хорошо, - проговорила мать.
- Наверно. Да и не в этом дело. Мне предложили по специальности работать,
по моей теме. Оборудование, материалы - все будет. Практика, одним словом. Я о
таком даже и не мечтал. И вообще, там интересно...
Что именно там интересного, Гриша уточнять не стал. Мать испугалась бы, а
отец получил повод назвать всех жуликами и шарлатанами.
- Молод ты еще для частной клиники, - проворчал отец. - Врачу ниже первой
категории там делать нечего. Будешь на подхвате - утки выносить да клизмы
ставить.
- В жизни надо и клизмы ставить уметь.
- Пойду чай сделаю, - захлопотала мать.
- Не надо, ма, я уже ухожу. Завтра вставать рано.
- Подожди. Возьми хоть картошки...
- Не надо. Как начну работать - зайду, расскажу. Гриша вышел на улицу и
торопливо зашагал к остановке. В принципе родительское благословение было
получено.
* * *
- И все-таки кухни больших древних народов на порядок превосходят все
последние кулинарные "изобретения", - произнес профессор Соломонов, открывая
банку с холодным куриным супом. - Культура питания оттачивается по мере
развития любой цивилизации. Все маленькие народцы, выросшие в парниковых
условиях, не способны ни удивить, ни обрадовать настоящего гурмана. Народная
кухня так же важна и неисчерпаема, как народная музыка и литература. Время
великих открытий прошло, человек уже не придумает ничего вкуснее; чем было
изобретено до него.
- Я думаю, главные открытия еще впереди, - высказался Гриша.
- Только не в кулинарии. Ибо это искусство, а не наука. Вот скажите,
Гриша, существует ли для вас такое понятие, как американская кухня?
- Я не задумывался.
- Зря не задумывались. Еда - наслаждение, данное нам природой, не стоит им
пренебрегать. Итак, американская кухня. Что успела создать цивилизация Нового
Света со времен Колумба? Все эти куриные Крылышки, стейк, сырные торты - их
создала реклама. Это то же самое, что кола - коричневая сладковатая водичка,
возведенная в ранг национального достояния. Я, конечно, пробовал их салат
"Цезарь", неплохое блюдо, но... Или, скажем, пицца...
- Пицца - это итальянское, - проговорил Григорий, не отрываясь от журнала.
- Да, безусловно, пиццу подарила миру Италия. Но заметьте, как быстро она
покорила Америку! Дешевая лепешка, в которой намешано непонятно что, без вкуса,
без толку, без ума - вот истинно американский стиль. Быстрое универсальное
питание - проглотил и побежал дальше. Рецепты, составленные экономистами и
диетологами, а не кулинарами. Я, кстати, пробовал настоящую народную пиццу,
когда был в Пизе. Уверяю вас, это совсем не то, чем торгуют наши кафетерии. А
сами вы какую кухню предпочитаете?
- Домашнюю, - ответил Гриша.
- Позвольте возразить. Не существует никакой домашней кухни. Есть домашняя
культура приготовления пищи. А вы знакомы, скажем, с китайской кухней? Нет, я
спрошу проще - с корейской? Вы обратили внимание, насколько она проста и в то
же время разнообразна? Там все очень непритязательно: морковь, капуста, спаржа,
папоротник, бамбук, грибы... Все очень острое, однако, будьте уверены, у вас не
заболит желудок. Вот она - древняя гастрономическая культура! Чувствуете
разницу?
- Чувствую, - кивнул Гриша.
- И еще, я хочу вас предостеречь. Если попадете в незнакомое заведение с
вывеской "русская кухня", не очень-то верьте. Настоящих знатоков мало, очень
мало. Они, эти новые кулинары, все гонятся за оригинальностью, за прибылью.
Изгаляются, кто на что горазд: мешают телячьи мозги с ткемалевым соусом,
фаршируют перец крабовым мясом... Бог знает что! Еда должна быть простой. Ты
приготовь этого краба с одной лишь солью да перцем, но так, чтоб на совесть.
Укрась парой маслин - больше ничего не надо...
Гриша ежедневно выслушивал кулинарные переживания профессора. Рассказывая
о форели с грибами, филе перепелки, стерляди в шампанском, тот обычно поглощал
какие-то сосиски, жареную рыбу, солянку, принесенные из дома в стеклянных
банках или жирных пластиковых коробках. Иногда он ел это холодным, иногда
разогревал на лабораторной плитке, заставляя воздух в кабинете пропитываться
тяжелыми кухонными запахами. С рассуждениями об изысканных блюдах это не очень
гармонировало.
- Присоединяйтесь, - пригласил Соломонов, когда лапша в его очередной
банке согрелась.
- Спасибо, я пообедаю вместе со всеми, - вежливо отказался Гриша.
- Пойдете есть готовые обеды из очередной американской забегаловки, - с
горечью проговорил профессор. - Опять эти гамбургеры, картошка во фритюре,
консервированные салаты... А говорили, любите домашнюю кухню. Вот же домашнее,
- он указал на свое варево.
- Спасибо, Игорь Эдуардович, - еще раз отказался Гриша.
- Ничего, как-нибудь я свожу вас в приличное местечко. Вы ощутите вкус
настоящей еды. Клянусь, что обогащу вашу жизнь еще одним удовольствием. В
городе есть несколько приличных поваров...
Гриша знал, что почти каждый вечер Соломонов проводил в каком-нибудь
ресторане и на это тратил немалую часть своих денег. Обычно он брал себе в пару
какую-нибудь приятную зрелую даму с богатым внутренним миром. Иногда приглашал
даже нескольких компаньонов - таких же, как он сам, - немолодых, почтенных,
рассудительных.
Гриша работал в "Золотом роднике" уже больше месяца. Его день начинался со
стерилизации - душевой кабинки, где даже вода была с примесью антисептических
шампуней. После этого Гриша переодевался в одноразовый комплект и начинал обход
своих пациентов.
Пока их у него было всего шестеро, и все они считались "легкими",
поскольку курс их лечения истекал в ближайшие недели или месяцы. Все - мужчины
тридцати-сорока лет, причем четверо - иностранцы, общаться с которыми иногда
приходилось через переводчиков. Один - угрюмый и молчаливый японец, трое других
- арабы.
В определенном смысле, все шестеро были почти здоровы, хотя и сильно
ослаблены. Однако это было не то здоровье, которое может иметь, например,
закаленный сильный человек. Это было девственное здоровье. Словно всю жизнь эти
люди провели под непроницаемым колпаком, куда лишь изредка попадала случайная
инфекция или задувал сквозняк.
Гриша листал их медицинские карты - они были почти пусты. Редкие диагнозы
плохо стыковались с возрастом пациентов. У двоих, например, регистрировалась
гемолитическая болезнь, которая куда чаще встречается у младенцев, чем у
сорокалетних мужиков. У японца всего лишь четыре месяца назад были
ликвидированы какие-то проблемы печени, связанные с ее недоразвитостью. Гриша
видел результаты исследований и был убежден, что с такой печенью человек не мог
дожить до зрелого возраста, даже если находится на спецпитании. Единственное
объяснение - не очень удачная трансплантация детского органа, но где тогда
следы операции?
При этом у пятерых в карточках значились удаленные зубы на фоне идеального
состояния оставшихся, а у одного араба без всяких показаний была ампутирована
нога. Этого человека почему-то тщательно стерегли, один охранник обязательно
был даже на осмотрах.
Еще интереснее получилось с японцем. Однажды, придя утром на осмотр, Гриша
обнаружил, что весь его торс покрыт бинтами и пластырем. Позже выяснилось, что
под бинтами образовалась огромная цветная татуировка. Японец после этого стал
уже не таким угрюмым.
Гриша, конечно, пытался искать объяснения этим и многим другим
странностям, но всякий раз его бесцеремонно осаживали. На любой праздный вопрос
ему давали однозначный ответ: занимайся своими делами и не лезь в чужие.
Он занимался своими делами. Обходил пациентов, опрашивал, снимал показания
приборов, вносил пометки в журнал. Никаких лечебных процедур без прямого
указания Соломонова не предпринимал. Даже в мелочах ему не позволяли проявлять
инициативу.
Профессор лично просматривал записи и определял схему действий. Григорию
после этого приходилось в основном делать уколы, брать анализы крови, ставить
газоотводные трубки - в общем, делать самую черную работу, с которой обычно
справляется младший персонал.
Лекарствами людей пичкали прямо-таки немилосердно, причем не только
безобидными, типа глюконата кальция, но и сильнодействующими. Можно было только
удивляться, почему это не приводит к фармотоксикозу. А ведь бедным пациентам
приходилось еще и поглощать активные пищевые добавки, которые смешивались и
компоновались в пищеблоке, на нулевом этаже.
- Зря вы отказались от обеда, Гриша, - изрек профессор, убирая баночку в
пакет, а пакет - в итальянский кожаный портфель. - Суп был великолепным.
- Идем на обход? - спросил Григорий, складывая бумаги.
- Если только вы не, возражаете, - благодушно улыбнулся Соломонов.
У профессора тоже было несколько своих пациентов, с которыми он занимался
лично. Григорий лишь сопровождал его, чтобы делать записи и выполнять простые
поручения. Даже чересчур простые с учетом того, что пациенты к категории
"легких" никак не относились.
Начать с того, что все они постоянно спали.
Сами - без барбитуратов и наркотических ингаляций. Этих больных часто и
подолгу обследовали с помощью аппаратуры, а поскольку Григорий делал записи в
их картах, то многое знал о том, что творится у них внутри.
У всех без исключения была недоразвитая мышечная система и мягкий скелет
без минеральных солей, практически отсутствовало самостоятельное пищеварение,
все имели слабо выраженную сердечную аритмию и дыхательную недостаточность.
Можно было подумать, что эти люди родились уже взрослыми, и их тела не успели
приспособиться к полноценной жизни.
Соломонов начинал осмотр с тщательной проверки поверхности кожи. У всех
она была гладкой, бархатистой, без шрамов, без оспин и пигментных пятен,
которыми обычно успевает обзавестись взрослый человек. Волосы - мягкие и
легкие, как пух, ресницы почти невидимые.
Если на коже попадали гнойнички или опрелости, Грише приходилось
обрабатывать их детскими присыпками или составами на основе экзотических
растительных масел. Он безропотно выполнял эту обязанность, но одного не мог
взять в толк - что нужно сделать с человеком, как нужно его лечить, чтобы
довести до такого состояния?
- Говорят, скоро будут готовы ваши лазеры, - проворчал профессор, когда
они шли по коридору.
- Да, жду с нетерпением.
- Ну и что? Когда будут результаты?
- Не сразу, конечно.
- Вообще-то, у нас тут принято все получать сразу. Я почему беспокоюсь...
Их ведь собираются использовать на моих ребятишках, - он кивнул на дверь
ближайшей палаты. - На самых слабеньких.
- Я знаю. Разработка и предназначена для самых слабых. Для тех, у кого нет
своего иммунитета.
- И вы думаете, он появится?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг