все-таки ступил на болотистый берег озера Горькое. Из его амуниции мало что
сохранилось, только вещмешок с универсальной щеткой и миской, в которую
нечего было класть. Электромочалка и то сломалась, отчего теперь только
лупила током и бессмысленно скакала по спине. А еще сохранился пакетик
наркода. Его Василий Савельевич без особого сожаления бросил в воду. Но
потом, без особых колебаний, выловил снова и ограничился тем, что отсыпал в
озеро половину ядовито-желтых пилюль.
С трудом двигая уставшие ноги, он собрал немного валежника и развел
костер, тот украсился разноцветными огоньками и пустил токсичный дым -
техноплесень в своем репертуаре. Странник улегся на бочок, поджарил на
костерке одну половинку своего тела, повернулся и припек другую. И по
счастью успел отодвинуться, прежде чем отрубился от изнеможения и дымного
отравления. Снов не было, ни приятных, как наркодовский трип, ни поганых,
как во время отходняка.
Когда он прекратил спать, то почувствовал, что лучше полежать еще
немного без какого-либо движения. Ведь достаточно шевельнутся и сразу всё
заболит, хором, и руки, и шея, и поясница, и желудок, и его брат - кишечник.
Отходняк - дело серьезное, особенного у потертых мужиков...
Василий Савельевич переправился через озеро не на плоту, а на
полусгнившей коряге. На большее у него не хватило бы последних сил. Во
время"паромной" переправы ноги пассажира оставались в воде. Это было удобно,
потому что пассажир по совместительству являлся и двигателем. Можно было
грести в самом нужном направлении. С другой стороны, ослабленный организм не
справился с переохлаждением и быстро пал в объятия простуды. Так что в
Камышинском Василий Савельевич появился с температурой, весь в соплях - нос
работал, как неисправный кран.
Дядя Егор встретил старого знакомого еще на тропе, ведущей к поселку, и
сразу признал, несмотря на то, что они лет шесть не виделись. Был
экс-мичман, как и положено, в тельняшке. Но ехал не на авто, а на телеге с
лошадкой, так что доставил на хату с ветерком и уложил поближе к
растопленной печке, из-за которой высовывали свои рыжеватые мордочки
нелегалы-грызуны.
Печальная весть добила гостя - от "жигулей" лишь ржавый остов на
огороде остался. Побегу гостеприимный хозяин никак поспособствовать не мог,
зато стал потчевать всякими отварами да наварами, из которых особенно
запомнилась спиртовая настойка из экскрементов молодого лося, приготовлению
которой Дядю Егора научила одна шаманка еще во время срочной службы на
Амуре. Из-за такого лечения-кормления Василий Савельевич вообще света белого
не видел. У него всё плыло перед глазами и казалось, что температура тела
подскочила минимум до ста градусов. Больной даже почувствовал, что
испаряется. Однако моральных мучений никаких: полностью выложился на
дистанции, показал себя настоящим спортсменом и джентльменом. К утру
температура исчезла, почти совсем: и лишняя, и необходимая. Василий не
только охладел, но вдобавок высох; само собой, от соплей и следа не
осталось, также как от слюней и других внутренних жидкостей. Даже кожа
потемнела и заморщинилась.
- Это поправимо. Много - не мало, - мудро изрек Дядя Егор и притащил
ведро кваса, который был тут же выпит. Из-за этого бывший больной раздулся и
покрылся отеками.
- Понятно, старлей, что оказался ты здесь не от хорошей жизни, поэтому
привередничать не будешь, - приговорил Дядя Егор. - Но хорошая жизнь
обнаруживается в нашем селении безо всякого микроскопа. Тракторов тут со
времен Гайдара не наблюдается, так что воздух чист и свеж и никто на ногу не
наедет. Выпить - всегда пожалуйста. Выйти с голым задом в огород - выходи, и
никто выговора не сделает, кроме собственной совести. Бабы - вот тебе нате,
от шестидесяти до девяноста лет, любых размеров и любой краски для волос, и
даже жениться не обязательно, если конечно совсем бесстыжий. Если хочешь
спеть что-нибудь нашенское - "врагу не сдается наш гордый Варяг" или "выпьем
за тех, кто командовал ротами", так пой в полный голос, не опасаясь что
соседи настучат в полицию. И я тебе подмогу - это вам не Питер, где за такие
песни сажают. Эх, есть нам что вспомнить, командир. В общем, не придется
тебе здесь кручиниться, Василий Савельич.
На берегу
Три года кручиниться в натуре не пришлось. Поселок Камышинский оказался
редкой областью процветания в "ингерманландской демократической
демилитаризованной зоне"; сюда никто не лез, считая его черной дырой, ни
банкир, ни правозащитник, ни бизнесмен, это позволило уцелеть трем десяткам
аборигенов, коим вполне хватало и подножного корма, и традиционной медицины
в виде йода и мёда, и обносок, оставшихся от тех древних изобильных времен,
когда еще работали фабрики "Большевичка" и "Скороход". Рыбалка, поиск
грибочков, охота на призрак зайца - вот и вся трудовая деятельность, по сути
не труд, а активный отдых. Вечером - отдых пассивный, "бойцы вспоминают
минувшие дни и битвы, где вместе рубились они", естественно не натощак -
воспоминания под уху и грибочки, песни под яблочное вино. Музыкальное
сопровождение - Дядя Егор с гармонью, подтанцовка - две соседние
старушки-близняшки, знающие любой пляс, вплоть до брейка (или как они его
называли, "взбрыка"). Ну и и самогон на сон грядущий, чтобы не переживать,
как там семья. Боди-компу за неуплату счетов давно перекрыли выход в инет,
но у одного местного жителя был стыренный на трассе мобильник с топливным
элементом, то бишь работающий на самогоне, можно было попользоваться. Жена
редко отвечала на письма Василия, да еще так кратко, односложно, будто это и
не Маша вовсе, а какая-то мадам Берг. Имелась еще одна странность, тоже
малоприятная.
Во сне Василий Савельевич постоянно ощущал тесноту. Будто нет у него ни
рук, ни ног, зато... хвост с шипом, большой голодный рот, и адская пустота в
животе. А вокруг еще сотни таких голодных ртов и хвостов с ядовитыми шипами.
И надо постоянно сновать, ползать, дергаться, увиливать от шипов и
сосущих-грызущих ртов. А самому разить-колоть и кусать, впиваться, грызть,
сосать, размачивать едкой слюной, потому что голодно и тоскливо. В самом
последнем сне стало еще холодно и страшно - он словно прорвал какую-то
преграду и из теплой, теперь уже уютной полости вылетел в океан. Он был
крохотной тварью, зубастой пиявкой, которую носят бурные потоки и разят
мощные заряды, которую всасывают огромные водовороты и подбрасывают
высоченные фонтаны...
В свою последнюю камышинскую ночь Василий Савельевич проснулся с ранья
и с сердцебиением, как у него и раньше бывало после просмотра неприятных
снов. В рассветных сумерках комната колыхалась, словно зыбь на воде. Даже
цвет у нее был какой-то необычайный, ультрамариновый с фиолетовыми и
гиацинтовыми отблесками. Как будто Василий Савельевич сожрал пилюлю наркода
на ночь; однако ж оставшуюся пилюлю он не ел, а лелеял на крайний случай.
Что ж, решил пока не паниковать. Может это так тоска по морю действует?
Когда Василий Савельевич потер ладони, те показались влажными, однако
он снова принудил себя не обращать внимания, может вспотел, хотя печку не
топил и ночь была прохладной. Василий Савельевич встал с кровати, зажег
керосиновую лампу. Посмотрел в зеркало, висящее над тазом для умывания. Его
передернуло от отвращения - на шее, груди и спине появились какие-то
удлиненные красноватые вздутия. Глазные же радужки с чего-то порыжели и как
будто искрили слегка.
- Что за говно? - горло сдавило, и слова получились какими-то шипящими.
Не "говно", а "гуанооо". Так могла бы говорить рептилия.
Василий Савельевич судорожно сжал пальцы в кулак и почувствовал мылкую
мокроту на коже. Так и есть - из-под ногтей сочилась слизь. Уже не получится
не обратить внимание!
Нехорошо сделалось, гадко. И взгляд как будто мутью заволокло, все
вокруг потеряло четкие очертания, стало размытым, акварельным.
И вдруг вспышка. Василий Савельевич даже заорал от ужаса и удивления,
напомнив человека со знаменитой картины Мунка, соответственно именуемой
"Крик". Комната, ее обстановка, вся изба размывались как лед или глина
бурными потоками, будто оказались в волнах морских. В глаза ударил свет
незнакомого фиолетового солнца и все предметы показались лишь бликами от его
лучей на водной поверхности.
Василий Савельевич в панике выскочил из дома. Но и весь утренний пейзаж
был похож на бледную акварель, нанесенную на колеблющуюся ширму, которая
заслоняла от взглядов БОЛЬШОЙ НАСТОЯЩИЙ МИР.
Приехали. Свихнулся! Наверное, его поразила какая-то гнусная болезнь,
объединяющая катаракту и шизофрению. Конечно же, смертельная. Достойный
конец неудачника. Поучительный финал грешника. Теперь Василий Савельевич мог
оценить все этапы своей бесславной биографии как ступени лестницы,
неотвратимо ведущей вниз. За всю жизнь ни одного подвига, достойного
восхищения и аплодисментов. Хотя мог бы. Из командировки в Тарскую вернулся,
сознавая, что не спас двух человек. А во время петербургской заварушки не
использовал идеальный шанс - да, командование не дало добро, но уже на
следующий день командования не стало, а он мог влупить "Шквалом"
[Противокорабельная ракето-торпеда] прямо в серый вражеский борт, в
пиндосовский крейсер "Атланта", нагло стоявший у Котлина. А потом с сотней
морячков покончил бы со сворой джихадистов, совершающих теракты. Если бы не
смалодушничал.
Спазмы распространялись по всему телу, тошнота то и дело подкатывала
под горло. Вздутия, уже не красноватые, а багровые, горели и давили. По
идее, сейчас надо было срочно ложиться в больницу, звать "Скорую" -
спаси-помоги. Однако последний мобильник в поселке отключили за неуплату с
полгода назад. А проводная связь в Камышинском отсутствовала со времен
гайдаровских и оставления Крыма. Кто-то бросал первые презервативы на
поверхность Марса, где-то скрещивали арбуз с тараканом, кому-то приспичило
выращивать на грядке мозги вместо капусты, кое-кто обучал машину реагировать
на тупые шутки бодрым смехом, где-то выращивали наноплантовые небоскребы, а
в поселке Камышинском со времен первой дерьмо... демократической революции
1991 года становилось всё глуше и он через средневековье бодро опускался в
неолит.
До полудня Василий Савельевич просидел в нужнике, скрываясь от
всяческих взоров и "наслаждаясь" ароматической симфонией выгребной ямы.
Затем сердобольный Дядя Егор просунул под дверь сортира ключи от медпункта и
посоветовал сходить за таблетками от поноса. Сам фельдшер затерялся на
бессрочной рыбалке.
Василий Савельевич быстро прошмыгнул вдоль кустов в покосившийся сарай
с намалеванным на двери красным, вернее бурым крестом - вроде тех, что
когда-то украшали борта фашистских "Тигров". Здесь в самом деле удалось
найти пригоршни таблеток без каких-либо опознавательных знаков, опустошенные
бутыли из-под спирта, а также... о, волшебство... вполне современный
терагерцевый сканер с медкомпьютером. Это не инопланетяне решили вывести
Камышинский из неолита, а наши земные прометеи, точнее "Геи Голливуда",
приславшие гуманитарную помощь. Но когда "Геи Голливуда" узнали, что в
Камышинском нет ни одного гея, если не считать одного подозрительного
пёсика, живущего у бабки Настасьи и сексуально атакующего всё, что движется,
то забыли прислать персонал, который мог бы это обслуживать.
Техника была еще не активна, но ее никелированные поверхности, покрытые
следами жирных пальцев, любезно отражали страшную внешность Василия
Савельевича, особенно сетку подкожных каналов ярко-красного цвета, которые
исходили из точки, находящейся в области крестца.
Василий Савельевич, не успевший погрязнуть в невежестве, сумел сунуть
вилку в розетку, ввел код доступа в заработавшую систему (паролем оказалось
слово "мудило", процарапанное на входной двери), повернул экран
медкомпьютера к себе и стал водить сканером вдоль больного тела.
Компьютер, изучив данные сканирования, через пять минут выдал на экран
отталкивающий рисунок, достойный кисти позднего Босха. Видя такое, как не
впасть в отчаяние и не завыть волчьим голосом!
Внутри тела у Василия Савельевича находилась некая структура с
температурой в тридцать градусов - и это несмотря на красную окраску
вздутий. Структура имела вид перевернутой ящерицы. Эта форма явно претила
представлениям Микеланджело и прочих ренессансников о прекрасном.
Василий Савельевич какое-то время приходил в себя, кусая себе губы,
чтобы не завыть от отвращения, а затем, вспомнив, что он все же морской
офицер в отставке, стал мужественно изучать тошнотворное изображение. Оно, в
свою очередь, услужливо вертелась перед ним на экранах в трехмерном виде, в
разных ракурсах, разрезах и проекциях.
В структуре явно выделялись "головка" - приходящаяся на область
крестца, и "брюшко", находящееся в области поясничных позвонков. Хвост этой
ящерицы протянувшись по шейным позвонкам до головы, УХОДИЛ ВГЛУБЬ ЧЕРЕПНОЙ
КОРОБКИ, задние конечности ее огибали все тело Василия, достигая пупка.
Передние же заканчивался не где-нибудь, а прямо в неприличном органе,
именуемом для благозвучия пипис... пенисом. И конечности, и хвост её, хоть и
медленно, но шевелились!
Медкомпьютер с холодной вежливостью бесчувственной машины попросил
разрешения внести данный случай в медицинские анналы. В ответ Василия
Савельевича вырвало желчью - в животе давно отсутствовала какая-либо снедь.
Страдалец, позабыв выключить жестокий прибор, вылетел из медпункта,
проломил гнилой забор и помчался через капустное поле прямо в лес.
Только, когда он забрался поглубже в чащобу, горло его освободилось от
тисков рефлекторного сжатия и из него вылетел звук, похожий на скорбный
скулеж добермана-пинчера, которого не выгуливали десять часов кряду.
Эта штука, эта долбанная ящерица в нем навсегда! Такие штуки не
рассасываются! Во всяком случае его не станет раньше ее! Она пожирает его
изнутри, превращая в говно! Вот так сбежал от кредиторов! Всё пропало! Ее не
удалить, потому что она оплетает все его внутренние органы и, более того,
проникает внутрь их. Во всяком случае, операция будет стоить десятки тысяч
долларов, причем не сраных зеленых, а желтых.
Сразу же возникли мрачные мысли о самостоятельном прекращении
бесславного жизненного пути. Но как это сделать, если раньше еще не
пробовал? Наверное, самый простой суицид - идти дальше и дальше, пока не
закусают комары или волки... Или все-таки нет, неужели он сделает
собственными руками то, чего от него не добились господа из "Элизиума"?
Идти или не идти?
Василий Савельевич скушал последнюю пилюлю наркода и пошел подальше
бани, в лес. Деревья в окрестностях Камышинского были не мертвые, и живые, а
согласно загруженной психопрограмме под названием "Впадение в детство"
вокруг него теперь резвились герои мультиков - олененок Бемби, Пумба и Серый
Волк. И вроде не грустно уже, хотя и не весело, а как-то, в общем, пофиг.
Лишь через час он стал обращать внимание на то, что идет не так. Вокруг не
четкие очертания, а размытые. Деревья растекаются как жидкая акварель по
бумаге. И Бемби с Пумбой куда-то провалились. Воздух же не равномерно
прозрачный, в нем появились какие-то прожилки, складки, напоминает он
колышущиеся занавески. Голубое небо словно потрескалось и стало протекать
серебристыми струями. Вот они текут между деревьев, превращая обычный лес в
мангровые заросли. Струи вообще-то смотрелись классно, лишь кое-где их
портила грязь.
Если точнее, мерзость текла из кустов волчьей ягоды. Василий Савельевич
остановился, потому что кусты и колыхались к тому же. Что-то тут не то,
отставник залег, прикрывшись еловыми лапами. И вовремя. Из кустов
показался... он никого не увидел, только понял, что-то идет. Или даже не
"что-то", а "кто-то".
Василий Савельевич весь вспотел, ведь последний раз он встречался в бою
с настоящими врагами девять лет назад. Но тогда он был старший лейтенант,
при оружии и амуниции, и находился в полном здравии, да и враги являлись
видимыми, а не как сейчас...
И когда он впал в отчаяние, а из отчаяния выпал в прострацию, мир стал
плоским, а ЭТИ проявились как рельефные серебристые контуры на плоскости.
Их невидимость не имела отношению к изменения оптических свойств, как у
метаматериалов, которые заставляют световые волны огибать объект, вместо
того, чтобы отражаться от него. Василий-то Савельевич знал не понаслышке,
что такое стелтс-покрытия. Сейчас было другое. Невидимость возникала, как
будто, за счет несоответствия движения света и тел, те словно вычленялись из
нормального пространства-времени.
Судя по контурам, невидимки были похожи на охотников. Они явно
собирались пострелять, но только не птичек-зайчиков. Они несли
автоматические гранатометы с магазинами на двадцать четыре гранаты и легкие
автоматы-буллпапы с обоймами на сто беспатронных зарядов, то бишь реактивных
пуль. Было у них и кое-что, напоминающее две спаренные трубы - явно пусковая
установка и к ней кассета, там наверное четыре ракеты с головками
самонаведения. Скорее всего, "охотники" нацеливались на поселок Камышинский,
который и высматривали через свои навороченные бимоны.
Можно было зуб дать, что это не "руссисты", придуманные инфомагнатами
Пятью Братьями, не мальчишки-запушкинцы, которые рисовали графитти на стенах
тех полицейских участков, где их забивали насмерть, когда отлавливали.
Пока что Василий Савельевич решил ничего не предпринимать, лишь только
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг