участок внешней стены, где лопнул бетон и расплавилась арматура, направился
туда. Когда до стены осталось шагов двадцать, его стали окликать - понятно,
что скоро будут стрелять в спину. Но обернуться нельзя, грохнут сразу.
Чувствовать затылком близкую пулю - оущещение не из приятных. Пришла
прострация и всё вокруг помутнело; тут Василий и перешел в момент времени
"плюс полсекунды".
Он двигался мимо застывших снопов дыма, через пробоину в стене и разрыв
в динамическом проволочном ограждении, напоминающем скелет динозавра. А
вернулся в Настоящее около расчета боевиков, ожидающего нового налета возле
автоматической зенитной пушки. Василий три раза ударил ножом, как показывал
Лялин, раскручиваясь по спирали и меняя разворот руки - этого для боевиков
вполне хватило. Затем спустился в канаву и, пройдя метров сто, оказался на
бахче.
За кучей арбузов сидел человек и что-то натужно жевал тремя зубами.
Страшный, больной, в коросте и язвах, изможденный мужичонка неопределенного
возраста в пределах от двадцати до девяноста лет, сильно напоминающий на три
четверти развалившийся сарай. Его тусклый взгляд остановился на Василии,
однако не отразил ничего. Этому человеку было решительно все равно,
пошинкуют ли его сейчас, наградят ли орденом или положат в кровать с
королевой красоты.
Василий понял, что этот тип не представляет никакой опасности, да и
кажется они уже встречались.
- Послушай, ты не тот... который...
- Я тот, который,- невнятно сказал ханурик, не прекращая жевать
останками зубов.
- Ты откуда, мужик? - решил уточнить Василий.
- Не мужик, а казак, я - местный.
Всё сходится.
- Ты - Петр?
- Я был Петр Алексеевич, Прошкин был и так далее, а теперь одно
воспоминание осталось. Меня здесь просто Петушком кличут. А я тебя знаю,
солдат. Пошли, кое-что покажу.
Назвавшийся Петром поднялся - сейчас его одежонка, словно бы
пролежавшая двенадцать лет в помойке, завоняла еще больше. Василий,
потихоньку зажимая нос, подумал, что этот остаток человека, скорее всего,
еще и рехнулся, так что покажет какую-нибудь фигню вроде обрывка туалетной
бумаги или недоеденной конфеты.
- Эй, Петр, лучше выведи меня как в прошлый раз.
- Это успеется. Пошли, пошли, - и, невзирая на свой несчастный вид, раб
довольно цепко ухватил Василия за рукав.
При всей своей "занятости" Василий не стал выдираться. Что-то ему
подсказало - этот тип валять дурака не будет.
Они прошли по бахче, а затем невольник остановился и сдвинул какой-то
деревянный щит, прикрытый дерном. Глазам и носу открылась зловонная яма,
явно предназначенная для хранения компоста.
Василий снова насторожился. Он ожидал, что раб Петя вот-вот кинется на
него с криком: "А теперь ты мне за все ответишь", сбросит в яму и прикроет
крышкой. Но этого не случилось. Произошло другое - невольник сам опустился
вниз и принялся рыться в дерьме, засунув руки по локоть. Наконец он чего-то
там нашарил и стал доставать. То, что Петр Прошкин выудил в итоге, казалось
похожим на кривую палку. Но потом раб смотал с нее тряпицу, одну, другую. И
обнажил клинок. Тот самый, который не спутаешь. Сабля Зульфикар!
- Отдаю, не жалко, - сказал невольник Петя.
Прошкин довел ошеломленного Василия, судорожно сжимавшего нечаянное
приобретение, до сарая, за которым начиналась тропа - она вела к заросшему
боярышником склону. Уже темнело. Где-то ближе к центру селения дрожали языки
пламени и закручивались столбы дыма, слышались крики боевиков, но издали.
- Пошли со мной, Петр. Я серьезно говорю, отмоешься, отъешься, вставишь
зубы.
- Нет, парень, поздно. Мне не сегодня-завтра помирать. Эскадрон уехал,
да забыли про меня... И у тебя предок казак был. Я угадал?
- Угадал. Но не Терского, а Сибирского казачьего войска. Прадед - есаул
Майков Терентий. На Камчатке еще в Крымскую войну воевал, английский десант
отбивал, потом кокандских рабовладельцев громил, через Тянь-Шань ходил с
экспедицией Семенова, который Тянь-Шанский.
- Еще куда?
- В китайский Туркестан, караваны защищал от дунганских банд, сохранял
целостность Поднебесной. И на Памир ходил, откуда всего 150 верст до
британской Индии оставалось.
- А Хиву брал?
- Брал, в 1873.
- Знаешь, а ведь твой прадед владел Зульфикаром.
- Можно сделать брови домиком? Ты серьезно?
- И мой прадед брал Хиву разбойную, в составе 1-го Кизляро-Гребенского
полка, он видел саблю Зульфикар у другого казака, которого по имени знал -
Терентий. Рассказ об этом через поколения до меня дошел... А я много лет про
Зульфикар выведывал, с тех пор как увидел у Бекмурадова, в комнате на
стене - при случае спрашивал, а те рады были похвастать даже передо мной.
Она-де принадлежала халифу-воителю Абу Бакру, после него многим великим
завоевателям, арабским халифам, тюркским и монгольским ханам, османским
султанам: Омару, Тогрул-беку сельджукскому, Махмуду Газневи, Чингисхану,
Батыю. Тимур, который собирал чингизовы реликвии, взял ее трофеем у
золотоордынского хана Тохтамыша, но потерял при подготовке похода на Китай.
Китайцам повезло, потому что они ее сами и украли. Однако китайцы уважают
мир, поэтому применили ее только раз, во время похода на западных
монгол-джунгар, благодаря чему истребили их почти поголовно, так сказать,
наказали за набеги и нашествия по полной. Во время Первой опиумной войны
китайцы хотели снова ею попользоваться, да не успели. Она досталась
англичанам, с ней они смогли легко побить Китай и завершить покорение Индии.
А вот затем она стала трофеем твоего прадеда, во время Восточной войны,
которую неверно называют Крымской, он ведь защищал Петропавловск от
английского десанта.
- Погоди, а разве...
- Не перебивай, времени в обрез. Знаю, про что хочешь спросить. Для
разных людей сабля в разном виде предстает и в разном виде им принадлежит.
Простому казаку она как клинок будет, полководцу как источник большой силы,
а кому-то как ключ в другой мир. Известно мне и то, когда Зульфикар к
Бекмурадовым попала. Абрек из этого поганого рода зарезал твоего прадеда -
старого, совсем уж нестроевого казака - было это в Заилийском крае летом
1917 года - ну и забрал себе саблю. Род Бекмурадовых хивинским был, считали
они себя потомками халифа Омара и верили, что эта сабля должна принадлежать
им. В общем, вернули они себе Зульфикар и с ним немало крови русской попили.
После подавления басмачества Бекмурадовы следы замели, на Кавказ
перебрались, в партию вступили, но предали, Гитлеру хорошо послужили. Потом
их опять в Среднюю Азию спровадили, однако вернули обратно, опять в партию
впустили, а в 1990-е они снова предали и немало казачьих семей повырезали -
чем сами и похвалялись... А после того, как Лялин с тобой сюда приходил, я
нашел ее во дворе, спрятал в компосте. Ну вот и всё, тебе пора.
- Прощай, брат.
- Прощай. И не обижайся. Я верю, что ты хотел меня вытащить отсюда.
Только и мне уже пора - туда, где за тучей белеет гора. Там ведь будет лучше
чем здесь, правда?
- Правда, Петя.
- Да я и сам знаю.
Василий взял саблю, шагнул на тропу и обернулся всего раз. Петр стоял,
глядя на него, но за ним, сквозь обычный мир, просвечивала огромная фигура с
крылами.
По пути Майков встретил двух джихадистов, те были грозными,
воинственными, до зубов вооруженными, но дали Зульфикару снести свои головы
без особых возражений. За Косарева и Прошкина Майков рубил гадов несколько
дольше, чем надо. Он успел добраться до склона, когда вдруг почувствовал,
что сабля дрожит в его руках. Он поднес ее на раскрытых ладонях ближе к
лицу, внезапно она заблестела и быстро истаяла, войдя серебристыми бликами в
его руки. Если точнее, и вошла, и отлетела одновременно. А на левой ладони
появилось еще одно пятно, и очертаниями, и по стальному отливу напоминающее
клинок. Предыдущее же, оставшееся от камня, сильно поблекло и совсем не
бросалось в глаза.
Потом Василий наткнулся на... Теперь он уже знал, что это не машина, но
все равно шагнул в темную полость, за которой его ожидал серебристый вязкий
вихрь.
Так закатываются звезды
Вихрь утянул его в агатовые сумерки. На этот раз забытья почти не было
и возврат в Настоящее оказался ошеломляющим как удар цунами. Из-за этого
удара Василий даже забыл, что пора дышать. А когда вспомнил, то оказалось,
что он барахтается в водной толще. Вода была обычной, в которой и
захлебнуться можно в два счета. Когда он выплыл, то вместо чистой радости
была минута отчаянного хватания воздуха. Пыхтя он направился к берегу
водоема и по дороге понял, насколько замерз и выдохся. А еще на шее тяжелой
дубиной висел автомат.
Хорошо, что жилет имел некий запас плавучести, иначе бы Василию прямая
дорога в русалки. Когда он наконец выполз на бережок, то замер в оцепенении.
Минут через пять он попробовал выйти из дубового состояния. Вначале
просто покатался с бока на бок, потом встал на колени и чуть так не замер,
образовав памятник чудаку, ввязавшемуся не в свое дело.
Неожиданно залопотал бодик - совсем писклявым голоском.
- Кажется я продышался, хотя потерял сорок процентов памяти. И еще у
меня поврежден модуль беспроводной связи. И вижу гораздо хуже, чем раньше.
Увы, я не могу определить наши координаты, хотя характер местности указывает
на то, что это ингерманландская демилитаризованная зона... И, несмотря на
все трудности, искусственный интеллект за вас, Василий Савельич...
Верноподданный писк бодика-инвалида вывел Василия из полусна, он
поставил себя на ноги и сделал несколько шагов, как несмазанный железный
дровосек. Тут-то и началась настоящая боль в разминаемых членах. Когда он
перешел к гимнастике, то сквернословил уже во все горло. Подвижность вскоре
была восстановлена, но холод постоянно наступал и хватал за живое. Василий
понял, что ему нужно срочно переодеться в сухую теплую одежду и, оглядев
пейзаж, догадался, что поблизости нет ни магазинов готового платья, ни
избушки лесника, где лесниковая дочка еще укоротит и ушьет новый костюм в
перерывах между горячими поцелуями.
Он восстановил в памяти весь многовековой человеческий опыт по
согреванию после холодной ванны или купания. Заползти в разъятое нутро
только что убитого быка, принять горячую ванну, поразвлекаться с
темпераментной брюнеткой. Какие бесполезные рецепты - по сути, нет у
человечества никакого опыта. Ага, разжечь костер. Это пункт меню вполне
подходит.
В кармашке трофейного бронежилета лежала зажигалка, а также мокрая и
бесполезная пачка сигарет вместе с тем, что напоминало щепоть хэша. Возле
озерка ничего, кроме мха не росло, но вот подальше стояли полудохлые елочки.
Василий потащился к ним, страдая от боли то в замерзающих, то в разминаемых
членах и используя автомат вместо клюки. Наконец калика перехожий добрался
до ближайшей ели, которая по счастью оказалась сухостоем. Обломал нижние
лапы, отпилил ножом те ветви, что повыше, собрал всё это и подпалил - пламя
полыхнуло весело и круто. Затем скинул одежду, быстро и украдкой, как будто
кто-то может увидеть - и развесил ее на ели. Берцы тоже повесил на ветку.
Остался в одном бронежилете, ну и трусах семейного кроя, их уже снять не
решился.
Минут на десять Василий сомлел, забылся - боль в разогреваемых членах
сопровождалась блаженством поглощения тепла. Приятное забытье сменилось
сладостной дрёмой курортно-островного направления: пальмы, лагуна, девушка,
похожая на фрау Зингер, только чистая. Прыгает, понимаешь, с яхты в водную
синь, мелькает круглой попкой. Очухался Василий, когда стало чересчур
припекать - примерно как в том мусорном баке, что остался на базе
джихадистов в Тарской.
Василий открыл глаза и вначале удивился, а потом ужаснулся. Пламя с
костра, оказывается, перебралось на саму ель. В огне уже погибли штаны,
футболка и ботинки. А вдобавок горящая елка выступала отличным маяком для
всех окрестных наблюдателей, в доброту которых Василий не верил.
- Извините, что не предупредил, - стал извиняться бодик, - но я вижу
только вашими глазами, а они были закрыты.
- Молчал бы уж лучше, слепая тетеря ты, а не Вергилий, - несправедливо
бросил озлобившийся Василий.
Он вспомнил об автомате, выбрал селектором бронебойный заряд и пальнул
в ствол, стараясь унять дрожь в руках. Ель сразу стала падать на Василия,
так что он едва отскочил в сторону; одна горящая ветка пролетела в
миллиметре от трусов, едва не превратив последнюю оставшуюся деталь туалета
в пепел.
После падения ель не перестала полыхать, и Василий, ухватившись за еще
не тронутую пламенем верхушку, потащил опасное растение к озеру. Потом, как
перекупавшийся курортник, устремился на цыпочках - чтобы не поранить
ступни - к костру, снова согрелся и... загоревал не на шутку.
Хотя жилет и отчасти трусы скрывали срам от нескромных взоров,
брошенных потенциальным зрителем, но разгуливать по осеннему лесу с
оголенными конечностями и едва прикрытыми органами было смерти подобно.
Чтобы не предаваться отчаянию, Василий стал вспоминать, какие одеяния носят
люди-дикари, но все воспоминания свелись к юбочке из пальмовых листьев. С
пальмами в здешних краях было туго, а заменять пальмовые листья на еловые
лапы казалось небезопасным ввиду неизбежного поражения иголками самых мягких
частей тела.
Впрочем, бодик указал, что дикари и прочие неандертальцы, некогда
обитавшие в охваченных ледниковым периодом краях, обряжались в шкуры.
Однако, чтобы снять шкуру, надо иметь труп кого-нибудь мохнатого животного,
ибо с живого мех не сдерешь.
Василий, морально готовя себя к убийству ни в чем не повинного
животного, потащился по елочному редколесью. Здесь всё было обработано
токсинами, похоже европейские колонисты не хотели дать белочкам ни единого
шанса.
Скиталец преодолел сто метров под легким снегопадом и отчаялся: никакие
звери по дороге не попадались. Видимо, вытравлены с многолетней гарантией. А
ноги уже окоченели до безобразия.
Василий замер и прислушался - вроде кто-то идет за ним след в след.
Василий прибавил шагу - прибавил и преследователь. Может это какой-то
колонист решил поохотиться на человека, назвав его руссистом? Ведь тогда
разрешено и убить на радость прогрессивной общественности? Василий побежал,
и кто-то потрусил за ним, хрустя снежком. Бежать босым было ой как
неудобно - Майков обернулся и, хотя не поймал никого в прицел, дал
предупредительный выстрел. Наступила тишина, но едва Василий снова вступил
на тропу, как хруст возобновился. Не выдержал, обернулся и стал лупить
очередями по лесу. Остановился, только когда на индикаторе боезаряда у
автомата горел красный ноль. Ну все, отлютовал, теперь бросай ствол, терпи и
беги. Он бежал, а за ним через лес ломилось что-то увесистое и невидимое.
Остановился, чтобы определиться с направлением бега - а уже слышится не
хруст, а глухое урчание, и приметна легкая рябь над вершинами елей, что
вздымались метрах в двухстах от него. Стелтс-геликоптер?
Тут он и сконденсировался прямо перед наблюдателем - военный борт, судя
по пятнистой боевой окраске и эмблеме вооруженных сил ОПГГ. Открылась дверь.
"Добро пожаловать" лучше, чем "подите нахер", особенно, если что-то прется
за тобой с упорством достойным лучшего применения. Едва тело скитальца
оказалось на борту, отрыв до земли увеличился до пятидесяти метров. Новый
пассажир воздушного судна заметил дымный след от ракеты, пущенной с земли, -
она прочертила воздух недалеко от его задницы. Совсем рядом с Василием
сработала пусковая установка вертолета, и две ракеты, обдав воем и вонью,
ушли к поверхности, на которой что-то вспыхнуло. Вертушка продолжала резко
набирать высоту, прижимая Майкова к днищу, наконец дверь закрылась и стало
тихо. А еще более-менее тепло.
Он почти заснул, когда в отсеке появилась фигура пилота в полном боевом
облачении - шлеме и армированном комбинезоне, способном выдержать пожар и
падение на землю. Впрочем, своими габаритами фигура несколько уступала
среднестатистическому мужику.
- А вот и встречающие с караваем. Где жирок потерял, летун, работа ж
вроде сидячая?
- А ты где штаны потерял? В бою?
Пилот снял свой шлем и Василий увидел фрау Зингер, а заодно понял
насколько она похожа на Зину из подземелья, которую он надолго забыл, а
также на цифродевицу, скомпилированную бодиком. Только сейчас её рыжие
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг