Зоя ТУМАНОВА
СЕРЕБРЯНЫЙ ЛИСТ
______________________________________________________________________
(c) Издательство "Ёш гвардия", 1981
OCR Dauphin, 2002
______________________________________________________________________
Все наши не так смотрели вокруг, как в путеводитель: лишь бы чего
не пропустить - всемирно известного. И ахали там, где полагалось: "Ах,
секвойя гигантская! Ах, фисташка дикая в возрасте тысяча лет!" А вы
мне сначала покажите того, кто эту тысячу лет отсчитал.
Надоело. Взял да и махнул в боковую аллейку, без особого шума. Не
лес ведь, не заблужусь.
Иду, а кругом указатели: иди туда, иди сюда... Я взял и свернул по
дорожке, на которой указатель забыли поставить. Густо тут заросло,
тень глухая, без пятнышка. Кусты какие-то стоят, в белом цвету, как в
снегу, пахнет ничего себе, вроде бы в магазине, где духи продают и
разную там губную помаду. А между кустами цепляется проволока колючая.
Ого! Чего это они там запроволочили? Все смотри, а тут нельзя!
Интересно! И я пошел вдоль проволоки.
Шел, шел, слышу голос. Задумчивый такой. - Ну, и как же мне вас
именовать, безродные вы мои?
Я совсем тихо пошел. По-индейски, с пятки на носок. И за кустами,
за изгородью вижу: открытое место, участочек небольшой. И на нем
растения разные, совсем не похожие на все в том саду. Ну, как вам
сказать? Вот если б взять да к зеленому шелку пришить заплату из
мешковины. Все вокруг - блестит, цветет, в глаза бросается. Не лист, а
веер зеленый, не дерево, а целый букет. А тут листики мелкие, все
больше серого, мышиного цвета. И колючек много.
Наверно, за то и земли хорошей пожалели этим травкам. Камней
кругом насыпано, как на пляже. В одном месте - прямо горой. И возле
этой горы каменной сидит человек, ни на чем сидит, просто на
корточках.
Так на вид ничего себе, мускулатура в норме, вроде молодой, но не
очень, парнем не назовешь, и на "дяденьку" еще не потянет.
А занимался он вот чем: травки в большую лупу разглядывал и сам с
собой рассуждал:
- Эндемичные виды? Безусловно. Значит, никакие определители не
помогут... Для удобства скажем так: ты будешь "мохнатус", - он
пошевелил пальцами один кустик, с листьями толстыми, как собачье ухо.
Тронул другую траву, - она щетинилась в ложбинке между камнями, как
бурый ежик. Вскрикнул, видно, укололся. Сказал:
- Ты будешь "подушка для булавок".
И еще травку потеребил. Эта была вся белесая и блестела, как рыбья
чешуя. И говорит:
- А ты - "серебряный лист".
Потом он вытащил из кармана спички. Я подумал: закурит. А он
совсем уже непонятную штуку отчудил: зажег и к своему "мохнатусу"
потянул огонек. И... я чуть не ахнул! Едва удержался.
Над растением заплясало бледно-голубое пламя. Как будто газовую
горелку зажгли. А листья сами не горели.
Пламя точно вздохнуло на ветру и погасло. Человек сказал:
- Эфиронос. Очень приятно. Все вы тут, чем можете, оберегаетесь. И
от солнца, и от холода. А вот как вы насчет алкалоидов? Или
гликозидов?
Я уже совсем ничего не понимал и поэтому стало скучно. А странный
дядька вдруг взглянул на часы и хлопнул себя по затылку:
- Ого! Пора идти за Гэлькой!
Он встал, сладко потянулся, сделал руками "Раз-два!" и зашагал в
глубь участка.
Я ходил и ходил, а наши все не встречались. Оказывается, сад
действительно большой. Недаром - всемирно известный.
А какие тут были местечки, чтобы прятаться! Или играть, например,
во вьетнамских партизан - нападать из непроходимых зарослей! Я
пожалел, что никого из ребят тут нет. Вообще, одному стало скучно.
Хоть бы познакомиться с кем!
Я даже обрадовался, когда увидел девчонку. Она сидела возле
бассейна. Очень интересный был бассейн - как большая лестница, а
каждая ее ступенька - каменная яма с водой, и вода тихонечко
переливается на следующую ступеньку. В воде росли кувшинки с темными
кожаными листьями и еще какие-то водяные растения, а между их стеблей
задумчиво плавали золотые рыбки.
Мне очень захотелось поговорить об этих рыбках, и я сел рядом с
девчонкой на каменный барьер. Конечно, если бы тут был кто-нибудь еще,
я и не подумал бы с ней заговаривать. Вообще-то я не против девчонок.
С Майкой Самохваловой даже дружу. Но этой было всего лет семь или
восемь. Она была худая, с тонкими ногами, и голову держала немножко
набок. А главное - одета, как стиляга. Сарафан такой расписной, и очки
от солнца - узенькие, без оправы. Из-за этих очков она была похожа на
стрекозу.
Когда я сел рядом, девчонка совсем уже свесила голову па плечо и
сверкнула на меня своими стрекозьими темно-зелеными стеклышками, как
будто ожидала, чего я скажу. Я и сказал:
- Ты что, заблудилась?
Она говорит:
- Нет, я садовая.
Голос у нее был такой тоненький, но не визгливый, как у других
девчонок.
Я спрашиваю:
- Что значит - садовая? Разве в саду живут?
И засмеялся. Она так рассудительно отвечает, будто взрослая:
- Конечно, живут. Научные работники - тут работают и живут.
Я еще пуще рассмеялся.
- Ух ты, какой научный работник!
А она сморщилась и подергала носом. Ну, в точности, будто кролик.
И говорит с такой досадой:
- Фу, какой бестолковый мальчик. У научных работников тоже бывают
дети.
Я живенько сделал поворот на сто восемьдесят градусов. Спрашиваю
как ни в чем не бывало:
- А что это за деревья?
Она даже не запнулась. Посыпала, как трещетка:
- Это магнолия японская. А напротив - крупноцветная. У нее цветок
- вот такой!
И показала руками - как будто большую тарелку. Важно так, вроде
она сама такие цветы делает. Это просто удивительно, чем только
девчонки не важничают. Я знал одну - она все гордилась, что коленки
часто расшибает.
Я говорю:
- А по мне, хоть бы вовсе цветов не было. Что в них проку? Вот
бамбук, еще куда ни шло, на удилища годится. Таких вот рыбок ловить,
как здесь.
Девчонка вроде удивилась. Закачала своими стеклышками.
- Где - здесь?
- Ну где, в воде.
Она опустила руку в воду, поплескала пальцами.
- Тут растет кувшинка розовая. И тростник, и камыш. И еще папирус.
А какие же рыбки?
Я рассердился. Еще бестолковым обозвала меня, а сама? И говорю:
- По-вашему, по-девчачьи, - золотые. А на самом деле - просто
оранжевые. Караси, одним словом.
Она еще нашла, что спросить:
- А что такое - оранжевое?
Я говорю:
- Вот сейчас предъявлю тебе, и сама увидишь. Плещи-ка водой в мою
сторону! Да не так, а как будто гребешь!
Она послушалась. И что вы думаете, подогнала рыбку, а я ее
ухватил! Ладонь под бок корабликом подвел и вытащил с водой вместе.
- Держи, - говорю, - научная работница!
Руки у нее маленькие, в двух сразу только рыбку удержать.
Выплеснул я карасика ей в ладони, он как затрепыхается, а девчонка как
запищит:
- Ой, ой, она живая!
Вот смешнячка! Я говорю:
- А ты что думала - тебе в бассейн соленую запустят?
Но она так радостно смеялась, и головой мотала, и тряслась над
этой рыбехой, - мне и то стало весело. И вдруг над самой головой
прогудели басом:
- Что тут такое?
Кто, вы думаете? Тот самый непонятный гражданин, что возился с
травой на огороженном участке. Нахмуренный. Ну, ясно. Сейчас начнет:
"Если каждый будет вылавливать по рыбке..." Будь я один, только бы он
меня и видел. А девчонка весело так на него очки выставила, словно и
не боится. Я скорее у нее рыбку перехватил и бормочу:
- Погуляла и ладно, пора домой!
И булькнул ее в воду. Ругай теперь!
А человек на меня и не взглянул.
- Гэля! - говорит хмурым голосом. - Сколько раз тебе повторять:
нельзя одной. Ты же знаешь: мама волнуется!
- Ну и зря, - заявляет девчонка преспокойно. - Я уже эту дорожку
наизусть знаю: вот так, и так, и так... А вы все не пускаете!
Ну, он ее - за руку, и поволок за собой! Далеко уже отошли, вдруг
она оборачивается.
- Мальчик! Спасибо за рыбку!
Вот чудачка! Как будто я ей подарил карасика.
...В этот день был прибой, и купаться меня не пустили. Мама с
тетей Леной пошли по магазинам. А я катался на кольцевом троллейбусе.
Сделал четыре круга - надоело, слез.
На остановке цветы продавали. Длинные такие, красные, желтые,
всякие. Издали посмотришь - как будто костер в ведре. И как-то
незаметно мысли мои с этих цветов перескочили на сад, где вчера был.
Думаю: почему травки, самые незавидные, проволокой огорожены? Что за
фокус - воздух спичкой поджигать? Девчонка тоже припомнилась.
Разговаривает смешно, как большая, а саму по саду гулять не пускают.
Я и вскочил в автобус - одна остановка всего.
Вот так сад, ну и сад!.. Я думал: запросто вчерашнее место найду,
где "мохнатусы" эти красуются. И вроде узнал дорожку, иду, иду...
Кругом деревья, листья сверкают, колышутся... Нет, не то место!
Бродил, бродил, даже ноги загудели. И вдруг приметные кусты - в
белом цвету, тяжелом и пышном. В кустах проволока прячется. Ага, вот
оно!
Кончились кусты, а за ними... дом. Да, обыкновенный, одноэтажный.
Крылечко с навесом. На крылечке рыжий котище спит. Очень ты мне нужен!
Крякнул я с досады, запустил в кота веточкой. Он глазами - сверк,
и - мя-а-у! И тут же выбегает из дверей девчонка. Та самая. Гэля или
как ее там. В руке - морковка обгрызанная. Кот ей в ноги - трется,
выгибается. Она ему сейчас же - морковку. Тот понюхал для приличия, и
снова кричать. А она уговаривает:
- Ешь, ешь, Базилик. Морковь - это лакомство гномов. Знаешь, таких
лесных человечков. Отнесешь им вечером миску морковок - а утром в
миске золото...
Ну, не видел я таких - котам сказки рассказывать! А она еще села
на ступеньку и запела:
Обо мне все люди скажут -
Сердцем чист и не сбесив...
Услыхал я это "не сбесив" и с хохотом из-за кустов вылез. Она
голову ко мне поворачивает:
- Кто там?
Вот чудачка, не узнала. Я говорю:
- Забыла? Рыбу тебе вчера ловил. А вообще-то я - Сергей.
- Ну, заходи, Сережа.
Зашел я. Сел на крыльцо. Сидим, кота гладим, а он и рад. Я говорю:
- Это кто тебя вчера увел? Брат?
Усмехается.
- Такой большой разве может быть братом? Это дядя Костя. Мы с
мамой к нему приехали хвойным воздухом дышать, чтобы я окрепла.
Посмотрел я на нее: пальцы - палочки, и уши маленькие,
просвечивают, точно раковины. С воздуха окрепнешь! Опять молчим.
Только и слышно: деревья шумят, как море. Птицы начали голоса
пробовать:
- Ци-ци-ци!
- Тень-тень-ти-у!
Гэля спрашивает:
- А какие птицы певучие?
- Я не знаю! Их не видно.
- Тебе тоже не видно? - удивилась.
Вот как туго соображают некоторые люди! Я и не придумал, что
отвечать. И вдруг она говорит:
- А мне совсем ничего не видно.
- Ты бы еще потемнее очки напялила! В тени бы хоть сняла!
Она послушалась сразу.
Я еще ничего сообразить не успел, а меня свело всего - не дохнуть.
Большие у нее были глаза. Темно-синие. И смотрели прямо на солнце
- не жмурясь, не мигая.
Она вздохнула. И говорит прозрачным своим голоском:
- Без очков - все равно. Я ведь слепая.
Что-то рухнуло, обвалилось у меня в душе...
Я почти каждый день ходил в сад. Меня без билета пускали - дядя
Костя попросил. Он и вправду оказался научный работник. На участке
этом, огороженном, опыты проводил. У него там редкие, самые
тропические растения.
И про Гэлю я все узнал. Она скарлатиной болела, маленькая, ну,
осложнение... Мать ее - дяди Кости сестра, а живут они вообще в
Минске. Оттуда в Одессу поехали, думали - можно операцию. Не знаю уж,
почему, но оказалось - нельзя. Мать ее очень переживала. А Гэлька
сама? Ну, что она понимает? Она ведь даже не знает, что значит -
видеть.
Я пробовал сидеть с полчаса, зажмурившись, но разве - то? Веки
красным просвечивают, и свет, и тень чуешь... Конечно, Гэле я ничего
такого не говорил, а просто старался играть с ней и ходить повсюду.
Она ведь не такая, чтобы плакать или там ныть. Везде лезет, все ей
надо узнать. Идет, за руку мою держится и быстро-быстро бормочет:
- Ах, как автобус тарахтит! Ухо заболело. А люди как громко
разговаривают! Второе ухо заболело. Значит, уже базар. Сережа, давай
мороженое купим!
А в саду? Хозяйкой ходит. У цветов, у деревьев названия такие, что
язык вывихнешь, - а у нее так и слетает: кельрейтерия, традесканция,
филлокактус! И еще меня поправляет. Возьмет цветок в горсть, носом
зароется.
- И не китайский чубушник, а амурский! Китайский не такой тебе!
Любимые ее цветы - душистые: лаванда, шалфей мускатный. Миртовые
листики потрет между пальцев: ах! Сама - как заяц: брови наискосок и
очки, будто глаза косые...
И когда это врачи научатся всем операции делать?
К дяде Косте на опытный участок мы нередко захаживали. Сначала он
на меня вроде ругался, а потом ничего, привык. В оранжерею нас повел.
Очень это интересно - оранжерея! Вся из стекла. Вдоль стен трубы
толстые проложены. Отопление! Такие тут растения - им и крымской жары
мало.
Чувствуешь себя в этой оранжерее, как в бане, в парной. Зелень
сочная, скользкая, жирно блестит. А дядя Костя рассказывает, куда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг