По подземному переходу я перешла Большой Круг, вошла в пределы Зеленого
Кольца и порадовалась ему.
С некоторых пор мир видится мне необычайно отчетливым и ярким - словно
я шла, ослепленная солнцем, и вдруг надела дымчатые очки.
Я различаю все оттенки зеленого, все подробности неторопливого бытия
растений. Вижу, что молодые листья у каштана - словно бы гофрированные, а
у тополя - точно обмокнуты в лак. Вижу следы мороза и солнечные ожоги - на
шершавой коре вишен. Различаю в травяном ковре прошлогодние пожухлые
стебли и забивающие их сочные, молодые. Вижу, как ходят дрозды
вперевалочку. Как спланировала сорока, неся хвост строго по горизонтали...
Никогда еще не было в моем сознании такой четкости, отграненности
каждой мысли...
Подумала о природе. Теперь - об Иде: что-то в ней изменилось. Забежит,
чмокнет в щеку: "Ну, у тебя все в порядке?" - начнет рассказывать о своих
учениках, об их огорчающих выдумках и внезапных срывах, вдруг - оборвет
рассказ... Все же есть в ее характере незавершенность. А ученики - что ж?
Переходный возраст... Это же азбучно: его надо переждать, как дождливую
погоду.
Странное ощущение приходит ко мне - ощущение тепла и уюта от того, что
это не моя забота, ученики, переходный возраст.
А какая забота - моя?
Наверно, я уйду из Института. В самом деле, к чему это копанье в ветоши
веков? Все равно, нам никогда не постичь побуждений, стремлений героев
старых книг. Займусь чем-нибудь другим. Поеду к своим родителям -
разводить овцебыков на Памире. Или буду сниматься - говорят, я
видеогенична. Да мало ли на свете занятий?
...А одно из лучших - сидеть, жмурясь на солнышко, в чудесном
альпинарии, на белом валуне с черными пятнами лишайников, похожем на
пегого бычка. Когда все вокруг - весеннее, сияющее, промытое. Все дышит
тихой радостью - впору замурлыкать. Но...
...на одном из валунов сидит девочка. Тощенькая, согнувшаяся фигурка -
самый неблагодарный возраст. Склонила голову, длинные прямые волосы
закрывают лицо. Что у нее на ладони? Как будто бы смятый бледно-сиреневый
ирис.
Уже странно - в наше время редко кто решится отнять жизнь у живого,
оторвать цветок от родины его - земли.
Меня охватывает быстрое и тревожное ощущение какого-то неблагополучия,
какой-то дискомфортности в этом сияющем и уютном мире.
Подхожу ближе: нет, это не сорванный цветок. Это птица, несчастного,
жалкого вида. Птенец горлинки, еще с желтизной на клюве, сквозь редкие
перья сквозит лиловая, пупырчатая кожа.
Он лежит на боку, глаза прикрыты пленкой, лапки скрючены.
Он мертвый, этот птенец.
- Жора! - девочка гладит редкие перья. - Жорик! - И захлебывается
слезами.
Тягостное зрелище - плачущий ребенок. Начинаю понимать Идукаково ей с
такими вот, способными проливать слезы, разговаривая с мертвой птицей?
Сажусь рядом, кладу ладонь на теплые волосы.
- Не надо плакать, девочка. Он из гнезда выпал, да? Почему ты зовешь
его Жорой?
Она поднимает глаза - ресницы, склеенные слезами, торчат
треугольничками.
- Потому что он - Жора. Когда он упал из гнезда, я его подобрала. И он
жил у меня. Двадцать два дня... Все ел. Уже пробовал летать. И вдруг...
перестал есть...
И опять слезы. Неразумное, детское, но все-таки горе. Неизвестно, чем
ей помочь. Я запоздало советую:
- Надо было обратиться в пункт помощи животным. Или сразу отнести его в
городской заповедник...
- Я бы отнесла. Но он не хотел уходить от меня. Он садился на стол,
возле лампы, и смотрел, как я делаю уроки...
Как трясется худенькая, выгнутая спина, бугорки позвонков обозначились
под платьем. И этот жалкий комочек сизых перьев.
- Знаешь, - вдохновляюсь я, - есть такие люди, которые могли бы тебе
помочь. Они волшебники. Они делают всех счастливыми.
- И Жора будет живой?
- Нет, что ты? Это невозможно. Но эти люди заберут твое горе. Ты все
забудешь...
Она молчит, строго выпрямившись. Глаза, опухшие, в покрасневших веках,
смотрят пристально, вопрошающе.
Она качает головой:
- Нет, не хочу. Он жил, он был мой друг - а я его забуду?
- Ему ведь все равно. Он уже ничего не чувствует...
- А мне? Я-то живу. Мне не все равно. Забыть - значит предать.
Что она сказала? Детский лепет... Почему он смог перевернуть, взорвать
мою тупую успокоенность, мое самодовольное благополучие, мою
отгороженность от всего тяжкого и печального?
Гоша, Григорий Ланской, милые сотрудники в белом силоне, - то ли вы
делаете у себя в Институте?
...Нет, я лечу туда. Завтра же. Я расскажу им все. Я попрошу их,
милосердных:
- Верните мне боль. Верните мне себя!
У меня много работы в последнее время - я столько и хочу. Что-то
сдвинулось, переменилось. В институте хвалят уже не только мою
скрупулезную добросовестность и дотошность. Говорят, что у меня есть
"неожиданные ракурсы". Одобряют "глубину понимания".
Нелегко мне дается эта самая глубина...
Люди прошлого, герои старых книг!.. Ведь они жили, столь непохожие на
нас и в чем-то такие же, как мы.
Жили, страдали. На наш взгляд - иногда по своей вине, пренебрегая
рассудком, взрывая логику, покоряясь предубеждениям... Но ведь их
страдания были истинными. Болью сердца прикоснувшись к ним, я поняла...
А главное - я поняла необходимость своей работы. Надо знать, чего
искали, чем мучались те, кто прошел по земле до нас: то, что найдено нами,
начинали искать они. Если будет потеряно понимание того, как было, не
оценить и высоту, на которую взошел, не взглянуть в новые высоты и дали,
не найти новую формулу Счастья - огромного, всеохватного,
всечеловеческого.
...Для себя - я нашла ее. Счастье. "Со-частье". Двинулся бы ты дальше.
Этимологический словарь! Со-участие. Душа, открытая, распахнутая всему
человеческому. Пусть мне будет больно, если где-то живет еще и когда-то
жила - боль.
Счастье - это не только, когда тебя понимают. Счастье - когда ты
понимаешь других.
...Все мое, все отражается во мне. И таинства людских судеб, и
великолепное разнообразие природы, и это небо, сквозящее в ветвях и
листьях, - все огромное небо...
Придет и мой час - уходить из мира действия. В этот час не покинь меня,
память!
Воскреси тот день, тот час. Пусть я переживу вновь...
...бесшумное круженье машин - бурю техники века, обтекающую наш
островок...
...ветер, взметнувший мои волосы...
...и тоску, и боль, и счастье - в яростном взлете души...
...и глаза - в глаза. И серебро его смеха, и в нем - вся беспредельная
радость жить на земле человеком.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 23.07.2001 17:56
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг