Зоя Туманова.
Верните мне боль
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Звезда Востока".
OCR & spellcheck by HarryFan, 10 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
- Извелась ты, - сказала Ида.
Не стоило развивать эту тему, и я поскорее внесла ясность:
- У врачей - была, была; спецкарточка отправлена в Центр питания, скоро
все будет в норме!
Она отступилась, начала рассказывать о своих учениках - Ида преподает
химию в Первой ступени познания.
- ...знаешь, прелюбопытнейший народ. Совершенно непредсказуемые - в
делах и мыслях. Одна, знаешь, такая долговязенькая, до мозга костей
отличница, вчера вдруг выскакивает: "Мы уже много по химии знаем, что из
чего состоит, а вот из чего состоит любовь?"
Если человек хочет вас развеселить, надо хотя бы улыбнуться. Я и
улыбнулась.
...Из чего состоит любовь? Наверное, из счастья и боли - для
большинства смертных. Иным, должно быть, достается сплошное счастье,
утомительное, как вечно безоблачное небо.
На мою долю выпала одна боль.
Из нашего Института в состав экспедиции включили двоих - Вадима
Чистякова и Евгения Лобина. Отвергнутые кандидаты утешились довольно
скоро: в конце концов, все, собранное в экспедиции, к нам в Институт и
вернется. "Для углубленного изучения", - подчеркивали некоторые.
- Я могла не наигрывать оптимизма: никто не знал, что и мне пришел
официальный ответ на безупречной пластобумаге. "Комиссия рассмотрела...
особые требования... вынуждены отклонить Вашу просьбу..." - и все в этом
роде, вежливо и непререкаемо.
Оставалось одно - разузнать о сроках.
Вадька на осторожный вопрос отозвался с энтузиазмом: "Какие сроки? Пять
лет? Бери выше. Да там одних подводных раскопок - на десять!"
- Сроки? Определят обстоятельства, - сказал Лобин. - Но вряд ли
вернемся скоро. Там ведь время работает не на нас: район тектонического
разлома. Землетрясение открыло нам подводный город. А если будет еще одно
- и заберет все назад, безвозвратно?
Кажется, он даже побледнел - от одной мысли об этом.
- Ты доволен, что едешь?
- Доволен? Не то слово. Видишь ли, для меня все это очень важно.
Памятники материальной культуры заставляют говорить молчащие века,
восстанавливают потерянные звенья - те, что разрывало время, мощь стихий и
разгул варварства. Я многого жду от этого города. Пройти сквозь пласты
тысячелетий - и прикоснуться к тайне. Ну, да ты сама понимаешь!
...Да, я понимала. Именно в этот момент поняла, как все это будет.
Тогда, после. Пройти по коридору, заглянуть в дверь - а Жени нет. И через
месяц - нет. И через годы - нет.
...Он еще рассказывал что-то, тихо, - серьезный, как всегда. Я не
слышала, оглушенная болью. С ней, тупо безжалостной, мы знакомы уже давно.
Нет, не в первые дни. Тогда все было светло, словно мне подарили
чудесный подарок, от встречи к встрече радость нарастала каким-то
солнечным арпеджио...
По просьбе Лобина я сделала реферат для их отдела: "Образы
материального мира в древнегреческом эпосе". Он просмотрел при мне, поднял
засветившиеся глаза: "Умничка!" Обнял за плечи и меня, и Анельку,
проходившую мимо, воскликнул с таким искренним воодушевлением: "Славные у
нас в Институте девушки!"
Как они резанули, эти ласковые слова!
Значит, я лишь одна из славных. Для него - единственного... Не
обобщающегося ни с кем.
Пошла я к себе в отдел, включила магнитный замок, зажгла На двери
табличку: "Сотрудник отсутствует" и выревелась запросто, по-бабьи, да так,
что даже от себя и не ожидала...
Это было в первый раз. Потом - еще и еще. Не уставал человек
подтверждать, что я для него добрый товарищ, соратница в общем деле. И
все-таки надежда упорствовала, не сдавалась. И были дни, отмеченные
светом, - встречи деловые, встречи случайные, общие заботы и успехи,
институтские авралы, которые вытягивали вместе, все более долгие
разговоры. Кажется, вот-вот и приоткроется мне заветная тихая глубь чужой,
родной, драгоценной души...
Теперь впереди было одно - день отъезда.
...Я прощалась с ним на Зеленом кольце.
Листопад в нашем городском лесу - что о нем сказать? Старинная
фразеология донесла до нас "золотую осень", но что там золото!
В немыслимом буйстве и непостижимой гармонии смешиваются, перемежаются
медь и бронза, охра и сиена; вспыхивает радостная лимонная желтизна,
сквозит янтарь. Кострами горят кустарники, а шпалеры винограда перебивают
все таким неистовым багрянцем, что невольно вспомнишь раскаленные, во все
небо, закаты в пустыне.
И все это живет, шевелится, мерцает, тронутое ветром; звоном, шорохом,
шуршаньем полнится воздух...
Мы сидели в альпинарии, на огромных валунах, я - выше, он - ниже. Вот,
наконец, у моих колен эта голова, можно коснуться волос рукой...
Можно, но нельзя; чтоб не думать об этом, я спросила:
- Зачем осени такая праздничность красок? В природе все оправдано,
объяснимо, а это?
Он повернул голову, взглянул, чуть улыбаясь. Не ответил - но что-то во
мне было расковано этой улыбкой. И я заговорила...
Созналась, что тоже подавала заявление. Просила выяснить, - там, на
месте, будет виднее, - пусть работать не по специальности, нужен же будет
вспомогательный состав? Я бы делала все. Лишь бы взяли...
Покачал головой: вряд ли. Для вспомогательного состава люди найдутся,
это не проблема. Да и зачем - разве мне плохо здесь, в Институте? Где
микрофильмотека, лучшая в регионе?
И тогда я сказала, что мне будет плохо без него. Сказала, кем он был
для меня, - другом и наставником, примером и опорой. Светом жизни.
Единственным...
А он...
И тут столь отчетливо обрисованная картина тускнела, смазывалась. Я
начинала воображать все сначала: вот подошла, вот сказала: "Пойдем
побродим по Зеленому кольцу, на прощанье!"
...Так все и было. Подошла. Сказала. Женя ответил:
- Раюшка, дорогая! Какие прогулки? Отчеты сдавать надо? Снаряжение
закупать надо? А справочный аппарат подготовить? Мы с Вадимом и спим и
едим на бегу! И не волнуйся ты насчет прощанья. Шеф дал указание - будет
прощальный обед в кафе "Синтез", вот как у нас!
...И был прощальный обед - по большому счету, в наимоднейшем кафе.
Звяканье посуды, торжественно-приподнятая, чуточку хмельная атмосфера.
Разговоры - застольные, на полтона выше обычных.
- Браты-кандидаты, а кафе-то и вправду "синтез"; устремленность в
прогресс плюс великолепная традиционность! Поглядите: фонтаны - с лазерной
подсветкой, а пол какой - настоящий наборный паркет! Амарант!
Палисандровое дерево!
- Подумаешь, дерево! Тут шампанское настоящее подают, тоновит, конечно,
полезней, но в этом есть что-то такое...
- Пусть все будет по старинке: начнем с тостов! Друзья, за Вадима и
Евгения! Смотрите, эм-эн-эсы, Младшие-Сыновья-Науки, вы будете
представлять Институт в одном из глобальных предприятий века!
- Если подумать, что им придется полрабочего дня проводить под водой...
- Все равно завидую! А вдруг этот город - она, Атлантида?
- Оставь Атлантиду для воскресных юмористических приложений!.
Вдруг все стихли - встал шеф. Огладил знаменитую бородку, начал не
спеша:
- Друзья мои, коллеги! Приходится иной раз слышать остроты в адрес
нашего Института. Мой закадычный враг и верный оппонент Недялков зовет
меня "архивариусом". Пусть так! Да, в то время как наука стремится
приблизить будущее, наше внимание устремлено в прошлое. Мы изучаем историю
психологии человечества на тысячелетних путях его развития. Мы - хранители
Памяти, а это свято. Память помогла человечеству победить Время и
Пространство, ибо наша цивилизация, наша культура - творение не единиц, а
миллионов. Человек должен прежде всего познать самого себя, ибо только от
него, человека, зависит то, что будет еще сотворено на этой древней Земле,
в этой вечной Вселенной... Мы многого ждем от этой экспедиции. Мы многого
ждем от Евгения и Вадима... За их успех!
Лавина шума, возгласов. Кто-то даже выкрикнул: "Ура! За экспедицию
Века!"
Когда дошло до "экспедиции века". Женя не выдержал: у него природная
нетерпимость к высоким словам. Он попросил слова. Каким-то экспромтом
прервал излияния. Включил видекс...
Стена осветилась набегающими волнами разноцветного света. Весьма
эффектно. И ансамбль впечатлял. Инструменты цвета павлиньей шейки.
Комбинезоны на парнях, словно не сшитые, а откованные из платины.
В меру самоуверенный конферансье объяснил, что в своих творческих
поисках ансамбль движется к синтезу "музыка-свет-вокал-движение".
Вот какой мне запомнился номер - в пестрой их программе. Шагал, не
двигаясь с места, человек, ссутуленный горем, в сумрак, в мокрый блеск
осенней ночи, шагал в сухом и, четком ритме, под выдохи ветра: нет тебя,
нет тебя, нет тебя, нет...
На крыше высотной гостиницы было ветрено. Аэробус - прозрачный
эллипсоид с серебрящимися ребрами - покачивался у причала.
Они были уже внутри. Вадька уперся лбом в плексилит, делал какие-то
знаки; Евгений тихо улыбался.
Прощальные выкрики, взмахи, пожелания, обещанья...
А я вижу только его лицо. Морщинка на переносице. Куртка табачного
цвета, рубашка с крылатым воротником.
Веселое, шумливое прощанье.
Как же оно весело - стоять в гомонящей толпе, смотреть на это лицо -
последний раз! - и чувствовать, как с дикой болью разламывается сердце...
Еще длился тот самый день, а мне казалось, что все происходило
давным-давно. В ином времени, в иной жизни.
Перед концом работы забежал Игорь. Потоптавшись, спросил нерешительно:
- Какие у тебя планы на вечер?
Я смотрела на него, слышала, что он говорит, понимала - и не
воспринимала: все это было по ту сторону сознания.
- Опять скажешь "времени нет"? - он обиженно выпятил губы.
- Что ты? У меня теперь бездна времени! - я засмеялась, а он почему-то
замолк и, кажется, ушел.
Бездна времени. Некуда спешить, нечего ждать, подгоняя часы, скорей бы
дожить до того, когда увижу его, скажу ему... Бездна времени. Черный
провал, в него летишь, а он все длится, нет дна, нет конца, нет
передышки...
...Кажется, я бродила по улицам, и в стуке своих шагов, в ритме дня,
слышала все одно - ту песенку из кафе "Синтез", и слова, горькие, как
запахи осени:
"Нет тебя, нет тебя, нет тебя, нет. Ветер снегами недальними веет.
Листья осенние кружат и реют - и заметают легкий твой след. Боль моя -
память. Утренний свет... Нет тебя, нет тебя, нет тебя, нет..."
Где я ходила? Улицы были неразличимы. Проплывали прохожие, одинаковые,
как грибы. Надвигались, расступались, сходились снова разноцветные призмы
зданий. Непонятно куда, торопился транспорт.
Что-то он шел слишком густо. Сделав усилие, я сообразила, что стою на
обочине Большого Круга, что за спиной у меня - деревья Зеленого кольца;
ветер, срывая листву, охапками швырял ее на синий пластобетон шоссе;
желто-пыльная, шуршащая поземка взвивалась за каждой промчавшейся машиной,
а их шли сотни и сотни, они возникали и исчезали, точно блики света и
тени, беззвучно, и только дрожь земли под ногами напоминала о мощи и
ярости этого неутолимого движения...
Кто-то с другой стороны шоссе шагнул на "зебру". Видно, недосуг было
дойти до подземного перехода - и куда это люди спешат?
Я не спешила - и все-таки двинулась навстречу торопливому пешеходу,
машинально перешагивая через люминесцирующие полосы, видя - и не видя -
как зло подмигивает кошачий глаз светофора.
Тот, торопыга, шагал стремительно, но плавно, - эта поступь, этот полет
развернутых плеч, кого они напомнили?
Ослепив, как лазер, ударил в зрачки алый луч. Качнулся весь воздух
разом.
Машины уже двинулись слитым строем. Я заметалась - вбок, назад. И тут
чьи-то руки, осторожно и точно, охватили меня и втащили на "островок
безопасности".
Плотная масса сдвинутого могучим толчком воздуха ударила в спину,
взвихрила волосы. Впереди, сзади машины - беззвучные иглы скорости -
пронизывали пространство. Еще бы миг, если бы не этот прохожий...
Я подняла глаза - и увидела его.
Это было невозможно, невероятно. Абсурд в чистом виде. Он сейчас уже в
Управлении...
Это его лицо. Каждую родинку на этом лице я знаю наизусть. Это его
глаза - коричнево-золотые, цвета гречишного меда, расширены тревогой:
- Ты что, Рай? Задумалась, да?
Я кивнула. Не было дыханья, не было слов: ведь это действительно он.
Женя!
Он был реальностью так же, как транспортная река, обтекающая нас, все
эти каплевидные и похожие на веретена, дискообразные и острорылые, как
дельфины, трамбусы, электро-скайтинги, аэроходы, реальностью, как эти
сухие листья, взвихренные их движением и кружащие в воздухе, словно
невиданный желтый снег...
И мысли мои кружились: ведь это он, Женя. Может, врачи, комиссия,
оставили в последний момент?
А он уже рассказывал, светясь и радуясь, про отлет, передвинутый на два
часа: срочное поручение начальника отряда.
Я слушала и понимала одно: мы простились, а он здесь, рядом, близко,
как еще никогда не был; я видела только его глаза и, глядя в них, лепетала
несусветное - что мы встретились после прощанья, и, значит, прощанье было
не настоящее, не навсегда, что мы обязательно встретимся еще...
Наверное, я все это излагала очень смешно - он вдруг положил мне на
плечо руку и легко рассмеялся, воскликнул: "Этак ведь и опоздать можно!" -
снова ринулся на "зебру", торопясь, до нового потока машин...
Он успел, а я осталась.
Снова справа, и слева, и поперек, и поверху, по эстакаде, скользили,
реяли, вихрились машины, а я стояла одна, недвижно, как старинный
верстовой столбик, стояла в желтой лиственной метели и смотрела вслед
тому, кого люблю, а светлый звук его голоса, его смеха горел во мне,
словно впаянный в память...
Ида нынче не такая чуткая, как всегда: видит, что я не хочу говорить о
том, и все же продолжает свое:
- А не лучше ли тебе уехать? Знаешь, перемена обстановки, новые
впечатления...
Я думала об этом: Институт... каждый день почти каждый напоминает о
нем. Шеф: "Послать бы Лобина на этот симпозиум: опять выскочит Недялков со
своей теорийкой "затухания гуманизма в эпоху первичной НТР", а наш Евгений
умел прихлопывать подобных теоретиков, словно мошкару, и в рамках
академичности, заметьте!" Или Смелин развздыхается: "Без Женьки и в теннис
не с кем сыграть!"
А город? Он населен им.
Прозрачный октаэдр павильона "Холодок" - там однажды мы ели мороженое,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг