Здесь они назначили встречу - сюда перепуганный и потрясенный Мач
принес Ринглу, спасти которую было уже невозможно - она ушла в
полет...
- Это война... - услышала Кача печальный голос незнакомой
черноволосой женщины, обнимавшей цыгана, тоже незнакомого, прижимавшей
к груди его кудлатую голову. - Это просто война. Обыкновенная война...
Возле цыгана, просунув руку под его локоть, сидел чумазый и
сердитый цыганенок. Другой рукой он подносил ко рту то ломоть хлеба,
то кусочек тонко нарезанного тминного сыра, и жевал с такой яростью,
будто каждая черненькая тмининка была прусским уланом.
Кача была так близко, что могла бы их перечесть. Хотя ее не учили
сложным вышивальным и вязальным узорам, как богатых наследниц, однако
считала она неплохо.
- Неладно-то как... - прошептал красавец-гусар, опустив синие
глаза, свесив роскошный седеющий чуб. - Дитя еще малое. Года на четыре
помоложе Наташеньки будет...
А Мач, ради которого Авы затеяли все это действо с кристаллом и
бубном, сидел на лавке рядом с гусаром, хмуро глядя в другую сторону.
- Замыслы строит... - прошептала над ухом Тоол-Ава. - Как от них
от всех отвязаться.
- Война! - сказал Адель и гусару. - А ты думал - впереди полка с
саблей наголо? С саблей - это полчаса, а война - это годы. И она не
разбирает, кто старый, кто молодой, кто мальчик, кто девочка. Раньше
тебе это в голову не приходило?
Гусар вздохнул.
- Тебе еще много чего в голову не приходило... - пробормотала
Адель. - Ладно, что-нибудь придумаем...
Кача обернулась, чтобы посмотреть на ближнюю к ней Аву и задать
беззвучный вопрос. Она хотела знать, что так озаботило гусара и
черноволосую незнакомку. И сразу же нарушилась связь между ней и
изображением, истаял звук, лица в кристалле стали мельче тмина...
- Она его в Ригу переправить хочет, - объяснила Наар-Ава. - А это
не так просто. Нужно пройти сквозь прусские посты, потом сквозь
русские посты.
- Почему же он не может выйти прямо к русским постам? - удивилась
Кача.
- Потому что его первым делом примут за лазутчика. Не было в этих
местах ни одного русского конного полка с таким мундиром. А этот вояка
к месту нового назначения в старом мундире ехал - и поди объясни
простому солдату, кто ты таков! И у этих, и у тех мундиры-то похожие!
В Курляндии же ему делать нечего - особенно после того, как его тут
расстреливать собирались.
- Так ведь все очень просто! - обрадовалась Кача. - Пусть его
цыган до Риги доведет! Цыгане все тропинки знают...
Наар-Ава поднесла палец к губам - темное пятнышко на кристалле,
плотно заполненное лицами, вновь ожило и зазвучало.
- Уходи-ка, Адель, - посоветовал, опомнившись, Сергей Петрович. -
Возвращайся к своим, пока не поздно. Соврешь чего-нибудь... А с нами -
пропадешь!
- Какие они мне, дьявол их задери, свои? - возмутилась Адель. -
Пруссаки, колбасники? И без меня обойдутся. Как видишь, я сама и все
мое имущество - здесь. А что будет дальше - понятия не имею! И ты тоже
не имеешь. Вот сабля, вот пистолеты, и Фортуна, ласточка моя, тоже
цела и невредима. И упряжную лошадь мы увели, будет у нас заводной.
Она у меня тоже добрая лошадка.
- Паризьена! - начал, не подумав, внушение Сергей Петрович и
воздел крупные загорелые руки. Маркитантка показала язык. Гусар и
онемел.
Мач смотрел в стенку - и на его физиономии было явственно
написано: он не понимает, зачем сюда угодил и почему тратит время на
нелепое торчание в корчме. Свой долг он уже выполнил - помог
похоронить Ринглу как положено. Вспомнив, Мач опять удивился тому, что
его поразило у края той крошечной могилки. Лицо девочки было не
мертвым, но спящим и счастливым.
Ешка высвободился из крепкого объятия и, взяв за толстую ручку
деревянную кружку, мало чем поменьше собственной головы, единым духом
проглотил все бывшее в ней темное пиво.
- Дети, - сказал он. - К детям бы сейчас... Хватит с меня! Мало
мне того проклятия...
- Проводим мы тебя к детям, - пообещал Сергей Петрович, а
Паризьена кивнула.
Мач не сказал ничего.
Кристалл надолго задержался на его лице. И молчал. Совершенно не
было слышно, о чем совещаются гусар, цыган и маркитантка. Когда же
Кача снова их увидела, они считали рассыпанные по столу деньги. Нужно
было заплатить корчмарю, а некоторую кучку Сергей Петрович отсчитал и
подвинул к Мачу.
Тот заинтересовался соседней кучкой.
- Это наша, французская монета, - услышала Кача голос Паризьены.
- Монета, да не та, - шепнула ей в ухо Наар-Ава. И девушка вновь
отвлеклась от кристалла.
- Дадим мы тебе в приданое некую монетку, - пообещала Наар-Ава. -
Если сделаешь все, как нужно.
Кристалл опять показал физиономию Мача. Тот, очевидно, услышал от
маркитантки что-то любопытное. В глазах зрел замысел - может статься,
и очередной проказы.
- Думай, думай! - зловеще приказала ему Поор-Ава. - Выдумывай себе
погибель!
И прикрыла мощной пятерней кристалл.
- Значит, уже теперь?.. - растерянно с просила Кача. Ей все же не
хотелось ничьей смерти.
- Не сразу же, - проворчала Поор-Ава.
- И не о том он думал сейчас, о чем надо бы, - добавила
Мааса-Ава.- Нужно что-то делать!
Авы стремительно переглянулись и дружно уставились на Качу.
Виирь-Ава огладила кристалл, пошептала ему и стряхнула с рук нечто
незримое.
- Мы научим тебя пользоваться кристаллом, - пообещала Хозяйка
ветров, Ваам-Ава. - А сейчас придется тебе сходить с Наар-Авой в одно
местечко и выполнить там одно поручение.
- В таком виде? - проведя руками по кожаной рубахе, удивленно
спросила Кача.
- Твой вид отныне не имеет никакого значения, - загадочно сказала
Наар-Ава. - И сейчас ты в этом убедишься. А потом и сама
наловчишься...
Наар-Ава достала каменный нож и сверху вниз распорола кору
красавицы-ели.
- Вот где у меня сегодня будет вход, - сказала она. - Дерево
старое, корни длинные, а где кончится самый тонкий светлый корешок,
там я поплыву по нашим заповедным подземным жилам. Это иногда бывает
опасно, потому что у жил есть перекрестки, или даже двойные
перекрестки, если в том же месте, но ниже, пересеклись две другие
жилы. И можно не сразу найти подходящий корень, чтобы выйти из нижнего
мира. Когда-нибудь мы тебя и этому обучим.
- Я бы могла дать ей Кехн-Тоола, но подземный путь надежнее, -
объяснила Тоол-Ава. - Кехн-Тоол хороший слуга ночью, когда его мало
кто может увидеть. А днем понапрасну пугать врага незачем.
Виирь-Ава, Лесная хозяйка, обошла дерево, бормоча и рисуя пальцем
на коре знаки.
- Уговаривает дух ели помочь Наар-Аве, - шепнула Мааса-Ава,
Хозяйка земли. Кача кивнула, захваченная зрелищем. Тоол-Ава повесила
ей через плечо сумку, расшитую кусочками меха.
Наар-Ава обняла ствол так, что щель в коре пришлась посреди груди,
и прижалась.
- Возьми меня за плечи и постарайся слиться со мной! - велела она.
- Как только можешь! Прижмись! Сильнее! И ни за что не отпускай меня.
А то - пропадешь!
Авы, взявшись за руки, соприкасаясь локтями, тесно окружили их.
Затылком Кача ощущала волны дыхания.
- Я вхожу, я вхожу... - прошептала Наар-Ава. - Я уже спускаюсь
вниз... Я иду, я иду-у-у...
- Долго-долго-долго-долго!.. - заныли Авы, и Кача, как бы
повинуясь приказу, - - с ними вместе.
Но она еще не была Авой, она не умела отдаваться магии.
- По длинному корню, по долгому светлому корню!.. - отрешенно
твердила Наар-Ава. - Долгим скольженьем, долгим движеньем...
- Тихо-тихо-тихо-тихо!...
Кача усердно повторяла слова, но решительно не понимала
происходящего. Она не участвовала в сотворении магии - она все еще
была зрительницей и видела странные вещи. Лица Ав с закрытыми глазами
понемногу преображались, темнели, черты заострялись, как будто эти
суровые лица наливались тяжелым и опасным мраком. Голова красавицы
Наар-Авы ушла в плечи, справа явственно обозначился горб. Каче стало
страшно.
Она попробовала разжать закостеневшие на плечах Наар-Авы пальцы,
чтобы выскользнуть из качающегося круга, но Авы, сомкнувшись, налегли
ей на спину и держали крепко.
А тут еще Наар-Ава резко наклонилась вперед, как будто не
упиралась только что грудью в столетний ствол. И Кача - с ней вместе.
Со всех сторон обжало ее мощной тяжестью. И шершавая эта тяжесть
навалилась на веки.
Под ногами была живая веревка. По ней проходили толчками мягкие
волны, и Кача, не переступая, все же продвигалась вперед.
- Добрая ель, сильная ель, мы принесем тебе жертвы, мы
ублаготворим тебя!.. - слышала Кача сразу два голоса, слившихся в
один, одновременно откуда-то издалека и спереди. - Как светлы твои
корни... Уйди! Здесь тебе нет места! Уйди, старик!.. Я - Ава! За мной
- семь Ав и восьмая идет следом! Мы - сильнее!..
Сквозь сомкнутые веки Кача увидела бледный силуэт - словно бы
старика с бородой по колено, в длинной неподпоясанной рубахе, и на
голове у него вспыхнули тусклые искорки венца.
- Ты своих не убережешь! - сказала Наар-Ава, очевидно, на
прощание, потому что больше старика не поминала. - Наше ведовство
древнее твоего!..
Вдруг ступни обдало холодом - Кача поняла, что это подземная жила.
А потом холод охватил и все тело под кожаной просторной рубахой.
Зато отвалилась и сгинула тяжесть. Кача открыла наконец глаза - и
увидела перед собой затылок в сером льняном платке. Она сняла руки с
поникших плеч, закутанных в старую виллайне, которую в хорошем
хозяйстве давно бы определили быть лошадиной попоной, стоявшая перед
ней женщина обернулась - и Кача не узнала Наар-Аву.
Теперь это была горбатая старуха, древняя, как башня вавилонская.
Только живые темные глаза напоминали о стройной красавице - да и те
Наар-Ава сразу же упрятала в морщинистом прищуре отекших век.
Кача шарахнулась от нее.
Наар-Ава, не обращая внимания на спутницу, прислушивалась...
Потом, крепко взяв ее за руку, потащила за собой сквозь придорожные
кусты, от одинокой старой сосны, вдоль ствола которой шел широкий
светлый шрам.
А по дороге навстречу им обеим широко шагал Мач. Была у него такая
особенность: при малом росте - поступь здорового мужика.
Справа под мышкой он держал баварскую саблю. И в правой же руке -
повод гнедого, который что-то совсем устал - шел, до колен свесив
голову.
- Не бойся! - шепнула Наар-Ава, успев удержать Качу от прыжка в
кусты. - Он не видит твоего лесного наряда. Да ты и сама посмотри...
Кача ухватилась за кожаную бахрому - но это уже была ее обычная
полосатая юбка, обтрепанная по широкому подолу, которую два года назад
подарила хозяйка. В том, что юбка старше самой Качи, никто и не
сомневался.
- Кача? - глазам своим не веря, спросил Мач.
Наар-Ава, которая только что стояла между парнем и девушкой,
как-то незаметно оказалась у Качи за спиной.
- Мач?!. - еще не зная, как объяснить свое присутствие на ночной
дороге, воскликнула Кача. И сразу же ей непонятным образом стало ясно,
куда и откуда она идет.
А это десять сухих пальцев протянулись сзади к ее затылку...
- Ты где была?
- У крестной. Крестная заболела, меня хозяйка на день к ней
отпустила. А ты? Ты домой возвращаешься?
Тут Кача поняла, что на боку у нее, между бедром и ладонью, что-то
есть. И сразу же вспомнила - узелок, просто узелок с припасами, а в
нем - туесок с недопитой квашей.
- Домой! - отвечал довольный Мач. - Как там без меня? Искали?
- Искали, - сообщила Кача, доставая туесок. - Только теперь барону
не до тебя. К нему там, говорят, немцы понаехали. Эти... пруссаки!
- Освобождать? - восторгу Мача не было предела. - Так нужно домой
скорее! Если начнут делить господскую землю, я должен быть дома. Ведь
будут по числу взрослых сыновей давать, как ты полагаешь? А мои умные
братцы обязательно исхитрятся мою землю к рукам прибрать!
И, естественно, протянул руку к туеску.
- Да нет, - задумчиво сказала Кача. - Про это речи пока не было.
Немцы приезжают, уезжают, но это - военные господа. Им, наверно,
воевать, а не освобождать положено. А наши сидят и ждут, пока на них с
неба пироги посыпятся!
- Сама знаешь, чего можно дождаться с неба, особенно когда птички
пролетают, - усмехнулся Мач, отхлебывая. - Пойдем. Если ты домой
возвращаешься, так нам по дороге.
Наар-Аву он совершенно не замечал.
Десять незримых иголочек нежно прикоснулись к затылку Качи.
- А с какой стати им нас освобождать? - вдруг спросила она. - Мы
сидим и молчим, ждем, пока камень родит! Откуда они знают, что нас
нужно освобождать? Они нас спрашивали?
С каждым словом в голосе девушки все сильнее закипала ярость.
- Сидим, как кроты в норках! - продолжала она, даже удивляясь
собственному воодушевлению. - И ты тоже хорош! Селедок на грядке
выращивать - вот и все, на что горазд! Ну, что ты стоишь и руками
развел, будто отцовскую усадьбу продал?
- А что я должен делать? - спросил ошарашенный Мачатынь,
действительно разводя руками, отчего сабля шлепнулась наземь.
- Откуда я знаю! Ты же обещал, что избавимся от господ! И будем
жить себе, поживать на своей землице, а всех чужих с нее прочь
прогоним - и немцев, и русских, и поляков, и цыган!.. А уж тогда!..
Ничего такого Мач никогда не говорил, да и не мог говорить - в тех
краях, где он жил, вдалеке и от Даугавы с ее плотами и стругами, и от
городов, и от торговых путей, латышское население было довольно
однородным, иноземцы попадались не настолько часто, чтобы их
возненавидеть.
Но в эту минуту он словно услышал в голове свой собственный голос,
толкующий про изгнание жадных немцев, грубых русских, хитрых поляков,
вороватых цыган... А в голосе Качи, внезапно оборвавшемся на самом
главном, звенело такое прекрасное обещание!..
- Ты права! - воскликнул он, подхватывая с земли саблю. - Пока еще
они до нас доберутся! Этак опять мы вместо своего урожая первым делом
начнем господский убирать, а у самих рожь перестоит и осыплется! Нет,
нужно успеть до жатвы освободиться.
- Нужно успеть! - подтвердила Кача. - Ты ступай, ступай... Я сама
доберусь. За меня не волнуйся!
И эти слова означали вовсе не то, что она благополучно доберется
до дому. Кача вложила в них совсем иное - Мач вполне может быть в ней
уверен!
- Постой! Я тебе что-то покажу! - Мач достал монету.
- Ничего не разобрать, - отвечала Кача, и вдруг в глазах
прорезалась ночная кошачья зоркость и четкость.
На монете был изображен мужчина в профиль, с короткими волосами,
причесанными так, что каждая волнистая прядь выделялась, с голой шеей,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг