"Черт побери! - мысль эта неожиданно пронзила его. - Ведь завтра об
этом все узнают, начнут издеваться. - Он содрогнулся, представив себе
предстоящую реакцию Ефима. - Ведь он, чего доброго, объявит, что я хотел
к нему в кабинет залезть и в его столе рылся, а у Бориса секретные бума-
ги украсть, кто знает, что ему в голову взбредет... Угораздило же так
поздно засидеться... Все, это конец, надо увольняться. Нельзя насиловать
себя, поеду домой в Москву. Хотя бы успеть установку разобрать, данные
обработать..."
В глухой голос сирены вмешался другой, более звонкий, и стены коридо-
ра неожиданно осветились красными и голубыми всплесками маячка. Около
здания с визгом затормозили две полицейские машины. Академик приподнялся
на колени и увидел, что из передней машины выбежал человек в форме с
пистолетом в приподнятой руке, за ним еще один и они решительно побежали
к зданию.
Входная дверь распахнулась и полицейские, что-то надрывно и хрипло
крича по-английски бежали к нему, беря на мушку скорчившегося на полу
старика.
"Да что же они, в конце концов!" - Академик попытался что-то крик-
нуть, но неожиданно страшная боль пронзила его где-то в груди, и он по-
чувствовал, что не может вдохнуть.
- Я не... - он рухнул вниз с колен, сильно ударившись о пластиковый
пол головой, и неожиданно увидел перед глазами прохладную лестничную
клетку на Петроградской стороне, высокие готические своды окон, явствен-
но ощутил тишину, пронизанную гулким эхом, маму, открывающую резную де-
ревянную дверь, и себя, маленького, старающегося переступать по черным
узорам кафельных плиток. Он пытался попасть на черный квадратик, но нога
в высоких потертых кожаных ботинках все время как назло съезжала в сто-
рону, попасть на плитку никак не удавалось, от отчаяния он начинал пла-
кать. "Мама," - хотел пожаловаться он и прильнуть к ее теплому, пахнуще-
му шерстью пальто. Он неожиданно почувствовал, что безумно по ней соску-
чился, и уже хотел об этом сказать, но вдруг наступила пронзительная
темнота...
Здание компании было освещено мигалками полицейских машин, и скорая
помощь с воем отъезжала от компании. В машине сидел полицейский вместе с
разбуженным Леонидом, срочно примчавшимся в компанию и сейчас подписыва-
ющим бесконечные бумаги. Ночь медленно приближалась к концу, в кустах
уже начинали петь птицы, и вскоре на востоке зарозовела кромка неба над
темными силуэтами гор. Утро подступило быстро, и яркие лучи солнца уже
били наискосок, отбрасывая зеркальные зайчики на автомобили и здания.
Включилась поливочная система и холодные прозрачные струйки воды забили
из-под земли. Пахло свежей травой.
- Мудак! - Леонид был взбешен. - Кто же мог знать, что этот идиот бу-
дет сидеть со своими склянками до двух ночи!
- Мы здесь не при чем, - Борис, недовольно поджав губы, явно давал
понять всем своим видом, что продолжать разговор он считает неуместным.
- Мать вашу! - Ефим раздраженно ходил по кабинету. - Мало мне проб-
лем, теперь полиция будет выяснять, что к чему... Угораздило же его ин-
фаркт схватить. Как его состояние?
- Врачи ничего определенного сказать не могут, откачают, наверное,
куда они денутся! Они за пять минут были на месте, он умереть не успел.
- Леонид брезгливо поморщился.
- Ну что поделать, - Ефим начал успокаиваться. - Может быть, даже к
лучшему, что так получилось. У нас на моей памяти человек пять инфаркт
хватали, но только когда я на них орал. Ну да ладно, заболел и дело с
концом. Жаль человека, он ведь сильный специалист был, верно?
- Да, - Леонид растерянно нахмурился, - он неплохо соображал.
- Ну да... - Ефим рассеянно посмотрел на Бориса. - Жалко, сердце от-
казало. Толковый мужик, интеллигентный, литературу знает... Если выжи-
вет, я ему оплачу и больницу, и билеты назад, подкину денег, пусть ле-
чится. Поедет в Россию, отдохнет, а там посмотрим. Не в Швейцарию же его
в пансионат посылать... Ну, рассказывайте, что у вас там с микросхемами
за история?
Глава 28. Бред.
После роковой ночи время странным образом сжалось, потекло стреми-
тельным, белым, неразборчивым и мутным потоком мимо моего сознания, и
вскоре я заболел.
Встав утром с постели я почувствовал, что комната плывет у меня перед
глазами, и упал на пол с жуткой головной болью. До сих пор не знаю, было
ли это результатом накопившейся усталости и нервного переутомления, или
просто обычным гриппом, который носился в освещенных немигающим светом
залах компании Пусика. Я лежал на диване, смотрел на залитые солнцем,
качающиеся за окном зеленые ветви сосны, создававшие причудливые тени на
стенах, и перебирал в памяти недавние события.
Академика выписали из больницы. Он не стал ни с кем встречаться и
улетел в Москву ближайшим рейсом Аэрофлота, причем провожать его поехал
сам Ефим, который за пару дней до этого оплатил космические счета, при-
шедшие из госпиталя. Вернулся он мрачным и устроил жуткий разгон Леониду
и его помощникам, как всегда из-за непросверленных дырок.
Олег удачно устроился на работу в одной из огромных корпораций, пер-
вое время удивляясь тому, что на него никто не кричит. Буквально через
месяц он посвежел, начал ходить с расправленными плечами, кожа на его
лице разгладилась, и на щеках появился здоровый румянец. Борис, правда,
сделал попытку обвинить его в намеренном вредительстве, якобы Олег спе-
циально испортил какие-то ценные Пусиковские программы, но тот пригрозил
подать на Бориса в суд, и скандал мгновенно угас.
Я так и не смог найти ее адрес. Мы даже не успели обменяться телефо-
нами и, несмотря на все мои попытки, я не смог найти ее ни в телефонной
компании, ни в адресных книгах. Скорее всего, она сменила фамилию.
Только время от времени сердце начинало как-то тоскливо давить, и неяс-
ные видения возникали перед глазами. В такие моменты стены Пусика стано-
вились мне ненавистны, и я выходил на улицу выкурить сигарету. Иногда я
садился в машину и гнал ее мимо аккуратных аллей и домиков к площади, на
которой стоял ресторан и где через дорогу блестела окнами гостиница, в
которой она жила. Негр в оборванных джинсах сидел на тротуаре в том же
месте около перехода и прислушивался к шороху шин и к проходящей жизни.
Казалось, что пространство на улицах сгущалось, становясь светящимся,
дрожащим облаком, и, закрыв глаза, я представлял себе, что она рядом, за
углом, в соседнем здании.
Иногда я заходил в ту комнату, в которой когда-то сидел академик. Его
стол так и остался на том же месте, в углу пылились установки, собранные
Гришей и Володей, стул куда-то утащили, и в воздухе стоял запах пустоты
и заброшенности. Дни вяло катились один за другим, неразличимые и пус-
тые.
Моя семья, наконец, получила заветный вид на жительство в Америке.
Как-то неожиданно пришла повестка, извещавшая нас о положительном реше-
нии иммиграционной службы, и мы поехали проходить медицинскую комиссию.
Усталый, щупленький маленький китаец в белом халате, широко улыбаясь щу-
пал мне и жене живот, стучал малышу молоточком по коленке и светил лам-
почкой в глаза.
- Да, - он смутился, - еще одна формальность, закатайте, пожалуйста,
рукава.
Мы послушались. Маленький человечек жадно схватил мою руку, потом ру-
ку жены и впился взглядом в кожу на сгибе локтя.
- Изумительно, прекрасно, - рассыпался он в комплиментах, не увидев
ни одного следа от уколов, - наркотиков не употребляете, все в порядке!
- Он схватил печать и поставил ее на серой бумажке, которую запечатал в
конверт. - Поздравляю! - и он склонился в почтительном поклоне, как веж-
ливый придворный ворон из какого-то старого мультфильма.
В управлении по иммиграции толпились небритые, оборванные мексиканцы
в порванных грязных и потных майках, сидели на скамьях древние вьетнамс-
кие патриархи с маленькими седыми бородками, ползали смуглые неумытые
дети. Полноватый чиновник, казалось, был так удивлен, увидев перед собой
прилично одетых белых людей, что расцвел от радости.
- Поклянитесь, подняв руку, - сказал он, заглянув в анкету, - что не
будете проповедовать полигамию на территории Соединенных Штатов Америки.
- Не будем. - Я внутренне содрогнулся, от волнения спутав полигамию с
каннибализмом.
- Поздравляю, - Он потянулся к паспортам и брякнул в них красный жир-
ный штампик, дающий его обладателям свободу и право на уход из компании
Пусика. Почему-то при этом я не испытал никаких эмоций, только усталость
и желание поскорее сесть в машину и включить кондиционер.
Удивительным образом, за время моей работы у Пусика я сумел разоб-
раться в какой-то несущественной ерунде, почему-то обрел признание и да-
же написал небольшую книжку, наглядно разъясняющую инженерам всякие до
тех пор неизвестные им премудрости. Книжку расхватали, и я неожиданно
для себя стал известным и начал получать предложения от различных компа-
ний, как грибы растущих в солнечной долине.
Меня начали приглашать на деловые обеды и уговаривать сменить место
работы. В одну из компаний, огромную и довольно известную, я решил схо-
дить и, придя на интервью, увидел свежий номер газеты, выпускаемой для
ее сотрудников.
На первой страницы газеты был изображен совет директоров, мудро руко-
водивший корпорацией и хранящий ее от всевозможных бед, столь возможных
в бурном море современного бизнеса. Фотографии директоров странным обра-
зом напоминали секретарей обкома партии откуда-нибудь из Ивановской об-
ласти, и это меня сразу же насторожило.
Я перевернул шуршащую газетную страницу. Один из вице-президентов
компании гордо поднимал вверх распростертую руку, в которой он держал
настенные часы. "Меньше потерь на производстве, больше продукции с
меньшими затратами!" - гласила подпись. Далее шел текст, оповещавший
сотрудников о том, что в отделе номер пятнадцать в последнее время зна-
чительно улучшилась дисциплина труда, возросла производительность и
уменьшился процент выпуска бракованных изделий, в результате чего сот-
рудникам отдела торжественно выданы настенные часы с эмблемой компании.
Я зевнул. Каким-то образом я всегда чувствовал атмосферу в различных
присутственных местах: если меня клонило в сон и голову закладывало ва-
той, дело было плохо...
Меня пригласили пройти внутрь. В огромном зале, освещенном тусклым
люминисцентным светом и разгороженном картонными стеночками, было сдела-
но несколько десятков клетушек, в которых, поджав колени, сидели ведущие
инженеры компании. С потолка орал громкоговоритель, каждую секунду под-
зывающий кого-нибудь из них к телефону. "У нас сегодня вице-президента
подсидели, - с таинственным видом сообщил мне один из них. - Теперь та-
кое будет..." - он озабоченно, с серьезным видом покачал головой.
Это было последней каплей. Я выскочил из перегороженной комнаты и
сразу же отказался от работы, хотя многие из бывших пусиковцев затем
уверяли меня, что на самом деле в этой компании можно было прекрасно и
спокойно жить и работать.
Голова начала болеть все сильнее и сильнее. Последующий день я лежал
на диване, лицо мое горело, и перед открытыми глазами качались зеленые
ветки сосны, то освещенные ярким солнцем, то покрытые белыми сверкающими
сугробами. "Откуда здесь может быть снег?" - эта мысль с удивлением про-
никала в сознание откуда-то извне, при виде нескольких пальм, соседству-
ющих с соснами, я качал головой, и снежные шапки тут же рассыпались и
призрачными тонкими струйками утекали с ветвей. Я снова отключался, хо-
телось пить, и в голове гадко гудело, как будто по соседству работал ис-
порченный трансформатор.
Я снова открывал глаза. В ветвях дерева творились удивительные явле-
ния, я как будто наблюдал картинки из своего детства, целый спектакль,
яркий, задавленный в памяти событиями последующих лет и совершенно забы-
тый. Вначале возникал ослепительный белый свет, я зажмуривался, свет
рассеивался, и я видел себя с отцом, в яркий солнечный весенний день в
Москве, где-то в центре, в районе Петровки, где мы тогда жили. Мне на
шею был зачем-то повязан шарфик, и отец придерживал меня за него, чтобы
я не потерялся. Мы стояли около большой подворотни и кого-то ждали, на-
верное, маму, но я не был в этом точно уверен. Рядом работал дворник, в
кожаном переднике, с окладистой бородой и с огромной метлой в руках.
- Идите отсюда, - грубо говорил он. - Здесь нельзя стоять!
- Почему? - удивленно спрашивал отец.
- Я сказал, нельзя таким, как вы, тут улицу загораживать! - и он
как-то по-особенному зло, издевательским презрительным взглядом взглянул
на папу.
- Пойдем, малыш, - грустно сказал мне отец. - Они не хотят, чтобы мы
тут стояли.
Я был совсем маленьким, но увидел, как у отца потемнело лицо, он за-
дохнулся, схватил меня и потащил в сторону. Я ничего не понимал, почему
у моего папы, такого большого и сильного, с грудью, увешанной медалями и
орденами, так испортилось настроение... Почему-то эта сцена засела в па-
мяти и теперь, много лет спустя, всплыла в уставшем, болезненном созна-
нии.
Сценка потускнела и рассыпалась на части, дворник с окладистой боро-
дой, только что так явственно выпиравший в просвете между ветками, ис-
чез, снова появился яркий свет, все стало неожиданно тусклым... Дул хо-
лодный ветер, школьники в серых потертых пиджаках под грохот барабанов
маршировали на плацу. Я шел там, между ними, стараясь попасть в ногу, но
все время сбивался, и начальник воинской части презрительно и недруже-
любно смотрел на мою сутулую спину... Грязь, солдатские шинели, окопы.
Мокрая липкая глина, облепляющая сапоги, люди вжались в нее. Вокруг с
грохотом рвались снаряды... "Это уже не со мной", - с удивлением подумал
я и снова увидел снежные, ледяные шапки, от которых несся холодный, све-
жий, пахнущий Арктикой ветер.
Картинка рассыпалась с внезапно налетевшим порывом ветра, и сосновые
иголки образовали новый узор... Я глядел из окна маленькой квартирки в
Иерусалиме, куда мы переехали во время войны. Над городом удивительно
низко висели свинцовые тучи, через которые пробивались столбы света, как
будто сошедшие с гравюр Дюрера, и казалось, что Бог вот-вот протянет с
казавшегося совсем рядом неба свои руки.
Мы были совершенно нищими, и наш трехлетний малыш нашел в садике воз-
ле дома сломанный детский трехколесный велосипед с оторванными педалями
и сломанным колесом. Он ужасно обрадовался, так как ему удалось сесть на
сиденье и с жутким грохотом сдвинуть велосипед с места. Тут завыла сире-
на, и мы стремглав бросились домой одевать противогазы... Где-то вдалеке
бухнуло. Когда мы вышли, велосипеда на улице не было.
"Где мой велосипед сломанный?" - хныкал малыш, и вдруг мы увидели его
в кустах, в стороне от дороги... Со стороны лысых гор Иудейской пустыни
на город неслось черное облако, и жуткая, неправдоподобная темнота пок-
рывала белые дома с черепичными крышами...
Неожиданно тело мое, лежащее в постели, стало маленьким, я физически
почувствовал, насколько оно ничтожно, и огромная, пенящаяся мутной чер-
ной жижей волна подняла меня вверх, выше и выше, на безумную, жуткую,
ничем не передаваемую высоту и затем с хрустальным звоном обрушила меня
вниз, и я увидел микроскопический металлический шарик, настолько крохот-
ный, что я сам себе казался гигантом по сравнению с ним. И снова, жутких
размеров океанская стена мягко унесла меня вверх, голова закружилась, и
ослепительный яркий свет залил все вокруг.
В ветвях дерева что-то стало формироваться, какая-то игра теней, нео-
жиданно они исчезли, и передо мной стояла она. В длинном шуршащем
платье, она, казалось, вышла из полумрака и иронично смотрела на меня.
- Ну что, как у тебя дела? - спросила она все тем же, чуть хриплова-
тым, слегка усталым голосом. Она села на стул и положила ногу на ногу,
длинная ниспадающая юбка подчеркнула силуэт ее ноги. - Мы опять потеряли
друг друга, правда? Так глупо, я даже не знаю твоего телефона. - Она
внезапно погрустнела и на секунду замолчала, - Мне кажется, что иногда я
чувствую, когда ты думаешь обо мне. Вдруг, неожиданно... Какие-то смут-
ные тени возникают перед глазами, сердце начинает биться.
- Ты знаешь, похоже со мной иногда происходит то же самое... - Я по-
пытался приподняться.
- Лежи, герой... - Она усмехнулась. - Я часто думаю о том, что ты мне
успел рассказать. Странно все это... Никогда не думала, что ты сможешь
превратиться в послушного, запуганного исполнителя бредовых приказов. Ты
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг