цах, зато у каждого дома полы застелены жуткими синтетическими коврами,
с которых летит стекловата, и поэтому у них каждый второй болеет раком.
Так что все скомпенсировано.
- В Европе почти все курят. - Я смотрел на ее рот, губы, которые я
когда-то целовал, прислушивался к ее голосу и чувствовал, что растворя-
юсь в этой женщине, как когда-то, когда оплот социализма казался неруши-
мым и на дачном участке росли дикие цветы...
Мы шли мимо памятника Ленину. Вождь пролетариата с простертой вперед рукой, изрядно обгаженный не обладающими классовой мудростью птицами, скорее напоминал кургузого мужичка с Рижского рынка, пытающегося сбыть по кооперативным ценам свой товар. Было прохладно, дорожка, уходившая от станции, вела между домиками старых большевиков, мимо маленького мостика через речку, в которой переливались под черной водой водоросли, мимо высоких, заслоняющих небо елей, пруда, на котором на плоту катались дети, отталкиваясь ото дна длинными шестами, маленькой плотинки, в которой шумела, переливаясь, вода...
- Когда я была маленькой, мы сюда приходили ловить пескарей и ку-
паться, а с цементной плотины прыгали, - сказала она.
Воздух уже пах осенью, запоздалые сыроежки тут и там торчали около
лесной тропинки. Начинало вечереть.
- Странно, - она посмотрела на усыпанную желтыми листьями лесную
опушку. - Папа катал нас на велосипеде, в домах играла музыка, и все ка-
залось таким надежным, устойчивым. Мы убегали в лес играть в индейцев,
помнишь, давным-давно шли такие романтические фильмы? Смуглые индейские
девушки ходили с накрашенными губами, их непременно спасали от злодеев
благородные мужчины, и справедливость всегда торжествовала. Мне иногда
кажется, что все это было сном... По выходным в гости приходили соседи,
мы разводили костер, жарили шашлыки. Родители разговаривали, смеялись,
пили вино, и, казалось, эта жизнь никогда не закончится. А потом мы
как-то незаметно начали взрослеть, научились тихо издеваться над прог-
раммой новостей и вести конспекты по политической экономии. И вдруг за-
болел и умер папа, и тогда я поняла, что этот мир исчез навсегда.
Я обнял ее. Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на меня сво-
ими черными глазами, учащенно дыша.
- Я... - я запнулся, с трудом сдерживаясь и ощущая напряженные и дро-
жащие плечи, отзывающиеся на едва заметные прикосновенияя моих пальцев.
- Ты знаешь, у тебя удивительные глаза, я в них будто тону. - Я поцело-
вал ее, с каждым мгновением все более теряя ощущение реальности. Стран-
ное, поглощающее до основания чувство неожиданно захватило меня, я парил
в темном пространстве среди звезд, испытывая при этом нежность, желание
всегда быть с ней и слышать, слышать это учащенное дыхание...
- А ты не умеешь целоваться, - смеясь, сказала она, потирая пальцем
губу, и оттого показалась еще более прекрасной.
- Ничего себе, - я ощутил приступ ревности. - Мне этого еще никто не
говорил!
- Я тебе говорю, - глаза ее смеялись, смотрели прямо в мои, и неожи-
данно взгляд ее изменился. - Пойдем быстрее.
Мы прошли мимо ветвящейся стены плюща, покрывавшей калитки и покосив-
шийся забор, и оказались около ее дома. Откуда-то издалека тянуло слад-
коватым дымком, какой бывает от горящих осенних листьев. Она открыла
дверь на скрипящую под ногами веранду. В углу спрятался старый диван с
обтрепанными подушками, а на столе, покрытым вытертой клеенкой, стояла
бутылка из-под молока с засохшими полевыми цветами.
- Поцелуй меня еще, - она смотрела на меня, чуть приоткрыв рот, и в
ее глазах снова появился туман...
Я начал поцелуй, уже потеряв уверенность в правильности своих
действий, но даже не успел задуматься об этом, как уже не видел никого,
ничего, чувствуя только ее рядом, сжимая маленькие плечи, чувствуя
дрожь, поднимающуюся в ее теле, упругую грудь и теряя сознание от проис-
ходящего. Она была прекрасна, таинственна, мудра, и желание то перетека-
ло в нежность, то, ударив бумерангом, возвращалось обратно, заставляя
сжимать зубы.
- Да, милый, да, - шептала она. Мы держали друг друга, и я все еще не
мог поверить в происходящее, понимая, что никогда еще в жизни не был так
счастлив. Веранда понемногу начинала сливаться с наступавшими сумерками.
С улицы тянуло прохладой и влажностью, и неожиданно за окном застучали
первые капли дождя.
- Я люблю тебя...
- Тсс... Молчи... - она приложила палец к губам. Ливень шумел, пахло
мокрой листвой, но мы никак не могли встать и смотрели в глаза друг дру-
гу, время от времени осознавая свершившееся и начиная весело смеяться.
На перекрестке с визгом затормозила машина, и я вздрогнул от неожи-
данности.
- Осторожно. - Она затянулась и выпустила дым.
- Тебе не идет, когда ты куришь.
- Какая разница... - Она усмехнулась.
- Не говори так! Ты красивая.
- Была... Я совершенно обычная, немного уставшая женщина.
- Нет, для меня ты всегда останешься... - Я запнулся. - И потом, ты
совершенно не изменилась.
- Правда? - Она горько улыбнулась. - Спасибо, комплименты ты делать
не разучился.
- Прости меня. - Мне вдруг показалось, что прошедших лет не было.
- Никогда! - Она замкнулась и поежилась. - Ну, где здесь кормят этими
вашими спагетти?
Мы зашли в ресторан. Чернявый мальчик в белом переднике бросился уса-
живать нас за стол, поставил на скатерть бутылку с зеленоватым маслом,
корзинку с выпеченным хлебом. Она достала еще одну сигарету.
- Ты что делаешь, здесь запрещено курить!
- Что они у вас совсем с ума посходили? - пожала она плечами и спря-
тала пачку.
- Ты давно вышла замуж?
- Почти три года.
- Он тебя любит?
- Кажется, да. И потом, это не твое дело.
- Ты вытащила счастливый билет...
- Откуда ты только взялся на мою голову... - Она пристально посмотре-
ла на меня. - Я уже тебя давно забыла, внушила себе, что это было сном.
И вот ты опять нашелся... - Она прикрыла глаза ладонью.
- Не надо, - мне стало неловко. - Если ты хочешь, я сейчас встану и
уйду, и ты меня больше не увидишь.
- Нет, - казалось, что она напугана. - Побудь со мной немного, - она
прикрыла глаза. - У меня легкий приступ мазохизма.
- Хорошо, - волна эмоций захватила меня, и я снова был в этом дачном
домике, и запах травы бил в лицо, и мы падали в пропасть, и по окнам
стекали капли дождя, и верхушки елей едва виднелись в сиреневой пелене.
Как хорошо было разговаривать с ней, когда только начинал говорить
что-нибудь, а она с веселой иронией заканчивала за тебя фразу, и я зас-
тывал, совершенно не понимая, как она могла прочесть мои мысли. Она сно-
ва произносила вслух то, о чем только что думал, подмигивая своими длин-
ными ресницами и смеясь хрипловатым голосом. И что-то накатывало из пок-
рытого влажной темнотой сада огромной волной, подхватывающей нас обоих.
Она замирала, глядя на меня, и только ее глаза надвигались, заслоняя все
вокруг. Во дворе шумели мокрые листья, удары молнии освещали старую ве-
ранду, громыхал гром, и мы каждый раз испытывали странное чувство того,
что мы как две половины одного целого, наконец нашедшие друг друга...
- Ваш заказ, - из колышащегося тумана воспоминаний неожиданно возник
официант, немного похожий на молодую гориллу, и поставил перед нами ды-
мящиеся тарелки с непривлекательной зеленоватой массой, из которой тор-
чали редкие ломтики грязно-розового цвета. - Не желаете ли чего-либо
еще?
- Спасибо... Принесите нам летний дождь, веранду и бутылку советского
шампанского... - неожиданно вырвалось у меня.
- Прошу прощения? - На его лице с низко посаженным черепом и ма-
ленькими, вдавленными, черными как маслинки глазками, проскользнуло не-
доумение.
- Да нет, это я пошутил, - неожиданно я снова почувствовал, что горло
сдавило и стало невозможно произносить слова.
- Понимаю, - он пристально посмотрел на меня, затем на мою спутницу,
и вдруг лицо его потеплело и неожиданно приобрело неуловимые человечес-
кие черты. - Наслаждайтесь обедом, - он улыбнулся. - Может быть, закаже-
те десерт?
- Что с тобой? - она пристально посмотрела мне в лицо, рассеянно ко-
выряя вилкой зеленоватое пюре.
- Так, - я с трудом выдавил из себя окончание фразы, - одолели воспо-
минания.
- Какие?
- Ты знаешь, у нас в компании этот ресторан наверняка бы был назван
"правильным". Ты знаешь, что такое правильные рубашки, брюки, носки, по-
яса, ботинки, магазины, города, рестораны и государства?
- Нет, при чем здесь рубашки? - она недоуменно взглянула на меня.
- У правильных рубашек сзади вешалочка и складочка, и горе тем, кто
приходит в компанию без нее. У нас на входе стоит вице-президент и каж-
дого входящего тщательно проверяет на предмет этой детали. Тех, кто при-
шел без складочки, отправляют чистить сортиры. А ресторан этот пра-
вильный, потому что официант похож на гориллу, но в то же время совер-
шенно дресированный и очень вежливый. Иногда даже на человека становится
похож и десерт предлагает, как в цирке... - Я понес какую-то бессвязную
чушь, стараясь убежать от скрывающегося внутри холода.
Она весело засмеялась, впервые за все время, чуть наклонившись вперед
и прикрыв губы ладонью. - Все ты врешь, хочешь запутать меня. - Она ис-
пытующе взглянула мне в глаза. - О чем ты думал?
- Тебя не проведешь, - мне стало жутко и я понял, что врать ей не мо-
гу. - Я думал о тенях, которые приходят ночами в темноте. Знаешь, когда
лежишь с открытыми глазами и призраки как черные бабочки роятся вокруг.
- Это мне очень хорошо знакомо... - Глаза ее погрустнели, и в уголках
губ появилась горькая складка. - Ну что ты за человек такой? Мы с тобой
какие-нибудь двадцать минут вместе, а кажется, что прошла целая веч-
ность.
- Ты помнишь тогда, когда мы познакомились, нам в первый же вечер по-
казалось, что мы знакомы уже много лет...
- Прекрасно помню. Ты перевернул мне всю душу, сумасшедший, негодяй!
Скажи, ну быстро, не отпирайся, - глаза ее загорелись, и она нервным
движением неожиданно крепко схватила меня за руку, - у тебя хоть раз по-
том что-нибудь подобное было? Отвечай! Я требую!
- Нет, никогда. - То, что она только что сказала, преследовало меня
год за годом ночами, не давая спать, заставляя задыхаться, хватая воздух
ртом, и я почувствовал, что комок снова поднимается изнутри и сдавливает
горло, - Я люблю тебя.
- Запоздалое признание, - она усмехнулась той своей удивительной
горькой и немного циничной улыбкой, которая всегда так волновала меня.
- Прости меня, - я взял ее за руку.
- Поздно. - Она бросила вилку. - Ужасно хочется курить. Эта ваша вер-
мишель по-американски действительно жуткая гадость... Пойдем отсюда.
Мы вышли на улицу, и она жадно затянулась. Мы молчали. Высокие, осве-
щенные солнцем пальмы медленно колыхались, цементные застекленные кубы
немигающим взглядом смотрели на нас узкими глазницами одинаковых окон.
Над самыми крышами домов с ревом заходили на посадку самолеты. У свето-
фора, молчаливо подперев лицо кулаком, сидел на тротуаре пожилой негр в
лохмотьях. Он думал о своем, уставившись в одну точку на сером асфальте
и прислушиваясь к шороху проносящихся мимо шин.
От пейзажа веяло пустотой и потерянностью, словно не люди жили в этом
городе, ставшем легендой и символом инженеров всего мира, а автоматы,
механическими движениями совершавшие свои жизненные функции в перерывах
между работой в одинаковых освещенных ровным светом и кондиционированных
помещениях, заполненных тускло светящимися экранами. Они поднимали гла-
за, вращая механическими шарнирами шеи, скрипя поднимались, съедали зе-
леноватую массу, безжизненно улыбаясь, и снова возвращались в свои зда-
ния. Здания... Я совершенно забыл про Пусика, о том, что меня искал Анд-
рей, и внутренне сжался, представив себе предстоящий скандал, холодные и
издевательские глаза Бориса, фыркающего от возмущения Андрея и злющего,
с белым от ярости лицом Леонида.
"Мне нужно срочно бежать на стенд, меня могут искать," - с холодком
внутри хотел крикнуть я, но не смог. Я смотрел на ее замкнувшееся лицо,
длинные ресницы, губы, нервными движениями выпускающие дым.
- Я люблю тебя, - я обнял ее за плечи и поцеловал. Она замерла от не-
ожиданности. Ее сухие, немного обветренные губы были чужими и безжизнен-
ными.
- Не надо, - она снова затянулась сигаретой, - нам еще только не хва-
тало мелодраматических сцен.
- Я люблю тебя, - я посмотрел ей в глаза и увидел, что ее зрачки рас-
ширились.
- Я не могу... - Она остановилась. - Чего ты хочешь?
- Не знаю. Просто...
- Ты... - Она задохнулась. - Когда ты ушел, я помню эти длинные дни,
ночи. Вечера, одна в тишине, так что барабанные перепонки могут разор-
ваться.
- Девочка, - я прикоснулся к ее щеке, - я просто хочу еще немного
посмотреть на тебя после всех этих лет. Я ужасно по тебе соскучился.
- Ты хотя бы понимаешь, что теперь все кончено? Все, что бы ты ни де-
лал и ни говорил. Ты можешь понять, что ничего уже не вернуть, как не
вернуть мертвого из могилы, как бы ты ни любил его? - Она махнула рукой
и отвернулась.
Ее слова резали сердце, я понимал, что она права, но дремавшее внутри
чувство уже вернулось и вспыхнуло как костер, политый керосином. Я хотел
быть с ней каждую секунду, держать ее руку и разговаривать, и слышать
только этот хрипловатый голос, и целовать эти губы.
- К твоему сведению, я сегодня вечером улетаю...- голос ее упал. - Мы
с мужем едем отдыхать в Венецию.
- Нет! Останься хотя бы еще на день!
- Поздно, дорогой. Я уже несколько дней здесь. И потом меня ждут...
- Если бы я только знал! Не уезжай! Я не могу без тебя. - Я понимал,
что это звучит глупо.
- И что дальше? Ты, может быть, уйдешь от семьи, от своего ребенка?
Поздно... - Она снова закурила.
- Не кури так много, ты отравишь себя!
- Обычно я курю меньше.
- Я не знаю, как дальше жить.
- Это пройдет. И жить ты сможешь, как и раньше.... Мог ведь все эти
годы и ничего, даже посвежел. Лучше проводи меня, - она поежилась. -
Прошлого не вернешь. Расскажи мне о себе.
- Да и рассказывать особенно нечего. Рубашка у меня правильная, со
складочкой, чтобы не выделяться. Работаю, преодолевая отвращение, неин-
тересно... Зарабатываю деньги, чтобы прокормить семью. Продаю душу
дьяволу, вернее дьяволам. Их у нас много, некоторые злые, некоторые глу-
поватые, есть сволочные, даже сумасшедшие. Изучаю жизнь в аду, анализи-
рую...
- Не смей, - она поморщилась, - это плохо кончится, я же тебя знаю.
Ты или запьешь от тоски или просто заболеешь и выйдешь из игры. Неужели
тебе некуда уйти?
- Вид на жительство, не забывай... Да нет, уйти, может быть, и можно,
но некуда. В общем-то всюду примерно одно и то же...
Мы зашли в холл гостиницы, с пола до потолка уставленный зеркалами.
Наши фигуры шли сбоку, отражались в потолке и мелькали где-то впереди.
- Посмотри, - я показал ей на зеркальные стены. - Вот если бы можно
было так раздвоиться, как в этих зеркалах. Тогда один вернулся бы вече-
ром домой и выпил рюмку водки, другая села бы на самолет и улетела в Па-
риж. А нашим отражениям можно было бы взяться за руки и раствориться в
пространстве.
- За свои ошибки нужно уметь расплачиваться, милый. - Она время от
времени испуганно посматривала на меня.
Мы зашли в лифт и впервые остались наедине. Она закрыла глаза и уро-
нила голову мне на грудь. В тускло освещенном коридоре пахло химией и
одинаковые ряды дверей с золотыми номерами тянулись вдаль. Она открыла
одну из них. Щелкнул электронный замок, и я увидел стерильный номер с
эстампами на стенах и хрустальной пепельницей на столе.
- Нравится? - Голос ее дрогнул. Она указала на картинку, изображающую
стилизованную вазу с цветами, бросила на стол какие-то бумажки, которые
держала в руке, и подошла к окну. За занавеской шумела улица, по ней ка-
тились полированные автомобили, в которых сидели одинаковые люди в белых
рубашках с цветными галстуками. Рука ее схватила край занавеси и судо-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг