работать. Только бы ветер не подвел, а уж она справится с этими тлями".
И, чувствуя себя участником начавшегося наступления, Нечаев принялся
особенно внимательно следить за всеми изменениями в направлении ветра.
Ведь сейчас в какой-то мере осуществлялся и его собственный
метеорологический план.
10. МАЙОР ДУБРАВИН ПОСЕЩАЕТ ПТИЦЫНА
Несколько дней спустя, когда от вредоносных насекомых не осталось в
степи и следа, у центрального здания опорного пункта Птицына остановилась
легковая машина. Из нее вышел высокий человек средних лет в белом костюме.
- Иван Ильич! - обрадовано воскликнул Михаил Александрович Птицын,
поспешив навстречу Дубравину. - Давненько вы у нас не были. Заходите,
пожалуйста.
- Нет, нет, - запротестовал приезжий, - жилище ваше я еще посещу.
Прежде, однако, хочу еще раз взглянуть на ваши чудеса.
И они пошли осматривать сады, виноградники и бахчи опорного пункта.
Иван Ильич подробно расспрашивал о каждом дереве и искренне восхищался
хозяйством Птицына, а Михаилу Александровичу было особенно приятно слышать
от давно не бывавшего здесь гостя слова одобрения. Но когда майор, как бы
невзначай, обмолвился о нашествии вредителей, Михаил Александрович вдруг
помрачнел и заметил:
- По чьим-то планам паразиты эти, кажется, должны были уничтожить все
это.
Он кивнул головой в сторону сада и полей и сердито сдвинул мохнатые
брови.
- Вы, значит, полагаете, что появление Aphidodea не было случайностью?
- осторожно спросил Иван Ильич.
- Полагаю. Но пойдемте в помещение. Думается мне, что вы неспроста
завели этот разговор.
Когда они вошли в комнату Птицына, Иван Ильич Дубравин сел на
предложенный стул, закурил и произнес негромко:
- Да, я неспроста завел этот разговор. Может быть, вы расскажете мне о
заокеанских гостях, посетивших вас в прошлом году?
- Извольте, - отозвался Михаил Александрович и, усевшись против
Дубравина, неторопливо стал рассказывать.
11.РАССКАЗ МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА
- Они приехали ко мне рано утром, но я еще с вечера был предупрежден об
их приезде. Профессор Эрл Бергофф был худощав и невысок ростом. Его узкое,
будто сплющенное с боков лицо было покрыто многочисленными мелкими,
похожими на трещины, морщинками. Очки с толстыми стеклами, в золотой
оправе держались не очень прочно на остреньком носу, он то и дело
поправлял их нервным движением левой руки.
Плотный высокий Гарри Бендж, секретарь Бергоффа, выглядел более
представительно. Просторный светлый костюм его был сшит у хорошего
портного, с широкого лица не сходила добродушная улыбка, в зубах курилась
сигара. Произвел он на меня впечатление не столько ученого, сколько
преуспевающего бизнесмена.
Эрл Бергофф произнес по-английски приветственную тираду. Бендж перевел
ее на русский язык.
- Мы совершили длинное путешествие, дорогой мистер Птицын, - счастливо
улыбаясь, произнес он, - чтобы посмотреть на ваши чудеса, слух о которых
достиг наших Штатов.
Отдав этим дань вежливости, профессор Бергофф тотчас же приступил к
делу. Он осведомился о средней годовой температуре Прикаспийских
полупустынь, о количестве осадков, направлении ветров и составе почвы.
Бендж уже не так бойко, как вначале, перевел и его вопросы и мои ответы.
При этом я заметил, что он неточно переводит некоторые специальные
термины, и усомнился в его ученой компетенции.
Зная английский язык, я раза два поправил его, и на это обратил
внимание Эрл Бергофф. Мне показалось даже, что он стал выражаться проще; я
же, напротив, умышленно злоупотреблял научной терминологией и этим все
чаще ставил Бенджа в затруднительное положение. Не прощая ему ни малейшей
неточности, я всякий раз поправлял его.
- Я вижу, - заметил тогда профессор, приторно улыбаясь, - мистер Птицын
неплохо знает английский язык. Попробуем в таком случае обойтись без
переводчика, раз уж мистер Бендж оказался слабоват в русской словесности.
"Не в русской словесности он слабоват, - подумал я, - а в науке". - Ничего
не имею против, мистер Бергофф, - вслух произнес я.
- Очень приятно, что у нас нет расхождений по этому поводу, - профессор
Бергофф снова улыбнулся и сделал какое-то странное движение головой,
похожее на поклон. - Но, простите, пожалуйста, я должен осведомиться о
вашей ученой степени.
- Я не имею ни докторской, ни кандидатской степени. Я простой
агролесомелиоратор.
- Простой агролесомелиоратор? - удивился профессор и нервно пожал
плечами. - Как же, однако, вы создали все это на мертвых песках, как
написали книги, которые мне показывали в городе?
- Но ведь и все то, что вы видели в Советском Союзе, создано руками
простых людей, - заметил я. - Все наши новые города, рекордные урожаи,
новые, породы скота...
Профессор поморщился и сделал протестующий жест.
- Э, дорогой мой, это уже начинается политика, а я человек чистой науки.
Слыхали вы что-нибудь о моей книге "Убывающее плодородие"?
- Книга эта - плод всей моей жизни, - сделав небольшую паузу,
торжественно заявил Бергофф. - В ней обобщен не только опыт Соединенных
Штатов, но и всего континента Америки. Совершенно бесспорными фактическими
данными я доказал, что из года в год земли скудеют. Естественный процесс
развития климата и ландшафта на земном шаре идет по пути иссушения. Степи
приходят на смену лесу, пустыня - на смену степи. У нас в Соединенных
Штатах уже более четверти всех пахотных земель и пастбищ совершенно
опустошено. "Черные бури" уносят у нас каждый год свыше трех миллионов
тонн верхнего слоя плодородной почвы. Четыреста миллионов гектаров
сельскохозяйственных полей страны подвержены выветриванию и смыву.
Лишь из вежливости слушал я своего гостя. Все это было мне не ново.
Господа буржуазные ученые разговорами об "убывающем плодородии", как
дымовой завесой, пытались скрыть от своего народа ту истину, что в
условиях хищнической системы капиталистического хозяйства "естественный
ход" умирания земли вызван деятельностью жадных стяжателей, разрушающих
природные богатства и превращающих в бесплодную пустыню вчерашние леса,
сады и пашни.
- В чем же причина этого? - спросил я.
Бергофф удивленно поднял на меня жиденькие рыжеватые брови. Вопрос
этот, видимо, показался ему нелепым.
Не дождавшись ответа, я заметил:
- А ведь все это очень просто объясняется хищнической системой
хозяйства в вашей стране. Всего два столетия понадобилось вашим
соотечественникам, чтобы вырубить девственные леса Северной Америки,
вытоптать ее прерии.
- Опять, кажется, начинается политика? - укоризненно покачал головой
Эрл Бергофф.
Меня начал раздражать этот маленький кичливый человек в золотых очках.
Но я спросил спокойно:
- Зачем же вы тогда приехали к нам? У нас ведь ни о чем немыслимо
говорить, не касаясь политики, потому что политика в том смысле, в каком
мы ее понимаем, - это сама жизнь. А наука не может быть оторвана от жизни,
если только это подлинная наука.
Профессор Бергофф нервно теребил веточку жимолости, удивляясь моей
прямолинейности.
- Мы приехали к вам, - наконец ответил он на мой вопрос, - посмотреть
на ваше преобразование пустыни, как на аномалию в естественном ходе
развития природы.
- Уже, значит, не как на чудо, а как на аномалию? - усмехнулся я.
- Да, - убежденно заявил Бергофф, и в голосе его зазвучали злые нотки.
- Закону убывающего плодородия подвержены все материки. Надеюсь, вы
знаете, что в Австралии "пыльные бури" достигли таких катастрофических
размеров, что геологи всерьез поговаривают о распылении австралийского
материка. А вы тут, на ничтожном кусочке песков, хотите опровергнуть
исторический ход умирания земли. Не слишком ли это смело?
- Нет, не слишком, - серьезно заметил я. - Когда опыт поставлен на
площади в четыре с половиной миллиона гектаров Волго-Уральской равнины,
ошибку в выводах можно считать исключенной. Не везде, конечно, эта
территория покрыта такими садами, какие вы увидите у меня, но таких
опорных пунктов в полупустынных степях становится все больше и больше.
"Вековечное" же продвижение песков нами окончательно приостановлено. Мы
сковали их густой зеленой сетью степных трав.
Им негде разгуляться, они не соберутся больше в барханы, не пойдут в
наступление на плодородные земли. Наоборот, мы теперь перешли в
наступление на пески.
Профессор Бергофф слушал меня рассеянно. Казалось, все это его не очень
интересовало.
- И все же, - заметил он упрямо, - участок опыта слишком мал в
сравнении с разрушительными силами природы, действующими на всей планете.
К тому же ваш опыт единичен.
- Ошибаетесь, он не единичный и не первый. Разве вы не знаете об опытах
Докучаева в Каменной степи, под Воронежем? - удивился я.
- Слыхал что-то, - пробурчал Бергофф. - Но ведь, в конце концов, и это
всего лишь опыты.
- Нет, это уже и практика, - горячо возразил я. - В Каменной степи
действительно происходили когда-то ужасы вроде тех, о которых вы только
что рассказывали. В результате неправильного обращения с землей
плодородные в прошлом черноземные степи постепенно теряли былую
урожайность. Но когда Докучаев разгадал причины выветривания почв, он дал
надежный способ борьбы с этим злом, заложив в Каменной степи полезащитные
лесонасаждения. Все изменилось вокруг. Из года в год стало расти
плодородие этой земли. Улучшился климат, увеличилось количество птиц и
животных. Травопольная система хозяйства, введенная уже в наше время,
невиданно повысила урожайность. Я мог бы рассказать вам и о преобразовании
Сальской степи и о других землях нашей страны, которые совершенно изменены
за последние годы советскими людьми, да полагаю, что хватит и этого. Прошу
взглянуть хотя бы на наше "пустынное хозяйство".
С этими словами я пригласил заокеанских гостей следовать за собой.
Бергофф отнесся к этому без особого энтузиазма. Ему, видимо, гораздо
приятнее было вести отвлеченный спор, чем рассматривать наши сады и поля,
опровергавшие его теорию умирания земли. Секретарь профессора последовал
за нами с тупым выражением на лице.
Я ходил с ними среди деревьев, знакомя почти с каждым растением.
Подводя к дубу, я рассказывал, как отлично прижился он в этих песчаных
почвах, примирившись с их сухостью и солонцеватостью. Показывал им то вяз
туркестанский, то клен татарский, то лох или дикую маслину, то липу и
каштан, то другие деревья. Потом повел их во фруктовые сады, предложил
посмотреть на яблони, груши, вишни, сливы и абрикосы. Показал и бахчи, на
которых зрели арбузы и дыни, сводил на виноградники.
Однако все это, казалось, вовсе не интересовало американского
профессора.
Холодными, равнодушными глазами смотрел он на окружающее и, казалось,
вот-вот готов был зевнуть от скуки. А Гарри Бендж ходил вокруг плодовых
деревьев с такой осторожностью, будто боялся, что все это может рухнуть от
одного неосторожного движения.
- Вы не бойтесь, мистер Бендж, - шутя заметил я, - все это сделано не
из папье-маше, а самое настоящее. Можете любой плод не только потрогать,
но и попробовать на вкус.
Бендж и в самом деле осмелился сорвать яблоко и даже надкусил его, но
профессор посмотрел на него такими глазами, что он тотчас же выплюнул
откушенное.
- Вам, видимо, не очень спелое попалось, - невольно рассмеялся я, - но
можете не сомневаться, тут все самое настоящее. Какие у вас будут
возражения против всего этого?
Я широким жестом указал на свои угодья.
Эрл Бергофф снял очки и небрежно сунул их в верхний карманчик пиджака,
будто больше даже смотреть не хотел на мои сады и поля.
- Что можно возразить вам? - произнес он задумчиво. - Если я скажу, что
из среднеазиатских пустынь придет испепеляющий ветер, вы ответите, что его
встретит на границе Европейской равнины первая полоса лесонасаждений. Если
я скажу, что в засушливый год не хватит воды в ваших водоемах, вы ответите:
ветросиловые и солнечные установки поднимут воды из глубин земли. У вас
действительно есть такие установки, я видел их, когда проезжал по вашим
степям. Стоит мне теперь в заключение только заикнуться, что ваши стада
вытопчут травы в степи, обнажат пески и они снова придут в движение, вы
тотчас же замашете на меня руками. "Помилуйте, - скажете вы, - у нас нет
частных скотовладельцев, у нас колхозы и совхозы с плановой системой
пользования пастбищами!"
Слушая профессора, я не мог сдержать улыбку. Его удивило это, и он
спросил обиженно:
- Так ведь все это. Почему же вы улыбаетесь?
- Потому улыбаюсь, мистер Бергофф, - весело ответил я, - что и вы,
наконец, заговорили о политике.
- Что поделаешь, - притворно вздохнул он. - Наверное, здешний климат
вредно на меня действует, и я начинаю изменять своим принципам.
- Как же, однако, прикажете понимать все сказанное вами? - спросил я. -
Выходит, что вы возражений не имеете?
- Я-то, может быть, и не имею, - ответил Бергофф, - а вот природа,
видимо, будет иметь. Она часто выкидывает какую-нибудь неожиданную штучку,
от которой все летит прахом.
- Ну, а нам тут делать больше нечего, - обратился он к Бенджу, -
приготовьте наши чемоданы, Гарри.
12. О ТОМ, КАК ПРОСЧИТАЛСЯ БЕРГОФФ
Кончив свой рассказ, Птицын сердито сдвинул косматые брови и, помолчав
немного, заметил:
- Не буду вам, Иван Ильич, хвалиться своей проницательностью, замечу,
однако, что подозрительным показался мне этот визит Бергоффа. Особенно
секретарь его, Гарри Бендж, вызвал во мне недоверие. Непохож он что-то на
ученого...
Подозрения мои может засвидетельствовать помощник ваш, товарищ Глебов.
Мы с ним вскоре после отъезда американцев случайно встретились.
- Случайно ли? - усмехнулся Дубравин.
Михаил Александрович рассмеялся.
- Не сомневаюсь теперь, Иван Ильич, что это было не случайно.
По-видимому, Гарри Бендж вызвал подозрения не у одного меня.
- Этот субъект давно уже у нас на примете, - заметил майор Дубравин и
спросил Птицына: - А вы, значит, видите определенную связь между визитом
Эрла Бергоффа в Советский Союз и недавними событиями в здешних степях?
- Не сомневаюсь в этом, - уверенно ответил Птицын. - Хотя, правда,
прямых доказательств у меня нет.
- Эти доказательства есть у нас, - сказал Дубравин. - Но и для вас все
должно быть ясно теперь в этом деле.
- Вот прочтите-ка эту статейку, - предложил он, подавая Птицыну
сложенную газету; это была "Пост Меридием", в которой обращала на себя
внимание статья, жирно отчеркнутая красным карандашом.
Михаил Александрович прочел:
"Канзас-Сити. По сообщению нашего специального корреспондента на юге
штата Канзас, в графстве Блэкшип, во время сильного урагана какая-то
страшная повальная болезнь поразила посевы пшеницы на огромном
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг