как ты охотился в горах.
Девушка знала, что эти слова затронут у старика самую чувствительную
струну, так как он любил поговорить о боях и сражениях. И в самом деле, на
его бескровных губах появилось что-то вроде улыбки, хотя глаза смотрели
безучастно, и он ответил, гладя ее по чудесным белокурым волосам:
- Ладно, дочка, ладно, Зденка, я тебе расскажу, что со мной было в горах,
только уж как-нибудь в другой раз, а то сегодня я устал. Одно скажу - нет
в живых Али-бека, и убил его я. А ежели кто сомневается, - прибавил
старик, окидывая взглядом свою семью, - есть чем доказать!
И он развязал мешок, висевший у него за спиной, и вытащил окровавленную
голову, с которой, впрочем, его собственное лицо могло поспорить
мертвенно-бледным цветом кожи! Мы с ужасом отвернулись, а Горча отдал ее
Петру и сказал:
- На, прицепи над нашей дверью - пусть знает всякий, кто пройдет мимо
дома, что Алибек убит и никто больше не разбойничает на дороге, кроме
разве султанских янычар!
Петр, подавляя отвращение, исполнил, что было приказано.
- Теперь понимаю, - сказал он, - бедный пес выл от того, что почуял
мертвечину!
- Да, почуял мертвечину, - мрачно повторил Георгий, который незадолго
перед тем незаметно вышел, а теперь вернулся: в руке он держал какой-то
предмет, который тут же поставил в угол - как мне показалось, это был кол.
- Георгий, - вполголоса сказала ему жена, - да неужто ты...
- Брат, что ты затеял? - заговорила и сестра. - Да нет, нет, ты этого не
сделаешь, верно?
- Не мешайте, - ответил Георгий, - я знаю, что мне делать, и что надо - то
сделаю.
Тем временем настала ночь, и семья ушла спать в ту часть дома, которую от
моей комнаты отделяла лишь тонкая стенка. Признаюсь, что все, чему я
вечером был свидетель, сильно на меня подействовало. Свеча уже не горела,
а в маленькое низенькое окошко возле самой моей постели вовсю светила
луна, так что на пол и на стены ложились белые пятна вроде тех, что падают
сейчас здесь, в гостиной, где мы с вами сидим, милостивые государыни. Я
хотел заснуть, но не мог. Свою бессонницу я приписал влиянию лунного света
и стал искать, чем бы завесить окно, но ничего не нашел. Тут за
перегородкой глухо послышались голоса, и я прислушался.
- Ложись, жена, - сказал Георгий, - и ты, Петр, ложись, и ты, Зденка. Ни о
чем не беспокойтесь, я посижу за вас.
- Да нет, Георгий, - отвечала жена, - уж скорее мне сидеть, ты прошлую
ночь работал, - наверно, устал. Да и так мне надо приглядеть за старшим
мальчиком, - ты же знаешь, ему со вчерашнего нездоровится!
- Будь спокойна и ложись, - говорил Георгий, - я посижу и за тебя!
- Да послушай, брат, - промолвила теперь нежным, тихим голосом Зденка, -
по мне, так нечего и сидеть. Отец уже уснул, и смотри, как мирно и
спокойно он спит.
- Ничего-то вы обе не понимаете, - возразил Георгий тоном, не допускающим
противоречия. - Говорю вам - ложитесь, а я спать не буду.
Тут воцарилась полная тишина. Вскоре же я почувствовал, как отяжелели мои
веки, и сон меня одолел.
Но вдруг дверь в комнату как будто медленно отворилась, и на пороге встал
Горча. Я, впрочем, скорее догадывался об этом, чем видел его, потому что
там, откуда он вышел, было совершенно темно. Его погасшие глаза, - так мне
чудилось, - старались проникнуть в мои мысли и следили за тем, как
подымается и опускается моя грудь. Потом он сделал шаг, еще-другой, затем,
с чрезвычайной осторожностью, неслышно ступая, стал подходить ко мне. Вот
одним прыжком он очутился у моей кровати. Я испытывал невыразимое чувство
гнета, но неодолимая сила сковывала меня. Старик приблизил ко мне свое
мертвенно-бледное лицо и так низко наклонился надо мною, что я словно
ощущал его трупное дыхание. Тогда я сделал сверхъестественное усилие и
проснулся весь в поту. В комнате не было никого, но, бросив взгляд на
окно, я ясно увидел старика Горчу, который снаружи прильнул лицом к стеклу
и не сводил с меня своих страшных глаз. У меня хватило силы, чтобы не
закричать, и самообладания, чтобы не подняться с постели, как если бы я
ничего и не видел. Старик, однако, приходил, по-видимому, лишь
удостовериться, что я сплю, по крайней мере, он и не пытался войти ко мне
и, внимательно на меня поглядев, отошел от окна, но я услышал, как он
ходит в соседней комнате. Георгий заснул и храпел так, что стены чуть не
сотрясались. В эту минуту кашлянул ребенок, и я различил голос Горчи, он
спрашивал:
- Ты, малый, не спишь?
- Нет, дедушка, - отвечал мальчик, - мне бы с тобой поговорить.
- А, поговорить со мной? А о чем поговорить?
- Ты бы мне рассказал, как ты воевал с турками - я бы тоже пошел воевать с
турками!
- Я, милый, так и думал и принес тебе маленький ятаган - завтра дам.
- Ты, дедушка, лучше дай сейчас - ведь ты не спишь.
- А почему ты, малый, раньше не говорил, пока светло было?
- Отец не позволил.
- Бережет тебя отец. А тебе, значит, скорее хочется ятаганчик?
- Хочется, да только не здесь, а то вдруг отец проснется!
- Так где же?
- А давай выйдем, я буду умный, шуметь не стану. Мне словно послышался
отрывистый глухой смех старика, а ребенок начал, кажется, вставать. В
вампиров я не верил, но после кошмара, только что посетившего меня, нервы
у меня были напряжены, и я, чтобы ни в чем не упрекать себя позднее,
поднялся и ударил кулаком в стену. Этим ударом можно было бы, кажется,
разбудить всех семерых спящих, но хозяева, очевидно, и не услыхали моего
стука. С твердой решимостью спасти ребенка я бросился к двери, но она
оказалась запертой снаружи, и замки не поддавались моим усилиям. Пока я
еще пытался высадить дверь, я увидел в окно старика, проходившего с
ребенком на руках.
- Вставайте, вставайте! - кричал я что было мочи и бил кулаком в
перегородку. Тут только проснулся Георгий.
- Где старик? - спросил он.
- Скорей беги, - крикнул я ему, - он унес мальчика!
Георгий ударом ноги выломал дверь, которая, так же как моя, была заперта
снаружи, и побежал к лесу. Мне наконец удалось разбудить Петра, невестку
его и Зденку. Мы все вышли из дому и немного погодя увидели Георгия,
который возвращался уже с сыном на руках. Он нашел его в обмороке на
большой дороге, но ребенок скоро пришел в себя, и хуже ему как будто не
стало. На расспросы он отвечал, что дед ничего ему не сделал, что они
вышли просто поговорить, но на воздухе у него закружилась голова, а как
это было - он не помнит. Старик же исчез.
Остаток ночи, как нетрудно себе представить, мы провели уже без сна.
Утром мне сообщили, что по Дунаю, пересекавшему дорогу в четверти мили от
деревни, начал идти лед, как это всегда бывает здесь в исходе осени и
ранней весной. Переправа на несколько дней была закрыта, и мне было нечего
думать об отъезде. Впрочем, если бы я и мог ехать, меня удержало бы
любопытство, к которому присоединялось и более могущественное чувство. Чем
больше я видел Зденку, тем сильнее меня к ней влекло. Я, милостивые
государыни, не из числа тех, кто верит в страсть внезапную и непобедимую,
примеры которой нам рисуют романы, но я полагаю, что есть случаи, когда
любовь развивается быстрее, чем обычно. Своеобразная прелесть Зденки, это
странное сходство с герцогиней де Грамон, от которой я бежал из Парижа и
которую вновь встретил здесь в таком живописном наряде, говорящую на
чуждом и гармоничном наречии, эта удивительная складочка на лбу, ради
которой я во Франции тридцать раз готов был поставить жизнь на карту, все
это, вместе с необычностью моего положения и таинственностью всего, что
происходило вокруг, повлияло, должно быть, на зреющее в моей душе чувство,
которое при других обстоятельствах проявилось бы, может быть, лишь смутно
и мимолетно.
Днем я услышал, как Зденка разговаривала со своим младшим братом:
- Что же ты обо всем этом думаешь, - спрашивала она, - неужто и ты
подозреваешь отца?
- Подозревать не решусь, - отвечал ей Петр, - да к тому же и мальчик
говорит, что он ему плохого не сделал. А что нет его - так ты ведь знаешь,
он всегда так уходил и отчета не давал.
- Да, знаю, - сказала Зденка, - а коли так, надо его спасти: ведь ты
знаешь Георгия...
- Да, да, верно. Говорить с ним нечего, но мы спрячем кол, а другого он не
найдет: в горах с нашей стороны ни одной осины нет!
- Ну да, спрячем кол, только детям об этом - ни слова, а то они еще начнут
болтать при Георгии.
- Нет, ни слова им, - сказал Петр, и они расстались. Пришла ночь, а о
старике Горче ничего не было слышно. Я, как и накануне, лежал на кровати,
а луна вовсю освещала мою комнату. Уже когда сон начал туманить мне
голову, я вдруг словно каким-то чутьем уловил, что старик приближается. Я
открыл глаза и увидел его мертвенное лицо, прижавшееся к окну.
Теперь я хотел подняться, но это оказалось невозможным. Все мое тело было
словно парализовано. Пристально огля-дев меня, старик удалился, и я
слышал, как он обходил дом и тихо постучал в окно той комнаты, где спали
Георгий и его жена. Ребенок в постели заворочался и застонал во сне.
Несколько минут стояла тишина, потом я снова услышал стук в окно. Ребенок
опять застонал и проснулся.
- Это ты, дедушка? - спросил он.
- Я, - ответил глухой голос, - принес тебе ятаганчик.
- Только мне уйти нельзя, отец запретил!
- Тебе и не надо уходить, открой окошко да поцелуй меня!
Ребенок встал, и было слышно, как открывается окно. Тогда, призвав на
помощь все мои силы, я вскочил с постели и начал стучать в стену.
Мгновенье спустя Георгий уже был на ногах. Он выругался, жена его громко
вскрикнула, и вот уже вся семья собралась вокруг ребенка, лежавшего без
сознания. Горча исчез, как и накануне. Мы общими стараниями привели
мальчика в чувство, но он очень был слаб и дышал с трудом. Он, бедный, не
знал, как случился ним обморок. Мать его и Зденка объясняли это тем, что
ребенок испугался, когда его застали вместе с дедом. Я молчал. Но мальчик
успокоился, и все, кроме Георгия, опять улеглись.
Незадолго до рассвета я услыхал, как Георгии будит жену; и они заговорили
шепотом. К ним пришла и Зденка, и я услышал, как она и ее невестка плачут.
Ребенок лежал мертвый.
Не стану распространяться о горе семьи. Никто, однако, не обвинял в
случившемся старика Горчу. По крайней мере, открыто об этом не говорили.
Георгий молчал, но в выражении его лица, всегда несколько мрачном, теперь
было и что-то страшное. В течение двух дней старик не появлялся. В ночь на
третьи сутки (после похорон ребенка) мне послышались шаги вокруг дома и
старческий голос, который звал меньшого мальчика. Мне также показалось на
мгновение, что старик Горча прижался лицом к окну, но я не смог решить,
было ли это в действительности или то была игра воображения, потому что в
ту ночь луна скрывалась за облаками. Все же я счел своим долгом сказать об
этом Георгию. Он расспросил мальчика, и тот ответил, что и вправду слышал,
как его звал дед, и видел, как он глядел в окошко. Георгий строго приказал
сыну разбудить его, если старик покажется еще.
Все эти обстоятельства не мешали мне чувствовать к Зденке нежность,
которая все больше усиливалась.
Днем мне не привелось говорить с нею наедине. Когда же настала ночь, у
меня при мысли о скором отъезде сжалось сердце. Комната Зденки была
отделена от моей сенями, которые с одной стороны выходили на улицу, с
другой - во двор.
Мои хозяева уже легли спать, когда мне пришло в голову - пойти побродить
вокруг, чтобы немного рассеяться. Выйдя в сени, я заметил, что дверь в
комнату Зденки приотворена.
Невольно я остановился. Шорох платья, такой знакомый, заставил биться мое
сердце. Потом до меня донеслись слова песни, напеваемой вполголоса. То
было прощание сербского короля со своей милой, от которой он уходил на
войну:
"Молодой ты мой тополь, - говорил старый король, - я на войну ухожу, а ты
забудешь меня.
Стройны и гибки деревья, что растут у подножья горы, но стройнее и гибче
юный твой стан!
Красны ягоды рябины, что раскачивает ветер, но ягод рябины краснее губы
твои!
А я-то - что старый дуб без листьев, и пены Дуная моя борода белей!
И ты, сердце мое, меня забудешь, и умру я с тоски, потому что враг не
посмеет убить старого короля!"
И промолвила ему красавица: "Клянусь - не забуду тебя и останусь верна
тебе. А коли клятву нарушу, приди ко мне из могилы и высоси кровь моего
сердца".
И сказал старый король: "Пусть будет так!" И ушел на войну. И скоро
красавица его забыла!.."
Тут Зденка остановилась, словно ей было боязно кончать песню. Я не в силах
был сдержаться. Этот голос, такой нежный, такой задушевный, был голос
самой герцогини де Грамон... Я, не раздумывая, толкнул дверь и вошел.
Зденка только что сняла с себя нечто вроде казакина, какой в тех местах
носят женщины. На ней оставалась теперь шитая золотом и красным шелком
сорочка и стянутая у талии простая клетчатая юбка. Ее чудесные белокурые
косы были расплетены, и вот так, полуодетая, она была еще краше, чем
обычно. Не рассердившись на мое внезапное появление, она все же, казалось,
была смущена и слегка покраснела.
- Ах, - сказала она мне, - зачем ты пришел, - ведь коли нас увидят - что
обо мне подумают?
- Зденка, сердце мое, - отвечал я ей, - не бойся: лишь кузнечик в траве да
жук на лету могут услышать, что я скажу тебе.
- Нет, милый, иди скорей, иди! Застанет нас мой брат - я тогда погибла.
- Нет, Зденка, я уйду только тогда, когда ты мне пообещаешь, что будешь
меня любить всегда, как красавица обещала королю в той песне. Я скоро
уеду, Зденка, и как знать, когда мы опять увидимся? Зденка, ты дороже мне
моей души, моего спасения... И жизнь моя и кровь - твои. Неужели ты за это
не подаришь мне один час?
- Всякое может случиться за один час, - задумчиво ответила Зденка, но не
отняла у меня своей руки. - Не знаешь ты моего брата, - прибавила она и
вздрогнула, - уж я чувствую - придет он.
- Успокойся, моя Зденка, - сказал я в ответ, - брат твой устал от
бессонных ночей, его убаюкал ветер, что играет листвой. Сон его глубок,
ночь длинна, и я прошу тебя - побудь со мной час! А потом - прости...
может быть, навсегда!
- Нет, нет, только не навсегда! - с жаром сказала Зденка и тут же
отпрянула от меня, словно испугавшись своего же голоса.
- Ах, Зденка, - воскликнул я, - я вижу одну тебя, слышу одну тебя, я уже
себе не господин, а покорен какой-то высшей силе - прости мне, Зденка!
И я, как безумный, прижал ее к сердцу.
- Ах нет, ты мне не друг, - проговорила она, вырвавшись из моих объятий, и
забилась в дальний угол. Не знаю, что я ей ответил, так как. и сам
испугался своей смелости - не потому, чтобы иногда в подобных
обстоятельствах она не приносила мне удачи, а потому, что мне даже и в
пылу страсти чистота Зденки продолжала внушать глубокое уважение.
Вначале я, правда, вставил было несколько галантных фраз из числа тех,
которые встречали невраждебный прием у красавиц минувшего времени, но,
устыдившись тут же, отказался от них, видя, что девушка в простоте своей
не может понять тот смысл, который вы, милостивые государыни, судя по
вашим улыбкам, угадали с полуслова.
Так я и стоял перед ней и не знал, что сказать, как вдруг заметил, что она
вздрогнула и в ужасе глядит на окно. Я посмотрел в ту же сторону и ясно
различил лицо Горчи, который, не двигаясь, следил за нами.
В тот же миг я почувствовал, как чья-то тяжелая рука опускается мне на
плечо. Я обернулся. Это был Георгий.
- Ты что тут делаешь? - спросил он меня. Озадаченный этим резким вопросом,
я только показал рукой на его отца, который смотрел на нас в окно и
скрылся, как только Георгий его увидал.
- Я услышал шаги старика, - сказал я, - и пошел предупредить твою сестру.
Георгий посмотрел на меня так, словно хотел прочитать мои сокровеннейшие
мысли. Потом взял меня за руку, привел в мою комнату и, ни слова не
сказав, ушел.
На следующий день семья сидела у дверей дома за столом, уставленным всякой
молочной снедью.
- Где мальчик? - спросил Георгий.
- На дворе, - ответила мать, - играет себе один в свою любимую игру, будто
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг