Шельга, - пирамидка могла оказаться газовой свечкой. Тогда бы мы не ушли
из подвала. Очень хорошо, - что же мы узнали? Попробуем установить:
во-первых, убийство было не с целью мщения или грабежа. Во-вторых, уста-
новим фамилию убитого - П. П. Гарин. Вот пока и все. Вы хотите возра-
зить, Тарашкин, что, может быть, П. П. Гарин тот, кто уехал на лодке. Не
думаю. Фамилию на доске написал сам Гарин. Это психологически ясно. Если
бы я, скажем, изобрел какую-нибудь такую замечательную штуку, то уж на-
верно от восторга написал бы свою фамилию, но уж никак не вашу. Мы зна-
ем, что убитый работал в лаборатории; значит, он и есть изобретатель, то
есть - Гарин.
Шельга и Тарашкин вылезли из подвала и, закурив, сели на крылечке, на
солнцепеке, поджидая агента с собакой.
На главном почтамте в одно из окошек приема заграничных телеграмм
просунулась жирная красноватая рука и повисла с дрожащим телеграфным
бланком.
Телеграфист несколько секунд глядел на эту руку и наконец понял:
"Ага, пятого пальца нет - мизинца", и стал читать бланк.
"Варшава, Маршалковская, Семенову. Поручение выполнено наполовину,
инженер отбыл, документы получить не удалось, жду распоряжений. Стась".
Телеграфист подчеркнул красным - Варшава. Поднялся и, заслонив собой
окошечко, стал глядеть через решетку на подателя телеграммы. Это был
массивный, средних лет человек, с нездоровой, желтовато-серой кожей на-
дутого лица, с висячими, прикрывающими рот желтыми усами. Глаза спрятаны
под щелками опухших век. На бритой голове коричневый бархатный картуз.
- В чем дело? - спросил он грубо. - Принимайте телеграмму.
- Телеграмма шифрованная, - сказал телеграфист.
- То есть как - шифрованная? Что вы мне ерунду порете! Это коммерчес-
кая телеграмма, вы обязаны принять. Я покажу удостоверение, я состою при
польском консульстве, вы ответите за малейшую задержку.
Четырехпалый гражданин рассердился и тряс щеками, не говорил, а лаял,
- но рука его на прилавке окошечка продолжала тревожно дрожать.
- Видите ли, гражданин, - говорил ему телеграфист, - хотя вы уверяе-
те, будто ваша телеграмма коммерческая, а я уверяю, что - политическая,
шифрованная.
Телеграфист усмехался. Желтый господин, сердясь, повышал голос, а
между тем телеграмму его незаметно взяла барышня и отнесла к столу, где
Василий Витальевич Шельга просматривал всю подачу телеграмм этого дня.
Взглянув на бланк: "Варшава, Маршалковская", он вышел за перегородку
в зал, остановился позади сердитого отправителя и сделал знак телегра-
фисту. Тот, покрутив носом, прошелся насчет панской политики и сел пи-
сать квитанцию. Поляк тяжело сопел от злости, переминаясь, скрипел лаки-
рованными башмаками. Шельга внимательно глядел на его большие ноги. Ото-
шел к выходным дверям, кивнул дежурному агенту на поляка:
- Проследить.
Вчерашние поиски с ищейкой привели от дачи в березовом леску к реке
Крестовке, где и оборвались: здесь убийцы, очевидно, сели в лодку. Вче-
рашний день не принес новых данных. Преступники, по всей видимости, были
хорошо скрыты в Ленинграде. Не дал ничего и просмотр телеграмм. Только
эта последняя, пожалуй, - в Варшаву Семенову, - представляла некоторый
интерес.
Телеграфист подал поляку квитанцию, тот полез в жилетный карман за
мелочью. В это время к окошечку быстро подошел с бланком в руке красивый
темноглазый человек с острой бородкой и, поджидая, когда место освобо-
дится, со спокойным недоброжелательством глядел на солидный живот серди-
того поляка.
Затем Шельга увидел, как человек с острой бородкой вдруг весь подоб-
рался: он заметил четырехпалую руку и сейчас же взглянул поляку в лицо.
Глаза их встретились. У поляка отвалилась челюсть. Опухшие веки широ-
ко раскрылись. В мутных глазах мелькнул ужас. Лицо его, как у чудовищно-
го хамелеона, изменилось - стало свинцовым.
И только тогда Шельга понял, - узнал стоявшего перед поляком человека
с бородкой: это был двойник убитого на даче в березовом леску на Крес-
товском...
Поляк хрипло вскрикнул и понесся с невероятной быстротой к выходу.
Дежурный агент, которому было приказано лишь следить за ним издали,
беспрепятственно пропустил его на улицу и проскользнул вслед.
Двойник убитого остался стоять у окошечка. Холодные, с темным обод-
ком, глаза его не выражали ничего, кроме изумления. Он пожал плечом и,
когда поляк скрылся, подал телеграфисту бланк:
"Париж, Бульвар Батиньоль, до востребования, номеру 555. Немедленно
приступите к анализу, качество повысить на пятьдесят процентов, в сере-
дине мая жду первой посылки. П. П. ".
- Телеграмма касается научных работ, ими сейчас занят мой товарищ,
командированный в Париж Институтом неорганической химии, - сказал он те-
леграфисту. Затем не спеша потянул из кармана папиросную коробку, посту-
кал папиросой и осторожно закурил ее. Шельга учтиво сказал ему:
- Разрешите вас на два слова.
Человек с бородкой взглянул на него, опустил ресницы и ответил с
крайней любезностью:
- Пожалуйста.
- Я агент уголовного розыска, - сказал Шельга, приоткрывая карточку,
- может быть, поищем более удобное место для разговора.
- Вы хотите арестовать меня?
- Ни малейшего намерения. Я хочу вас предупредить, что поляк, который
отсюда выбежал, намерен вас убить, так же как вчера на Крестовском он
убил инженера Гарина.
Человек с бородкой на минуту задумался. Ни вежливость, ни спокойствие
не покинули его.
- Пожалуйста, - сказал он, - идемте, у меня четверть часа свободного
времени.
На улице близ почтамта к Шельге подбежал дежурный агент - весь крас-
ный, в пятнах:
- Товарищ Шельга, он ушел.
- Зачем же вы его упустили?
- Его автомобиль ждал, товарищ Шельга.
- Где ваш мотоциклет?
- Вон валяется, - сказал агент, показывая на мотоцикл в ста шагах от
почтамтского подъезда, - он подскочил и ножом по шине. Я засвистал. Он -
в машину - и ходу.
- Заметили номер автомобиля?
- Нет.
- Я подам на вас рапорт.
- Так как же, когда у него номер нарочно весь грязью залеплен?
- Хорошо, идите в угрозыск, через двадцать минут я буду.
Шельга догнал человека с бородкой. Некоторое время они шли молча.
Свернули к бульвару Профсоюзов.
- Вы поразительно похожи на убитого, - сказал Шельга.
- Мне это неоднократно приходилось слышать, моя фамилия Пьянков-Пит-
кевич, - с готовностью ответил человек с бородкой. - Во вчерашней вечер-
ней я прочел об убийстве Гарина. Это ужасно. Я хорошо знал этого челове-
ка, дельный работник, прекрасный химик. Я часто бывал в его лаборатории
на Крестовском. Он готовил крупное открытие по военной химии. Вы имеете
понятие о так называемых дымовых свечах?
Шельга покосился на него, не ответил, спросил:
- Как вы думаете - убийство Гарина связано с интересами Польши?
- Не думаю. Причина убийства гораздо глубже. Сведения о работах Гари-
на попали в американскую печать. Польша могла быть только передаточной
инстанцией.
На бульваре Шельга предложил присесть. Было безлюдно. Шельга вынул из
портфеля вырезки из русских и иностранных газет, разложил на коленях.
- Вы говорите, что Гарин работал по химии, сведения о нем проникли в
зарубежную печать. Здесь кое-что совпадает с вашими словами, кое-что мне
не совсем ясно. Вот прочтите:
"... В Америке заинтересованы сообщением из Ленинграда о работах од-
ного русского изобретателя. Предполагают, что его прибор обладает наибо-
лее могучей, изо всех известных до сих пор, разрушительной силой".
Питкевич прочел и - улыбаясь:
- Странно, - не знаю... Не слышал про это. Нет, это не про Гарина.
Шельга протянул вторую вырезку:
"... В связи с предстоящими большими маневрами американского флота в
тихоокеанских водах был сделан запрос в военном министерстве, - известно
ли о приборах колоссальной разрушительной силы, строящихся в Советской
России".
Питкевич пожал плечами: "Чепуха", - и взял у Шельги третью вырезку:
"Химический король, миллиардер Роллинг, отбыл в Европу. Его отъезд
связан с организацией треста заводов, обрабатывающих продукты угольной
смолы и поваренной соли. Роллинг дал в Париже интервью, выразив уверен-
ность, что его чудовищный химический концерн внесет успокоение в страны
Старого Света, потрясаемые революционными силами. В особенности агрес-
сивно Роллинг говорил о Советской России, где, по слухам, ведутся зага-
дочные работы над передачей на расстояние тепловой энергии".
Питкевич внимательно прочел. Задумался. Сказал, нахмурив брови:
- Да. Весьма возможно, - убийство Гарина связано как-то с этой замет-
кой.
- Вы спортсмен? - неожиданно спросил Шельга, взял руку Питкевича и
повернул ее ладонью вверх. - Я страстно увлекаюсь спортом.
- Вы смотрите, нет ли у меня мозолей от весел, товарищ Шельга... Ви-
дите - два пузырька, - это указывает, что я плохо гребу и что я два дня
тому назад действительно греб около полутора часов подряд, отвозя Гарина
в лодке на Крестовский остров... Вас удовлетворяют эти сведения?
Шельга отпустил его руку и засмеялся:
- Вы молодчина, товарищ Питкевич, с вами любопытно было бы повозиться
всерьез.
- От серьезной борьбы я никогда не отказываюсь.
- Скажите, Питкевич, вы знали раньше этого поляка с четырьмя пальца-
ми?
- Вы хотите знать, почему я изумился, увидя у него четырехпалую руку?
Вы очень наблюдательны, товарищ Шельга. Да, я изумился... больше - я ис-
пугался.
- Почему?
- Ну, вот этого я вам не скажу.
Шельга покусал кожицу на губе. Смотрел вдоль пустынного бульвара.
Питкевич продолжал:
- У него не только изуродована рука, - у него на теле чудовищный шрам
наискосок через грудь. Изуродовал Гарин в тысяча девятьсот девятнадцатом
году. Человека этого зовут Стась Тыклинский...
- Что же, - спросил Шельга, - покойный Гарин изуродовал его тем же
способом, каким он разрезал трехдюймовые доски?
Питкевич быстро повернул голову к собеседнику, и они некоторое время
глядели в глаза друг другу: один спокойно и непроницаемо, другой весело
и открыто.
- Арестовать меня все-таки вы намереваетесь, товарищ Шельга?
- Нет... Это мы всегда успеем.
- Вы правы. Я знаю много. Но, разумеется, никакими принудительными
мерами вы не выпытаете у меня того, чего я не хочу открывать. В преступ-
лении я не замешан, вы сами знаете. Хотите - игру в открытую? Условия
борьбы: после хорошего удара мы встречаемся и откровенно беседуем. Это
будет похоже на шахматную партию. Запрещенные приемы - убивать друг дру-
га до смерти. Кстати - покуда мы с вами беседуем, вы подвергались смер-
тельной опасности, уверяю вас, - я не шучу. Если бы на вашем месте сидел
Стась Тыклинский, то я бы, скажем, осмотрелся, - пустынно, - и пошел бы,
не спеша, на Сенатскую площадь, а его бы нашли на этой скамейке безна-
дежно мертвым, с отвратительными пятнами на теле. Но, повторяю, к вам
этих фокусов применять не стану. Хотите партию?
- Ладно. Согласен, - сказал Шельга, блестя глазами, - нападать буду я
первым, так?
- Разумеется, если бы вы не поймали меня на почтамте, я бы сам, ко-
нечно, не предложил игры. А что касается четырехпалого поляка - обещаю
помогать в его розыске. Где бы его ни встретил - я вам немедленно сообщу
по телефону или телеграфно.
- Ладно. А теперь, Питкевич, покажите, что у вас за штука такая, чем
вы грозитесь...
Питкевич качнул головой, усмехнулся: "Будь повашему - игра открытая",
и осторожно вынул из бокового кармана плоскую коробку. В ней лежала ме-
таллическая, в палец толщины, трубка.
- Вот и все, только надавить с одного конца, - там внутри хрустнет
стеклышко.
Подходя к уголовному розыску, Шельга сразу остановился, - будто нале-
тел на телеграфный столб: "Хе! - выдохнул он, - хе! - и бешено топнул
ногой: - Ах, ловкач, ах, артист!"
Шельга действительно был одурачен вчистую. Он стоял в двух шагах от
убийцы (в этом теперь не было сомнения) и не взял его. Он говорил с че-
ловеком, знающим, видимо, все нити убийства, и тот умудрился ничего ему
не сказать по существу. Этот ПьянковПиткевич владел какой-то тайной...
Шельга вдруг понял - именно государственного, мирового значения была эта
тайна... Он уже за хвост держал ПьянковаПиткевича, - вывернулся, прокля-
тый, обошел!"
Шельга взбежал на третий этаж к себе в отдел. На столе лежал пакет из
газетной бумаги. В глубокой нише окна сидел смирный толстенький человек
в смазных сапогах. Держа картуз у живота, он поклонился Шельге.
- Бабичев, управдом, - сказал он с сильно самогонным духом, - по Пуш-
карской улице двадцать четвертый номер дома, жилтоварищество.
- Это вы принесли пакет?
- Я принес. Из квартиры номер тринадцатый... Это не в главном корпу-
се, а в пристроечке. Жилец вторые сутки у нас пропал. Сегодня милицию
позвали, дверь вскрыли, составили акт в порядке закона, - управдом прик-
рыл рот рукой, щеки его покраснели, глаза слегка вылезли, увлажнились,
дух самогона наполнил комнату, - значит, этот пакет я нашел дополни-
тельно в печке.
- Фамилия пропавшего жильца?
- Савельев, Иван Алексеевич.
Шельга развернул пакет. Там оказались - фотографическая карточка
Пьянкова-Питкевича, гребень, ножницы и склянка темной жидкости, краска
для волос.
- Чем занимался Савельев?
- По ученой части. Когда у нас фановая труба лопнула - комитет к нему
обратился... Он - "рад бы, говорит, вам помочь, но я химик".
- Он часто отлучался по ночам с квартиры?
- По ночам? Нет. Не замечалось, - управдом опять прикрыл рот, - чуть
свет он - со двора, это верно. Но так, чтобы по ночам, - не замечалось,
пьяным не видели.
- Ходили к нему знакомые?
- Не замечалось.
Шельга по телефону запросил отдел милиции Петроградской стороны. Ока-
залось, - в пристройке дома двадцать четыре по Пушкарской действительно
проживал Савельев Иван Алексеевич, тридцати шести лет, инженер-химик.
Поселился на Пушкарской в феврале с удостоверением личности, выданным
тамбовской милицией.
Шельга послал телеграфный запрос в Тамбов и на автомобиле вместе с
управдомом поехал на Фонтанку, где в отделе уголовного следствия, на
леднике, лежал труп человека, убитого на Крестовском. Управдом сейчас же
в нем признал жильца из тринадцатого номера.
В то же приблизительно время тот, кто называл себя Пьянковым-Питкеви-
чем, подъехал на извозчике с поднятым верхом к одному из пустырей на
Петроградской стороне, расплатился и пошел по тротуару вдоль пустыря. Он
открыл калитку в дощатом заборе, миновал двор и поднялся по узкой лест-
нице черного хода на пятый этаж. Двумя ключами открыл дверь, повесил в
пустой прихожей на единственный гвоздь пальто и шляпу, вошел в комнату,
где четыре окна до половины были замазаны мелом, сел на продранный диван
и закрыл лицо руками.
Только здесь, в уединенной комнате (уставленной книжными полками и
физическими приборами), он мог отдаться наконец ужасному волнению, почти
отчаянию, потрясшему его со вчерашнего дня.
Его руки, сжимавшие лицо, дрожали. Он понимал, что смертельная опас-
ность не миновала. Он был в окружении. Только какие-то небольшие возмож-
ности складывались в его пользу, из ста - девяносто девять было против.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг