Штуфер, как зашуршали шаги убегающих людей.
"Кто - Роллинг или Шельга?" Эту загадку он решал, когда часа через
два мчался на автомобиле в Кельн. Но только сейчас, услышав разговор
двух людей на краю обрыва, разгадал. Молодчина Шельга... Но все-таки,
ай-ай, - прибегать к недозволенным приемам...
Он отсунул осколок колонны, прикрывавшей ржавую крышку люка, прос-
кользнул под землей и с электрическим фонариком поднялся по разрушенным
ступеням в "каменный мешок" - одиночку, сделанную в толще стены нор-
мандской башни. Это была глухая камера, шага по два с половиной в длину
и ширину. В стене еще сохранились бронзовые кольца и цепи. У противопо-
ложной стены на грубо сколоченных козлах стоял аппарат. Под ним лежали
четыре жестянки с динамитом. Против дула аппарата стена была продолблена
и отверстие с наружной стороны прикрыто костяком "Прикованного скелета".
Гарин погасил фонарь, отодвинул в сторону дуло и, просунув руку в от-
верстие, сбросил костяк. Череп отскочил и покатился. В отверстие были
видны огни заводов. У Гарина были зоркие глаза. Он различал даже крошеч-
ные человеческие фигуры, двигающиеся между постройками. Все тело его
дрожало. Зубы стиснуты. Он не предполагал, что так трудно будет подойти
к этой минуте. Он снова направил аппарат дулом в отверстие, приладил.
Откинул заднюю крышку, осмотрел пирамидки. Все это было приготовлено еще
неделю тому назад. Второй аппарат и старая модель лежали у него внизу, в
роще, в автомобиле.
Он захлопнул крышку и положил руку на рычажок магнето, которым авто-
матически зажигались пирамидки. Он дрожал с головы до ног. Не совесть
(какая уж там совесть после мировой войны!), не страх (он был слишком
легкомыслен), не жалость к обреченным (они были слишком далеко) обдавали
его ознобом и жаром. Он с ужасающей ясностью понял, что вот от одного
этого оборота рукоятки он становится врагом человечества. Это было чисто
эстетическое переживание важности минуты.
Он даже снял было руку с рычажка и полез в карман за папиросами. И
тогда его взволнованный мозг ответил на движение руки: "Ты медлишь, ты
наслаждаешься, это - сумасшествие..."
Гарин закрутил магнето. В аппарате вспыхнуло и зашипело пламя. Он
медленно стал поворачивать микрометрический винт.
Хлынов первый обратил внимание на странный клубочек света высоко в
небе.
- А вот еще один, - сказал он тихо. Они остановились на половине до-
роги над обрывом и глядели, подняв головы. Пониже первого, над очертани-
ями деревьев, возник второй огненный клубок и, роняя искры, как догорев-
шая ракета, стал падать...
- Это горят птицы, - прошептал Вольф, - смотрите.
Над лесом на светлой полосе неба летел торопливо, неровным полетом,
должно быть, козодой, кричавший давеча: "Сплю-сплю". Он вспыхнул, пере-
вертываясь, и упал.
- Они задевают за проволоку.
- Какую проволоку?
- Разве не видите, Вольф?
Хлынов указал на светящуюся, прямую, как игла нить. Она шла сверху,
от развалин по направлению заводов Анилиновой компании. Путь ее обозна-
чался вспыхивающими листочками, горящими клубками птиц. Теперь она све-
тилась ярко, - большой отрезок ее перерезывал черную стену сосен.
- Она опускается! - крикнул Вольф. И не окончил. Оба поняли, что это
была за нить. В оцепенении они могли следить только за ее направлением.
Первый удар луча пришелся по заводской трубе, - она заколебалась, надло-
милась посредине и упала. Но это было очень далеко, и звук падения не
был слышен.
Почти сейчас же влево от трубы поднялся столб пара над крышей длинно-
го здания, порозовел, перемешался с черным дымом. Еще левее стоял пятиэ-
тажный корпус. Внезапно все окна его погасли. Сверху вниз, по всему фа-
саду, побежал огненный зигзаг, еще и еще...
Хлынов закричал, как заяц... Здание осело, рухнуло, его костяк заку-
тался облаками дыма.
Тогда только Вольф и Хлынов кинулись обратно в гору, к развалинам
замка. Пересекая извивающуюся дорогу, лезли на крутизны по орешнику и
мелколесью. Падали, соскальзывая вниз. Рычали, ругались, - один по-русс-
ки, другой по-немецки. И вот до них долетел глухой звук, точно вздохнула
земля.
Они обернулись. Теперь был виден весь завод, раскинувшийся на много
километров. Половина зданий его пылала, как картонные домики. Внизу, у
самого города, грибом поднимался серо-желтый дым. Луч гиперболоида беше-
но плясал среди этого разрушения, нащупывая самое главное - склады
взрывчатых полуфабрикатов. Зарево разливалось на полнеба. Тучи дыма,
желтые, бурые, серебряно-белые снопы искр взвивались выше гор.
- Ах, поздно! - закричал Вольф.
Было видно, как по меловым лентам дорог ползет из города какая-то жи-
вая каша. Полоса реки, отражающая весь огромный пожар, казалась рябой от
черных точек. Это спасалось население, - люди бежали на равнину.
- Поздно, поздно! - кричал Вольф. Пена и кровь текли по его подбород-
ку.
Спасаться было поздно. Травянистое поле между городом и заводом, пок-
рытое длинными рядами черепичных кровель, вдруг поднялось. Земля вспучи-
лась. Это первое, что увидели глаза. Сейчас же из-под земли сквозь щели
вырвались бешеные языки пламени. И сейчас же из пламени взвился ослепи-
тельный, никогда никем не виданной яркости столб огня и раскаленного га-
за. Небо точно улетело вверх над всей равниной. Пространства заполнились
зелено-розовым светом. Выступили в нем, точно при солнечном затмении,
каждый сучок, каждый клок травы, камень и два окаменевших белых челове-
ческих лица.
Ударило. Загрохотало. Поднялся рев разверзшейся земли. Сотряслись го-
ры. Ураган потряс и пригнул деревья. Полетели камни, головни. Тучи дыма
застлали и равнину.
Стало темно, и в темноте раздался второй, еще более страшный взрыв.
Весь дымный воздух насытился мрачно-ржавым, гнойным светом.
Ветер, осколки камней, сучьев опрокинули и увлекли под кручу Хлынова
и Вольфа.
- Капитан Янсен, я хочу высадиться на берег.
- Есть.
- Я хочу, чтобы вы поехали со мной.
Янсен покраснел от удовольствия. Через минуту шестивесельная лакиро-
ванная шлюпка легко упала с борта "Аризоны" в прозрачную воду. Три смуг-
локрасных матроса соскользнули по канату на банки, Подняли весла, замер-
ли.
Янсен ждал у трапа. Зоя медлила, - все еще глядела рассеянным взором
на зыбкие от зноя очертания Неаполя, уходящего вверх террасами, на тер-
ракотовые стены и башни древней крепости над городом, на лениво курящую-
ся вершину Везувия. Было безветренно, и море - зеркально.
Множество лодок лениво двигалось по заливу. В одной стоя греб кормо-
вым веслом высокий старик, похожий на рисунки Микеланджело. Седая борода
падала на изодранный, в заплатках, темный плащ, короной взлохмачены се-
дые кудри. Через плечо - холщовая сума.
Это был известный всему свету Пеппо, нищий.
Он выезжал в собственной лодке просить милостыню. Вчера Зоя швырнула
ему с борта стодолларовую бумажку. Сегодня он снова направлял лодку к
"Аризоне". Пеппо был последним романтиком старой Италии, возлюбенной бо-
гами и музами. Все это ушло невозвратно. Никто уж больше не плакал,
счастливыми глазами глядя на старые камни. Сгнили на полях войны те ху-
дожники, кто, бывало, платил звонкий золотой, рисуя Пеппо среди развалин
дома Цецилия Юкундуса в Помпее. Мир стал скучен.
Медленно поворачивая весло, Пеппо проплыл вдоль зеленоватого от отс-
ветов борта "Аризоны", поднял великолепное, как медаль, морщинистое лицо
с косматыми бровями и протянул руку. Он требовал жертвоприношения. Зоя,
перегнувшись вниз, спросила его поитальянски:
- Пеппо, отгадай, - чет или нечет?
- Чет, синьора.
Зоя бросила ему в лодку пачку новеньких ассигнаций.
- Благодарю, прекрасная синьора, - величественно сказал Пеппо.
Больше нечего было медлить. Зоя загадала на Пеппо: приплывет к лодке
старый нищий, ответит "чет", - все будет хорошо.
Все же мучили дурные предчувствия: а вдруг в отеле "Сплендид" засада
полиции? Но повелительный голос звучал в ушах: "... Если вам дорога
жизнь вашего друга..." Выбора не было.
Зоя спустилась в шлюпку. Янсен сел на руль, весла взмахнули, и набе-
режная Санта Лючия полетела навстречу, - дома с наружными лестницами, с
бельем и тряпьем на веревках, узкие улички ступенями в гору, полуголые
ребятишки, женщины у дверей, рыжие козы, устричные палатки у самой воды
и рыбацкие сети, раскинутые на граните.
Едва шлюпка коснулась зеленых свай набережной, сверху, по ступеням,
полетела куча оборванцев, продавцов кораллов и брошек, агентов гостиниц.
Размахивая бичами, орали парные извозчики, полуголые мальчишки кувырка-
лись под ногами, завывая, просили сольди у прекрасной форестьеры.
- "Сплендид", - сказала Зоя, садясь вместе с Янсеном в коляску.
У портье гостиницы Зоя спросила, нет ли корреспонденции на имя мадам
Ламоль? Ей подали радиотелефонограмму без подписи: "Ждите до вечера суб-
боты". Зоя пожала плечами, заказала комнаты и поехала с Янсеном осматри-
вать город. Янсен предложил - музей.
Зоя скользила скучающим взором по застывшим навеки красавицам Возрож-
дения, - они навьючивали на себя несгибающуюся парчу, не стригли волос,
видимо, не каждый день брали ванну и гордились такими мощными плечами и
бедрами, которых бы постыдилась любая рыночная торговка в Париже. Еще
скучнее было смотреть на мраморные головы императоров, на лица позеле-
невшей бронзы - лежать бы им в земле... на детскую порнографию помпейс-
ких фресок. Нет, у древнего Рима и у Возрождения был дурной вкус. Они не
понимали остроты цинизма. Довольствовались разведенным вином, неторопли-
во целовались с пышными и добродетельными женщинами, гордились мускулами
и храбростью. Они с уважением волочили за собой прожитые века. Они не
знали, что такое делать двести километров в час на гоночной машине. Или
при помощи автомобилей, аэропланов, электричества, телефонов, радио,
лифтов, модных портных и чековой книжки (в пятнадцать минут по чеку вы
получаете золота столько, сколько не стоил весь древний Рим) выдавливать
из каждой минуты жизни до последней капли все наслаждения.
- Янсен, - сказала Зоя. (Капитан шел на полшага сзади, прямой, мед-
но-красный, весь в белом, выглаженный и готовый на любую глупость.) -
Янсен, мы теряем время, мне скучно.
Они поехали в ресторан. Между блюдами Зоя вставала, закидывала на
плечи Янсену голую прекрасную руку и танцевала с ничего не выражающим
лицом, с полузакрытыми веками. На нее "бешено" обращали внимание. Танцы
возбуждали аппетит и жажду. У капитана дрожали ноздри, он глядел в та-
релку, боясь выдать блеск глаз. Теперь он знал, какие бывают любовницы у
миллиардеров. Такой нежной, длинной, нервной спины ни разу еще не ощуща-
ла его рука во время танцев, ноздри никогда не вдыхали такого благоуха-
ния кожи и духов. А голос - певучий и насмешливый... А умна... А шикар-
на...
Когда выходили из ресторана, Янсен спросил:
- Где мне прикажете быть этой ночью - на яхте или в гостинице?
Зоя взглянула на него быстро и странно и сейчас же отвернула голову,
не ответила.
Зоя опьянела от вина и танцев. "О-ла-ла, как будто я должна отдавать
отчет". Входя в подъезд гостиницы, она оперлась о каменную руку Янсена.
Портье, подавая ключ, скверно усмехнулся черномазо-неаполитанской рожей.
Зоя вдруг насторожилась:
- Какие-нибудь новости?
- О, никаких, синьора.
Зоя сказала Янсену:
- Пойдите в курительную, выкурите папиросу, если вам не надоело со
мной болтать, - я позвоню...
Она легко пошла по красному ковру лестницы. Янсен стоял внизу. На по-
вороте она обернулась, усмехнулась. Он, как пьяный, пошел в курительную
и сел около телефона. Закурил, - так велела она. Откинувшись, - предс-
тавлял:
...Она вошла к себе... Сняла шляпу, белый суконный плащ... Не спеша,
ленивыми, слегка неумелыми, как у подростка, движениями начала разде-
ваться... Платье упало, она перешагнула через него. Остановилась перед
зеркалом... Соблазнительная, всматривающаяся большими зрачками в свое
отражение... Да, да, она не торопится, - таковы женщины... О, капитан
Янсен умеет ждать... Ее телефон - на ночном столике... Стало быть, он
увидит ее в постели... Она оперлась о локоть, протянула руку к аппара-
ту...
Но телефон не звонил. Янсен закрыл глаза, чтобы не видеть проклятого
аппарата... Фу, в самом деле, нельзя же быть влюбленным, как мальчиш-
ка... А вдруг она передумала? Янсен вскочил. Перед ним стоял Роллинг У
капитана вся кровь ударила в лицо.
- Капитан Янсен, - проговорил Роллинг скрипучим голосом, - благодарю
вас за ваши заботы о мадам Ламоль, на сегодня она больше не нуждается в
них. Предлагаю вам вернуться к вашим обязанностям...
- Есть, - одними губами произнес Янсен.
Роллинг сильно изменился за этот месяц, - лицо его потемнело, глаза
ввалились, бородка черно-рыжеватой щетиной расползлась по щекам. Он был
в теплом пиджаке, карманы на груди топорщились, набитые деньгами и чеко-
выми книжками... "Левой в висок, - правой наискось, в скулу, и - дух вон
из жабы... - железные кулаки у капитана Янсена наливались злобой. Будь
Зоя здесь в эту секунду, взгляни на капитана, от Роллинга остался бы ме-
шок костей.
- Я буду через час на "Аризоне", - нахмурясь, повелительно сказал
Роллинг.
Янсен взял со стола фуражку, надвинул глубоко, вышел. Вскочил на из-
возчика: "На набережную!" Казалось, каждый прохожий усмехался, глядя на
него: "Что, надавали по щекам!" Янсен сунул извозчику горсть мелочи и
кинулся в шлюпку: "Греби, собачьи дети". Взбежав по трапу на борт яхты,
зарычал на помощника: "Хлев на палубе!" Заперся на ключ у себя в каюте
и, не снимая фуражки, упал на койку. Он тихо рычал.
Ровно через час послышался оклик вахтенного, и ему ответил с воды
слабый голос. Заскрипел трап. Весело, звонко крикнул помощник капитана:
- Свистать всех наверх!
Приехал хозяин. Спасти остатки самолюбия можно было, только встретив
Роллинга так, будто ничего не произошло на берегу. Янсен достойно и спо-
койно вышел на мостик. Роллинг поднялся к нему, принял рапорт об отлич-
ном состоянии судна и пожал руку. Официальная часть была кончена. Рол-
линг закурил сигару, - маленький, сухопутный, в теплом темном костюме,
оскорбляющем изящество "Аризоны" и небо над Неаполем.
Была уже полночь. Между мачтами и реями горели созвездия. Огни города
и судов отражались в черной, как базальт, воде залива. Взвыла и замерла
сирена буксирного пароходика. Закачались вдали маслянисто-огненные стол-
бы.
Роллинг, казалось, был поглощен сигарой, - понюхивал ее, пускал
струйки дыма в сторону капитана. Янсен, опустив руки, официально стоял
перед ним.
- Мадам Ламоль пожелала остаться на берегу, - сказал Роллинг, - это
каприз, но мы, американцы, всегда уважаем волю женщины, будь это даже
явное сумасбродство.
Капитан принужден был наклонить голову, согласиться с хозяином. Рол-
линг поднес к губам левую руку, пососал кожу на верхней стороне ладони.
- Я останусь на яхте до утра, быть может, весь завтрашний день...
Чтобы мое пребывание не было истолковано как-нибудь вкривь и вкось...
(Пососав, он поднес руку к свету из открытой двери каюты.) Э, так вот...
вкривь и вкось... (Янсен глядел теперь на его руку, на ней были следы от
ногтей.) Удовлетворяю ваше любопытство: я жду на яхту одного человека.
Но он меня здесь не ждет. Он должен прибыть с часу на час. Распорядитесь
немедленно донести мне, когда он поднимется на борт. Покойной ночи.
У Янсена пылала голова. Он силился что-нибудь понять. Мадам Ламоль
осталась на берегу. Зачем? Каприз... Или она ждет его? Нет, - а свежие
царапины на руке хозяина... Что-то случилось... А вдруг она лежит на
кровати с перерезанным горлом? Или в мешке на дне залива? Миллиардеры не
стесняются.
За ужином в кают-компании Янсен потребовал стакан виски без содовой,
чтобы как-нибудь прояснило мозги. Помощник капитана рассказывал газетную
сенсацию - чудовищный взрыв в германских заводах Анилиновой компании,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг