Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                                  
властным взглядом голубоватых невылинявших глаз произнес:
  "Пока все в порядке".
  И люди облегченно вздохнули.
  Прозрачный саркофаг вместе с аппаратурой мягко двинулся с места, беззвучно
распахнулись перед ним двери операционной.
  Люди в халатах несколько минут шагали следом, потом стали расходиться по
коридорам.
  Саркофаг въехал в темную комнату и остановился. Двери плотно прикрылись.
Двери прикрылись на две недели. Целых две недели больной будет спать,
заботливые аппараты станут кормить его, прибирать за ним, следить за
малейшими отклонениями в организме, сообщать о них людям. А людям вход
запрещен.
  Директор института, тот самый сухонький старичок с гладко зализанными
седыми волосами на черепе и покоящимися средь морщинок властными
невылинявшими голубыми глазами, включил телеэкран. На нем проступил прибор
- ритмично выплясывала зеленая ломаная линия, указывающая, что мозг
пациента возбуждается.
  - Открыть шторы! - приказал директор.
  - Не будет ли шока? Солнце на улице. Слишком большая неожиданность, -
возразил кто-то невидимый.
  - Солнце? Тем лучше. Пусть радуется возвращению. Я сам войду к нему.
  В изолятор через широкое окно вливалось солнце, дробилось на зеркальных
частях аппаратуры.
  Прозрачная крышка саркофага откинута в сторону. Над ложем больного поднята
рука, она ловит солнечные лучи.
  - Вы проснулись? - негромко спросил директор, не отходя от порога, и сразу
же строго одернул: - Не ворочаться!
  Сначала раздался странный квакающий звук, потом голос:
  - Речь! Своя речь!.. Нет, нет, я не повернусь... А вы подойдите.
  Директор, мягко ступая, подошел.
  - Как чувствуете себя?
  Рука ловила солнечный свет.
  - Солнце! Солнце!.. Там было очень туманно. Ни разу не видел их светила...
Я на Земле?
  - Да.
  - И рука... У меня человеческая рука.
  Рука сжалась в кулак, согнулась в локте, вздуваясь пробежали под кожей
мускулы.
  - Ого! Мне судьба ходить в роскошных мундирах. И там меня нарядили
отменно. По их вкусу, правда...
  Рука начала ощупывать плечо, выпуклую грудь.
  - Богатыря раздели... Что я буду делать с такой горой мускулов?
  Счастливый смех.
  - Скажите, кому я обязан этим? - Рука погладила поверх простыни тело.
  - Его звали Георгий Митков.
  - Георгий Митков?.. Спасибо тебе, брат.
  На подушке под шлемом суровые брови Георгия Миткова, худощавое лицо с
крепкими челюстями и крупным носом. Но в этом знакомом лице случилась уже
какая-то перемена, что-то неуловимо иное легло на черты.
  - Профессор, мне вас плохо видно. Встаньте поближе... Вот так...
Профессор, что это? Почему вы плачете?.. Все хорошо, профессор. Ах, как
хорошо оказаться дома!


  18.

  Высокий, статный, с горделивым разворотом широких плеч, из просторного
ворота сорочки - крепкая, как столб шея. А походка не прежнего Георгия
Миткова, не упругая, легкая, а более вяловатая, вдумчивая. Знакомая
походка...
  - Воробьи! Глядите, воробьи! Ах, черт!
  Он удивлялся всему: воробьям, облакам на голубом небе, косой тени от
здания.
  - Это что ж... те самые дубы?.. - Сразу же погрустнел: - Когда улетал с
Земли, они были чуть выше меня.
  Но грусть на минуту.
  - Бабочка!.. Ай-яй! Вы не представляете, как у нас здесь красиво! И зима
впереди. Зима! Снег увижу!
  Последнее, что он видел в прошлый раз на Земле, - бледное от зеленого
света крупное лицо со вскинутыми, как птичьи крылья, бровями да мигающий
глазок аппарата. А потом на секунду тьма, только на секунду, и снова свет
- рассеянный, дымчато-мягкий, уже не земной.
  Тот человек с крупным лицом и вскинутыми мрачными бровями уже давно умер.
Умерли, пожалуй, все, кого он знал, умер Шаблин, умер и... Не стоит об
этом думать. Прошло восемьдесят два года.
  Этот старичок, что ведет его к себе домой, - директор Института мозга
Игорь Александрович Бартеньев. А его же самого зовут Бартеньев Александр
Николаевич. Этот старичок, по сути, его сын.
  Над прямыми острыми плечиками - морщинистая шея, жалкие косички волос
из-под круглой профессорской шапочки, - восемьдесят лет ему. И
двадцатидевятилетний Александр Бартеньев вглядывается в того, кто может
считаться его сыном.
  - Заходите. - Сын-старик распахнул дверь. - Пройдемте в кабинет. Нам нужно
кое о чем поговорить. До открытия пресс-конференции есть еще время.
  В кабинете Александр Бартеньев стал оглядываться.
  - Вы знаете, - произнес он, - мне кажется, я здесь бывал.
  - Вы не могли здесь бывать. Дом этот выстроен, когда мне было двадцать
пять лет. То есть после вас.
  - И все-таки я здесь многое помню... Этот стол, это окно... И вас, как ни
странно, помню. Не юношей, но еще достаточно молодым. И почему-то вы
вспоминаетесь в какой-то старинной одежде: мятый черный костюм, кожаный
пояс, пистолет на боку, плоская шапочка с лентами. Даже швы у одежды помню
- грубые, неуклюжие. Могло это быть?
  Морщины на подвижном лице Игоря Александровича натянулись, стали четкими и
жесткими.
  - Одну минуточку.
  Старик вышел из комнаты, чеканя по паркету скупые шажочки. А Александр
продолжал оглядываться. Он многое узнает, чего не должен бы знать. Он
вспоминает худенькую женщину с большими удивленными глазами и с мягкими
морщинками на лице. Она появлялась там перед ним в покойные минуты, и
покой всегда кончался. И уж тогда хватали за душу другие воспоминания,
реальные, на которые он имел право.
  Вспоминался мост над рекой, корчащаяся, рвущаяся с места луна на черной
воде. Вспоминался жиденький парк, молоденькие деревца и она в слепяще
белом халате, сверкающая плотными зубами... И запах ее волос, и блеск ее
глаз в темноте, и колючий отсвет падающей звезды в зрачках... "Ханской
сабли сталь".
  Игорь Александрович вернулся с толстым альбомом, обтянутым потертой кожей.
Альбом стар, как сам семейный уклад. Александр протянул к нему руки.
  - Батюшки! Альбом-то бабушкин.
  - Отец привез...
  - А-а...
  - А вот это узнаете? - Игорь Александрович протянул фотографию.
  - Да... Именно таким и представлял.
  На фотографии - старомодный матросик в лихо посаженной на одно ухо
бескозырке, с маузером на боку.
  - Именно таким.
  - Играл в Театре без зрителя матроса с "Авроры". Это было. Это было...
Да-да, как раз в тот год, когда вы разъезжали по Коллеге.
  - Он вам сообщал что-нибудь? - спросил Александр.
  - Мой отец?
  - Да.
  - Вот для этого-то я вас и пригласил.
  Игорь Александрович достал из стола папку.
  - Заметки отца. Его завещание... Просил передать вам. Если вы подтвердите
то, что он записал, на научном небосклоне грянет гром. Возьмите.
  Александр принял папку.
  - Хорошо... А сейчас... Я бы попросил...
  - Все что угодно.
  - Я бы попросил показать фотографию вашей матери.
  Игорь Александрович вскинул взгляд - голубой, острый, понимающий, вскинул
и опустил, порывшись в альбоме, достал большую карточку.
  Цветной портрет, снятый недюжинным художником-фотографом. Тонкая рука
свисает с подлокотника, сдержанно-серые глаза и успокоенно-вдумчивый
взгляд в себя. Нет, не та, которая когда-то читала варварски сильные стихи
у старого солдатского памятника.

  Имя твое - птица в руке,
Имя твое - льдина на языке,
Одно-единственное движение губ,
Имя твое - пять букв...

  Для него только год назад читались эти стихи. Год назад всего! Помнил их,
повторял про себя. Что знал, открыл коллегианам, все отдавал с радостью.
Великое счастье поделиться тем, что знаешь. Но эти слова он прятал, это
было его, личное, вряд ли чужой мир понял бы их, как он понимал.
  Камень, кинутый в тихий пруд
Всхлипнет так, как тебя зовут...

  Год назад, а ее давно уже нет в живых... И все люди теперь кругом новые.
Все знакомое, все родное отошло в прошлое. Вернулся на родину. А на родину
ли? Его родина на восемьдесят с лишним лет позади, не вернуть ее.
Странник, заблудившийся во времени.
  Нет ее в живых, а она была единственная, она-то не повторится!
  Александр глядел на портрет, пальцами, сложенными в щепоть, поглаживал
висок.
  Игорь Александрович невольно содрогнулся: "Отцовский жест!" Не умом, а
всем нутром он только теперь почувствовал, что перед ним стоит его, им
похороненный отец, с другим лицом, в другом теле, но его отец, моложе
старика сына на пятьдесят лет.
  Он включил телеэкран. В узкой рамке - сад, заполненный крикливо-веселыми
цветами и солнцем.
  - Галочка, где ты? - спросил Игорь Александрович.
  - Здесь, дедушка.
  - Приготовила - я просил?
  - Да, дедушка.
  - Неси.
  Через минуту озорно-звонкий стук каблуков под дверью, робеющий голос:
  - Можно?
  - Входи, входи.
  Сначала в дверях огромный букет цветов, жаркие астры, от них
влажно-землистый запах по всей комнате. Из-за букета вынырнуло лицо -
мягкий овал подбородка, тонкий нос, тень от потупленных ресниц, под ними
влага глаз, таящая непобедимое любопытство.
  - Да что ж ты стоишь? Отдай!
  Ресницы вскинулись, глаза открылись - и куда же делось любопытство
зверька? - постновато-доверчивые глаза, без хитрости, вся душа нараспашку,
читай в ней.
  - Возьмите.
  Обронила слово, уронила ресницы, смущенный румянец пополз по щекам.
  - Спасибо.
  Неуклюжие, широкие, сильные руки задели ее пальцы. Оба одновременно
вздрогнули.
  - Спасибо, - повторил он, не зная, что сказать, как поблагодарить.
  - Иди, Галя. И мы сейчас выйдем.
  Галя...
  Мелькнули темные волосы, плечи, покрытые загаром, захлопнулась дверь.
Остался оглушающий своим горячим цветом букет и сложный залах влаги,
земли, травы, той потайной ароматной прохлады, которая всегда держится у
корней.
  Эта не похожа на ту. Ну и что ж! Нет повторения, но прекрасное не умирает
на Земле. Ничто не теряется совсем.
  А старик сын от житейской мудрости не заметил смущения своего слишком
молодого отца, сказал деловито:
  - Возьмите этот букет, он вам пригодится сейчас.
  Столетние дубы, корявые, в тупых наростах стволы - наглядное воплощение
пролетевшего времени. Столетние дубы и массивные скамейки, густая тень и
нервно дрожащие солнечные пятна.
  Под деревьями в этом глухом углу парка людно; вооруженные до зубов
фоторепортеры, операторы кино и телевидения, ученые.
  Посреди пестрой цветочной клумбы - могильная плита. Александр остановился
над ней:

  БАРТЕНЬЕВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
Он не бог, но он возродится!

  Александр опустил букет горячих астр на гладкий, нагретый солнцем камень,
на могилу, в которой, собственно, лежал он сам.
  А со всех сторон щелкали нацеленные на него аппараты.
  Постоял, кивнул головой и пошел к институту, где с разных материков
собрались ученые, корреспонденты, общественные деятели слушать его первую
лекцию.


Наука и жизнь, 1963, © 9, С. 72 - 85;
1963, © 10, С. 86 - 94;
1963, © 11, С. 70 - 82;
1963, © 12, С. 70 - 79.


OCR В. Кузьмин
Nov. 2001
Проект "Старая фантастика"
http://sf.nm.ru


Предыдущая Части


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг