Только те, кто совсем уж ничего не понимают в смерти, могут думать,
что это один только миг. Это только со стороны, а для любителя простых
решений миг может растянуться в тысячелетия. И ты тысячелетия будешь
кружиться в этом черном вихре, и будешь вопить снова и снова, что
ничего такого не хотел, что ты не думалЕ Нет, это и впрямь будет самое
правильное определение: не думал.
- Слушай, тебе сколько лет, а? Тысячи три? Или, правильнее
сказать, миллионов двадцать? Больше? Вопрос не имеет смысла? А?
- Гораздо меньше. Примерно шестнадцать. Хотя, конечно, в
каком-то смыслеЕ Пожалуй, ты снова прав: вопрос не имеет того смысла,
который ты, наверное, в него вкладывал.
- Ага, - чутье, окрыленное гремучей смесью крепкого кофе с
дьявольским напитком, устремилось напропалую, - это, наверное, значит,
что у тебя есть еще и другие рецепты?
- Вряд ли это можно назвать рецептом. Везде, во всех обществах,
есть те, кто по слабости или в силу убеждений отказались от насилия и
любой борьбы вообще. Кое-где их считают находящимися под защитой
волшебных сил, кое-где, как, к примеру, монахов, н под особым
покровительством Бога, кое-где, - ничего такого явно не думают, даже
презирают слегка, но все-таки не трогают. Нигде.
В таком случае н поздравляю. Ты, наконец, отыскала исключение.
Тут трогают всех, и никто не может считать себя в безопасности, не
имея зубов, когтей и наглости. Тут не скажешь, как в детстве, чур
меня, не спрячешься в понарошечном "домике", не укроешься под
призрачной броней. Нету никаких таких границ, понятно? Разом угодишь в
придурки, и все сразу же станет еще хуже. В десять, в сто раз.
- Но ведь был тот же Христос! Он проповедовал ненасилие, но как
можно назвать слабым того, к кому шли за помощьюЕ нет, не так: за
Спасением?
- Ты это про того, кто обладал куда большим, чем любое мужество,
пусть даже самое большое, - божественной сутью? Это было бы смешно,
если бы не было ересью. Впрочем, - я, на самом деле, не верю и говорю
только про то, что написано. И я знаю, что говорю. Потому что есть
смысл в хороших людях и в злодеях, в серых личностях и в уродах. Даже
в безмозглых идиотах есть очень большой смысл, а вот я - недопустимое
по определению противоречие. Не в смысле сложной, противоречивой
натуры, как говорят у нас, желая оправдать выходки какой-нибудь
заслуженной и высокопоставленной сволочи, а в смысле
холодильника-кипятильника или корня квадратного из минус единицы.
Такого просто не должно быть, а уж наделять такую вещь душойЕ Это уж
такое недоразумение, что любая вера в Бога сама по себе становится
кощунством, потому что нельзя приписывать такое Всевышнему. Так что
Бога все-таки нет, а потому пусть и невозможное - не существует.
Во власти какого-то мрачного вдохновения, охватившего его в эту
ночь, хотя, вообще говоря, ему не было присуще испытывать какое бы то
ни было вдохновение, он машинально, как воду, выпил содержимое
неизвестно откуда взявшегося широкого бокала изысканно-криволинейных
форм, словно у причудливого цветка орхидеи, и решительно поставил его
на стол. Вот так! Не истечение в слезы и жидкую слизь, а н Воля К
Смерти. Сейчас, вместо исполнения Плана, он предпочел бы шагнуть в
пропасть: пусть последний, но все-таки Шаг. Потому что впервые в жизни
к словам его и намерениям отнеслись всерьез и дали себе труд
выслушать. Потому что музыка грома, воды и ветра, вся это окончательно
взбесившаяся к этому времени стихия за окном вызывают душевный подъем,
пусть даже подъем этот н перед падением. Потому чтоЕ Потому.
- Мы с тобой что-то заболтались, а, между тем, на улице такая
Погода, которую не так уж часто можно встретить в наше упадочное
время. Упустить такое, - вовсе непростительный грехЕ У тебя тут есть
какая-нибудь терраса?
- Ага. Как раз между бассейном из черного мрамора и зимним
садом. Висячим, как у Семирамиды, только в полтора раза больше.
- Понятно. А что есть?
- Балкон и сколько угодно крыши. Только туда люк забили еще
прошлым летом. А балкон, н вот она, дверь.
Елена Тэшик, обладательница множества глупых кличек, снова
распахнула свою сумку, и ему тут же захотелось протереть глаза, потому
что в руках ее он увидал очень на вид добротную, солидно выглядящую
флейту. Он всего пару раз видел похожие, а в руках не держал никогда.
Следом гостья вдруг потянулась, как тяжелая, бесшумная кошка, и ее
диковинное платье вдруг словно само собой соскользнуло с ее тела. На
этоЕ Стоило глянуть. При всем изяществе пропорций, это тело не назвал
бы хрупким даже записной льстец. Еще можно было бы сказать, что ее
нагота н ослепляет, если бы от нее не веяло в этот момент какой-то
сосредоточенной, тяжелой, почти пугающей мощью.
- Пойдем, проводишь меня. В таких случаях без хозяина н никакЕ
Балкон был, как балкон, два с половиной метра на полтора,
заваленных всяким хламом, который якобы мог когда-то в будущем
пригодиться. Сейчас вода с неба шла таким потоком, что не было видно
даже перил. Не было видно ничего, кроме сплошной водяной завесы, в
которой, дробясь радужными искрами, почти вязли даже сполохи молний.
Кроме молний, подсвечивая непроглядный ливень, пробивался неизвестно
откуда все тот же слабый, но, однако, вполне заметный мутно-розовый
свет. Она, как положено вежливому гостю, сделала вид, что без него н
никак, а он, как гостеприимный хозяин, сделал вид, что этому верит.
Вода валила с неба таким потоком, что чудом казалась даже сама
возможность дышать, а длинные сатиновые трусы мгновенно прилипли к
коже настолько мерзким, холодным пластырем, что он вдруг решил
поверить в собственную невидимость, содрал их и швырнул в светлый
проем двери, пока еще тот был виден.
Уже давным-давно перила должны были преградить им путь, но они,
отфыркиваясь от заливающей лицо воды, все шли вперед по теплой
пузырящейся воде, покрывающей теплый, ровный камень. И уже несколько
раз ему казалось, что босая нога его нащупывает вроде бы стыки между
плит. Он оглянулся н и не увидел светлого прямоугольника двери, глаза
не могли видеть дальше, чем на несколько метров, но какое-то чувство
подсказывало ему, что вокруг н бесконечный, ничем не ограниченный
простор, непостижимо вымощенный плитами, озаряемый непрерывно
сменяющими друг друга молниями и накрытый сплошной завесой
гигантского, теплого, почти безветренного ливня. И казалось, что
ливень этот так же заливает весь мир, все миры, всю вселенную, так же
вымощенную теплыми каменными плитами, соединенную в единую равнину,
которой поистине нет границ и пределов.
Разумеется, он никогда не смог бы поверить, что звук флейты
будет слышен средь непрерывного рокота громов и рева падающей воды, но
холодный, как льдинка, чистый, негромкий вроде бы свист древнейшего из
инструментов рассекал царящую вокруг какофонию без видимой натуги, как
безупречное, бесстрастно сверкающее лезвие в руках молодого, а от
молодости н очень серьезного и беспощадного бога рассекает
непроворотную толщу косной материи. И непонятно, как она вообще
умудрялась играть, но, тем не менее, очень скоро начало казаться, что
поступь громов и движение водных потоков подчиняется этому отрешенному
свисту, следует за ним, и уже в чередовании вспышек на небе
обозначился некий ритм, закономерность. Точно она пасла стихию, как
пастух пасет вольно кормящийся на лугу скот. В десяти шагах, вся в
пелене струящейся воды, ее фигура то застывала на миг грозным черным
силуэтом, окруженным огненной каймой очередной вспышки молнии, то
обращалась в смутную тень, едва видимую все в том же всепроникающем,
непонятно откуда исходящем мутно-розовом сиянии. Потом он не мог бы
сказать, сколько прошло времени, прошло ли хоть сколько-нибудь, и
имело ли смысл само время, прежде чем фантастическая тема для одинокой
флейты в бесконечности с небесным оркестром начала приходить к
завершению. Последний звук замер, потерявшись в ровном шуме дождя,
Елена Тэшик медленно подняла склоненную голову и отбросила назад, за
спину темные водоросли длинных мокрых волос. Стоять под этим дождем,
глядя на свою непостижимую гостью можно было бесконечно, и это снова
было оцепенением, только другим, совсем не тем, что в сумрачной
комнате и в ожидании неизбежного конца, с темным зеркалом,
подстерегающим в темной передней. И, занятый этими мыслями, он не
сразу заметил, что идет с ней бок о бок, полуобняв ее мокрое, голое,
твердое тело и сам обвитый ее гибкой рукой и чувствует скользкие,
тяжелые струи ее мокрых волос. И опять, так можно было бы идти
бесконечно, бездумно ступая босыми ногами по теплой воде и чувствовать
рукой и плечом ее тело, и если рай отличен от этого, то он, конечно
же, хуже, потому что ничего лучше попросту не может быть, это
немыслимо н быть лучшеЕ
Неплотно притворенная балконная дверь со светом, видимым через
стекло, возникла перед ними вдруг, будто вынырнув откуда-то, и
оказалась в двух шагах, и сразу же мир, словно прорвавшись сквозь
непроницаемую завесу, обрел свою обыденную реальность и вещественную
ощутимость.
5.
Завернувшись в какую-то полосатую накидку тонкого полотна,
бывшую наподобие бурнуса, и извлеченную из таинственных, неисчерпаемых
недр все той же сумки, она расчесывала мокрые волосы и это тоже
неожиданно оказалось тем еще зрелищем, глаз не оторвать. Он и смотрел,
да что там н смотрел, пялился непрерывно и совершенно неприлично, и
понимал это, но ничего не мог поделать с собой. И все-таки она снова
удалилась от него, и вообще все стремительно и неудержимо возвращалось
на круги своя, а вместе с этим возвращалось давешнее отчаяние. И тут
ничего, совсем ничего нельзя было поделать. Нет никаких путей и
возможностей.
- Послушайте, - задумчиво проговорила гостья, впрочем, не
оборачиваясь и продолжая изучать себя в зеркале, - вот я стою к вам
спиной и все равно чувствую обращенный на себя непрерывный взглядЕ С
моей спиной что-нибудь не так, или есть еще какая-то другая причина?
- АЕ Да, извините. - Угрюмо пробормотал он и тяжело потупился,
но от этого отчаяние, наполнявшее его, как полая вода, прорвало все
запруды и хлынуло через край:
- ДаЕ - Он замолк, изо всех сил пытаясь проглотить шершавый
сухой комок, застрявший в горле, а потом его вдруг прорвало. - Да ты
вообще имеешь хоть какое-нибудь представление о силе своей красоты?
Понимаешь, как она может подействовать на какого-нибудь обычного
человека, особенно н здесь? Все знаменитые красавицы, все эти призовые
кобылы с бесчисленных, как морской песок, конкурсов, перед тобой н как
серый пепел, как стылый уголь, как старая ветошь. При взгляде на твое
тело любой честный скульптор разбил бы все свои статуи, отрубил бы
себе руки, выколол глазаЕ Или пошел бы в отшельники от отчаянияЕ
Потому что нестерпимо, когда то, что находится на расстоянии
протянутой руки, на самом деле оказывается дальше самых дальних звезд
и куда недоступнее, чем звезды, и не взять, и не достатьЕ Ты за
пределом, далеко за пределом, и любому мужчине н мука глядеть на тебя,
а для меня н это и вообще нестерпимо, убийственно. Если бы бог был,
если бы я верил в бога, я попросил бы Его, чтобы Он позволил мне
умереть именно от этогоЕ Гос-споди!
Прикрыв лицо руками, он отвернулся, и забормотал монотонно, как
читают молитву, отчаявшись, как убеждают самого себя, что это н не
смерть, как зовут умершего ребенка.
- Но тебя же нет, правда? Тебя нет, потому что не может быть.
Подъезд этот есть, вонючий двор н тоже. Есть Карлуша Гинтер с
приятелем, даже тот пьяный милиционер, наверное, есть где-нибудь, хотя
и непонятно н зачемЕ Скука есть, страх, убожество, а тебя н нетЕ Нет!
- Для того, чтобы убедиться в обратном, достаточно всего-навсего
обернуться и посмотретьЕ
- Не хочу даже смотреть!
Но, разумеется, обернулся все-таки, и после этого он замолчал,
внезапная немота овладела им, он уже не слышал и не смог
разговаривать, и только беззвучно шевелил губами, силы и выдержка
изменили ему, он двигался к ней какими-то дергающимися шагами, словно
через силу, кривя лицо натужной гримасе, а, подойдя, судорожно, с
неистовой силой вцепился в ее одежду, пытаясь что-то сказать, но не
смог. Колени его подогнулись, и он, закатив глаза, повалился на пол у
ее ног. От растерянности красавица подхватила его на руки и без
заметных усилий уложила на диван. Когда, спустя несколько минут, он
открыл глаза, они смотрели неподвижно, а лицо его было залито слезами.
Гостья пыталась хоть как-то расшевелить его, но он молчал, по-прежнему
уставившись в одну точку. И это длилось довольно долго, пока она не
поинтересовалась:
- Интересно, а почему тебе непременно нужно было, чтобы я ушла
до прихода твоих родителей? Они что, вообще против того, чтобы ты
водил женщин домой?
И этот наивный вопрос неожиданно подействовал там, где не
действовало ничего. Лицо его исказила злобная гримаса:
- Ха! Каких н женщин? Нет, ты что, - не поняла? Не читала разве
или решила, что я это просто так? В шутку?
- Нет. Не знаю.
- А если нет, то какие, к хрену, у меня могут быть женщины?!!
И получил достойный ответ.
Например, - сказала она, приблизив свои глаза к его и легко
целуя в губы, - вот такие. Если уж под рукой нет ничего более
подходящего.
- Ты, наверное, не поверишь, но никто, никогда не говорил мне
ничего подобного. Странно, правда? н Голос ее звучал несколько
растерянно. - ЭтоЕ приятнее слушать, чем я думала.
- Гос-споди! н Пораженный ее словами, он резко откинулся на
подушку. н Да о чем ты говоришь-то?
- Нет, на самом делеЕ
- Никогда в жизни не слыхал таких глупостей!
- Нет, правдаЕ
Дискуссия это происходила в краткий миг равновесия, когда он еще
мог сдерживаться и не начать целовать ее снова. Дикое признание ее, -
нарушило хрупкое равновесие. Приподнявшись на локте, он смотрел на
тело лежащей на спине Елены, воображая, что смотрит на него просто
так, как на прекрасную вещь. Что вообще способен на нее просто так
глядеть.
- Я до сих пор не верю вЕ Ну, во все этоЕ А ты! Всего того, что
я наговорил тебе, - этого еще слишком мало, и слов таких по-настоящему
нет. Ты н совершенство, но только не застывшее какое-нибудь, а живое,
мягкое, те-о-оплоеЕ
- Ну постой, ну погоди хоть немного, яЕ
Но он уже и снова ничего не слышал, погрузившись в
восхитительную, теплую влажность, лучше которой на свете ничего нет и
не может быть. Это был уже не первый раз за недолгое последнее время,
и потому он смог оценить, что миг проникновения н прекрасен и сам по
себе, а не только тем, что за ним следует. Потому что самый первый раз
не оставил в его памяти никаких подробностей. Любовное искусство, -
это, все-таки, когда не очень надо. Или даже очень, но все-таки не
совсем. Потому что когда совсем, это не назовешь искусством. Как не
назовешь искусством грозовой разряд вроде тех, что давеча полыхали за
окнами и над головой: просто-напросто в какой-то миг напряжение
становится слишком большим, и тогда просто-напросто вспыхивает
слепящий нестерпимым, запредельным светом зигзаг, оставляющий после
себя черный, выжженный след в глазу, без деталей и промежутков. И то,
что испытываешь, когда сквозь твое хрупкое тело проходит такой вот
разряд, язык как-то не поворачивается назвать ощущением, хотя бы даже
и сильным. Удар молнии, черный след, выжженный в памяти, то, что
нельзя вспомнить и описать, когда не остается в памяти даже чувства
неотвратимости до, - а только потрясенное смятение, неудержимо
дрожащее тело после. Это не хорошо и не плохо, это вне оценок лукавого
рассудка, по ту сторону и зла и добра. Это вот сейчас, хоть и
судорожно стиснуты объятья, так что не разожмешь, хоть и темнеет в
глазах, которые и без того изо всех сил зажмурены, - все равно
хорошо-оЕ оЕ о-о-о!
А еще он тогда, в незапамятные времена, аж час сорок восемь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг