протянул Андрею папку.
Андрей поднял на отца вопросительный взгляд.
- Да, да, откровения этого самого разбойника, сбитого тобою, - сказал
генерал.
- А с чего он разоткровенничался?
- Почему же ему было не поговорить с представителем его собственного
посольства! Мы разрешили воздушному атташе свидание с Функом. Надо было
опровергнуть пущенный по мировой прессе гнусный слушок, будто мы выжимаем
из этого пирата признания недозволенными методами.
- Это запись их разговора? - Андрей раскрыл папку.
- Магнитофонная лента.
- Они знали, что запись ведется?
- А мы им не говорили, что не станем записывать. Не хватало еще обещать
шпионам соблюдение тайны их бесед!
- Значит... - задумчиво проговорил Андрей, - здесь все-таки не все, что
они сказали бы друг другу, будь они уверены в тайне.
Генерал пожал плечами.
- Возможно... Но и того, что сказано, достаточно. Функу уже нечего было
скрывать от нас - мы знали все. Прочти вот это местечко: прямо касается
того, о чем ты только что говорил.
Генерал указал страницу, и Андрей прочитал:
* * *
Атташе. Вы говорите, что не заметили, как вас атаковал советский самолет?
Функ. И не мог заметить. Он же подходил сзади, нагонял меня. А локатор у
меня уже не работал.
Атташе. Странно, очень странно...
Функ. Ничего странного... Откуда мне было знать, что на такой высоте
возможна атака! Меня же уверяли, что у русских нет ни одной машины,
способной подняться выше тридцати трех тысяч. Я только для того и шел на
сорок, чтобы не упустить "ТУ". Иначе я мог набрать всю сотню.
Атташе. Все-таки не могу понять: каким образом вы остались живы, а инженер
Патце погиб?
Функ. Сколько же раз объяснять: удар в хвост я принял за взрыв двигателя,
ну и...
Атташе. Что?
Функ. Ну и... у меня вовсе не было желания отправляться на тот свет.
Атташе. Почему же вы не воспользовались катапультой?
Функ. Ребенок я, что ли? Будто я не знал, за каким чертом возле катапульты
ковырялись механики этого типа Шредера. Потяни я ручку катапульты -
фьють!..
Атташе. Но вы же все-таки включили подрывной механизм, который у вас был
на случай вынужденной посадки.
Функ. Это совсем другое дело. Там был часовой механизм. Я знал: заряд
сработает, когда меня уже не будет в самолете.
Атташе. А ваш спутник, Бодо Патце?
Функ. А разве вам было бы приятней, если бы и он сидел тут вместе со мной?
Атташе. Нам было бы приятно, если бы здесь не сидел никто.
Функ. Это я знаю.
Атташе. За это вы и получали деньги.
Функ. Деньги, деньги!.. Едва ли теперь удастся ими воспользоваться...
Деньги!
Атташе. Да, теперь ваше дело плохо: русские вас не пощадят.
Функ. Как знать, как знать!
Атташе. Уж не думаете ли вы наболтать тут черт знает чего?
Функ. Зависит от того, что они мне предложат.
Атташе. Ну и тип же вы, Функ!
Функ. Как раз такой, какой был вам нужен для этого грязного дела, генерал.
Атташе. Имейте в виду: наболтаете лишнего - дорога домой будет вам
закрыта. А ведь... там ваша семья.
Функ. О, я знаю, с кем имею дело! Но вы не посмеете тронуть пальцем детей.
Ну, а жена...
Атташе. У вас есть еще и ваши старики.
Функ. Ах, мои старики!..
* * *
Андрей с отвращением передернул плечами.
- Гадость!
- Да, типы соответственные.
- Значит, он сознательно взорвал свой экипаж.
- Чтобы не оставить свидетеля, кроме себя.
- Он не уцелел бы и так...
- Мало ли какая случайность. - Генерал пожал плечами. - Такие случаи
бывали и раньше.
Видя, что Андрей хочет отложить папку:
- Нет, нет, прочитай немного дальше, там некоторые технические детали.
Андрей дочитал:
* * *
Атташе. ...Оставим это. Нам интересней, как вас атаковал этот русский.
Функ. Откуда я знаю! Локатор у меня отказал: инженер Патце был занят черт
знает чем - может быть, строчил очередное письмишко своей мамаше... Так
или иначе, я не имел представления о преследовавшем меня русском высотнике.
Атташе. Вы не можете нам сказать о том, что это был за самолет? Хоть
что-нибудь о нем, а?!
Функ. Знаете ли, генерал, когда получаешь такой удар под зад, какой он мне
дал, и не знаешь, летишь ли ты к апостолу Петру или прямо в объятия
дьявола, уже не до того, чтобы рассматривать, кто дал тебе этот пинок...
Могу только сказать: другой на моем мосте не оказал бы вам и той услуги,
какую оказал я: он не стал бы думать о том, чтобы взорвать экипаж. Вы
имели бы здесь еще этого слюнтяя Бодо Патце. Уж тот наверняка наплел бы
тут такого, что вы почесали бы затылок... Все, что могу вам сказать
наверняка: скорость, вертикальная и горизонтальная, у русского превосходит
то и другое у "Пе-икса" - он свалился на меня, как ястреб на ворону.
Атташе. А как вы расцениваете то, что он по вас не стрелял, а таранил вас?
Функ. Это уж вам легче узнать, чем мне.
Атташе. Не так-то легко узнавать что-нибудь в этой стране. Странный народ,
Функ. Наверно, вам еще предстоит это познать.
Функ. Ну знаете, я не так любопытен. Мне бы только спасти свою шкуру.
Атташе. Хорошо, Функ, напоследок докажите русским, что в вашей аварии
повинен вовсе не их самолет, а вы сами.
Функ. Что, что?!
Атташе. Вся пресса свободного мира подхватит такую версию: русский
самолет, якобы способный летать на такой же высоте, как наш "Пе-икс", -
миф. Вас сбил вовсе не их самолет. Это вы сами спустились до высоты
двадцать или, скажем, тринадцать тысяч, а там уж пусть хоть ракета.
Функ. И вы думаете, найдутся идиоты, которые поверят такой чепухе?! Нет, я
тоже не хочу выглядеть идиотом.
Атташе. Тогда по крайней мере хоть держите язык на замке.
Функ. Ровно в той мере, в какой это будет нужно, чтобы меня не повесили.
Атташе. Увы, у них не вешают... Даже таких, как вы. Вы неисправимы.
Функ. Ваша школа, генерал...
* * *
Андрей отбросил папку.
- Скоты какие-то, а не люди.
Алексей Александрович рассмеялся.
- И как ты думаешь, чем кончилось дело с этим самым Функом?
- Вот уж кого бы я действительно...
- Он нам заявил: "Оставшись в живых, я нарушил договор. Благодаря этому я
предстал перед вами и даю вам полезные сведения. Вы обязаны возместить мне
то, чего я недополучу по договору".
Андрей расхохотался.
- Ну и логика - сталь! - И вдруг, насупив брови: - Как хочешь, а я бы
таких...
- Тебе этого не понять. А мне вот по долгу службы пришлось на таких
насмотреться. Я научился их понимать. Логика простая: хочешь получить -
стань подлецом, соверши преступление, и тогда у тебя все будет - твой
вожделенный домик, и садик, и все такое. Это декларировалось еще Гитлером.
Так воспитали Функа и тех, кто идет ему на смену. С этим мы должны
считаться. Вот почему мы, прежде чем сбивать таких ракетным выстрелом,
высылаем навстречу истребитель: "Подумай и садись, так будет лучше для нас
и для тебя. Ну, а если уж тебе охота погибать за прибыли твоих хозяев,
тогда не взыщи".
- А я бы и не пробовал сажать... - Андрей с досадой ударил ладонью по
столу. - И подумать, что за такую падаль я...
- Не чуди, - сказал генерал. - И вообще тебе пока еще не велено
волноваться. Давай-ка отложим эти разговоры.
- Куда же откладывать? Ведь не сегодня-завтра ты уезжаешь свидетелем. Вы
сделаете свое дело - будете судить Хойхлера. А ведь народы могут
осуществить правосудие только благодаря тем четырем...
- Тут уж твои "четверо" ни при чем! - возразил генерал. - Если бы миллионы
глаз не заглядывали во все щели, куда Хойхлер пытался забиться, он никогда
и не предстал бы перед трибуналом.
- Найти, выследить, показать, выдать суду - это все-таки детали, а ведь
главное - показать преступника.
- Может быть, конечно, Галич и... - было согласился уже генерал, но Андрей
перебил его:
- И Галич, и Барнс, и Грили... их тени ведут вас за стол трибунала. Это
они, мертвые, будут главными свидетелями на процессе. А Хойхлера надо
повесить. На той же веревке, которая служила Кейтелю и Риббентропу.
- Откуда такая кровожадность? - удивился генерал.
- Западные немцы должны быть наказаны.
- При чем тут немцы в целом?
- При том, что не умеют держать в узде таких, как Хойхлер. Уж за то одно -
в угол, носом! И это вы сделаете благодаря тем четырем, - Андрей показал
на сложенные вместе кусочки картинки. - Весь мир, все честные люди на
свете встанут, когда эти четыре тени войдут в зал трибунала.
Желая перевести разговор, генерал с наигранным оживлением сказал:
- Сегодня мать собрала народ отпраздновать событие... Женщин хлебом не
корми - дай устроить сватовство: женит Вадима.
- Вадима?
- Сегодня он расписывается с этой вашей... Серафимой.
Андрей отцовским движением быстро потер висок.
- Действительно, событие. Вадим и... Серафима! Только я не выйду.
- Андрюша!
- Не к чему, папа... Да мне еще и трудно - сразу гости...
- Никого же не будет - свои все.
- Знаю я это мамино "свои" - сто человек. Один другого неинтересней.
- Будет твой бывший комдив...
- Ивашин! - обрадовался Андрей. - Это другое дело!
- По-моему, он уже и пришел: я слышу, Вера там кого-то усиленно занимает.
В кабинете Андрей увидел Веру, беседующую с Ивашиным. В сторонке сидели
два офицера. Один из них был Семенов; другой - стройный молодой брюнет
кавказского типа - был Андрею незнаком. Ивашин бросился навстречу Андрею,
обнял и трижды поцеловал; отодвинулся на вытянутую руку, оглядел с ног до
головы и снова поцеловал.
- Порядок! - авторитетно заключил он. - Впрочем, я ведь знал: иначе и быть
не может. Хлюпики вообразили, будто так просто сломать нашего парня из
гиперзвуковой. Вопреки всем и вся...
- Разумеется, вопреки всем и вся! - воскликнул Андрей. - Не знаю уж, кто
из нас больше и рад.
- Думаю все-таки - я, - заявил Ивашин. - Ты-то один, а нас радуется трое.
Во-первых, подполковник Семенов. Это, брат, уж не тот Семенов, которого ты
собирался списать за борт. А вот этот молодой - капитан Рашидов. Амир,
представляйся! - Но, и не подумав дать слово вытянувшемуся Рашидову,
Ивашин продолжал: - Уже знаю: нынче у вас двойное, не то тройное
торжество. Чтобы не портить его деловыми разговорами, давай сразу: мы к
тебе. Все трое. Я с предложением, они с просьбой. - Заметив, как удивленно
Андрей посмотрел при этом на Семенова, Ивашин рассмеялся: - Не гляди
волком. Он тоже хочет просить именно тебя.
И, заметив, что Вера и Алексей Александрович тихонько вышли, Ивашин уселся
в кресло и быстро и ясно рассказал Андрею, что он, Ивашин, руководит
подготовкой экипажа для полета вокруг Луны. Поработать вместе с ним над
подготовкой этого экипажа Ивашин и предлагает Андрею.
- Когда-то ты был прав: в гиперзвуковой Семенову уже нечего было делать. А
тут совсем другое дело.
- Бога за бороду взять не просто, - усмехнулся Андрей.
- Брали! - тоже с усмешкой сказал Ивашин.
- Такой тяжелый рейс...
- Ты не так понял: его дело поработать с экипажем. А не гляди, что Семенов
хром. Он у меня, знаешь, как работает! - В доказательство высоких качеств
работы Семенова Ивашин поднял крепко сжатый кулак и погрозил неизвестно
кому. - Я хочу вопреки общему убеждению...
- Послушай, нельзя в таком деле творить все вопреки...
- Не все, но кое-что необходимо, - Ивашин тряхнул головой так, что его
выгоревшие до белизны волосы беспорядочно рассыпались. Быстрым движением
руки он закинул их назад. - Ежели тут не пойти вопреки кое-чему и
кое-кому, ничего не выйдет. Мне говорят: один из тысячи, может, подойдет,
и то не наверно. А я говорю: мне сверхчеловеки не нужны. Вот, к примеру,
этот, - он показал на Рашидова, - просто ненавидел технику, относился к
ней, как к досадному довеску к его собственному непревзойденному "я". А
жизнь перевернула его с головы на ноги, и вот... - И оборотившись к
Рашидову: - Скажи сам, Амир, в технику веришь?
- Как в самого себя!
- Не так мало! - усмехнулся Андрей.
- Рашидов из скромности не сказал, что верит в нее как в бога, - заметил
Семенов.
- Ну, это уж не годится: делать из техники бога! - с неожиданной для
самого себя горячностью заявил Андрей, словно уже включился в работу. -
Это ни к черту. Бог - это человек! Техника - при нем.
- Кажется, мы сразу поняли друг друга. Все четверо, - весело воскликнул
Ивашин. - Значит, считаем вопрос...
Но тут его перебил заглянувший в комнату Алексей Александрович:
- Принимай гостей, Андрюша: Ксения.
Андрей резко повернулся. Вырвав его, как говорят, у смерти, Ксения ни разу
не появилась потом ни одна, ни с другими врачами. Что ж, может быть, это и
к лучшему. Но почему Ксения входит с комдивом? И почему такой сияющий вид
у Веры? Ей-ей, отец прав: женщины сияют так только тогда, когда им удается
кого-нибудь женить. Значит, мама женит Вадима, а Вера Ксению?.. Забавно!
Андрей не следил за общим разговором. Он, как сквозь вату, слышал твердый
голос своего бывшего комдива:
- Кажется, я скоро паду жертвой борьбы за мир. - Он иронически приподнял
лацкан своего штатского пиджака. - Красно говорить я никогда не умел. Но
память у меня всегда была на все сто. Вероятно, поэтому я и выезжал на
том, что запоминал подходящие мне речи других. Поэтому, вероятно, во мне
нет и горечи, если разоружение начнут с меня: "начальник сектора летающих
лабораторий". Что ж, если такова воля моего народа - подчиняюсь. И
все-таки я солдат, готовый по первому звуку трубы снова стать в ряды
родных ВВС. Да, я тот самый советский солдат, что вовсе не собирается
подставлять правую щеку, ежели ему достанется по левой...
Исподтишка поглядывая на комдива, Андрей думал: "А ведь это мой
собственный портрет - до противности все рассудочно, отмерено, рассчитано,
- все: от пробора - волосок к волоску - до движений руки, с безошибочной
четкостью разрезающей точные фразы. Небось даже жалеет, что нужно самому
соразмерять эти движения и нет утвержденного свыше наставления о том, как
это делать генерал-лейтенанту в отставке. Не военному вообще и не просто
офицеру, а именно генералу. И не просто генералу, а отставному. Мне,
Андрею, никогда и в голову не приходило, как это выглядит со стороны!
Бедная Вера..."
Андрей даже потряс головой, чтобы отделаться от этих мыслей. Но
размеренная, четкая речь бывшего комдива не давала ему покоя:
- ...Мы с вами уже видели, что сверхмощное оружие может быть пущено в ход
авантюристами, стоящими у пульта управления этим оружием. Можем ли мы
допустить, чтобы вопрос о том, быть миру или войне, еще раз выдали на
откуп слепому случаю или просто политическим преступникам вроде Хойхлера?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг