* * *
Каждый следующий сигнал посылался Хенсхеном на новой волне, как советовал
московский друг. С каждой новой передачей круг слушателей "Летающей рыбы"
расширялся. От Канады до Огненной Земли; от Сеуты до Капштадта и от Новой
Земли до Канберры уже не было любителя, который не знал бы о том, что
происходит на канале. Не осталось страны, где бы не знали о преступлении
УФРА.
- Горючего осталось на час! - прокричал Мути в самое ухо сидевшему на руле
Арно.
- Рано или поздно они нас изловят, - сказал Арно и показал на появившийся
со стороны материка новый отряд самолетов.
- Или просто утопят, - сказал Мути.
- Пусть ловят, пусть топят. Лишь бы спасти его! - крикнул Хенсхен.
- Не горячись, Ханс, - сказал Арно, - гляди-ка: ты совсем побагровел.
Хенсхен машинально отер рукой лицо, и это причинило такую боль, словно он
провел по коже железной щеткой.
- Странное дело! А ведь я думал, что это только вы покраснели от жары у
двигателя, - сказал Хенсхен, глядя на друзей.
Лица всех троих пылали. Такими же красными были руки. Хенсхен приподнял
одеяло, которым был укрыт Лесс: его тело пылало еще больше, чем их лица.
- Радиация!.. - сказал Арно. Спокойствие, с каким это было сказано, плохо
вязалось со смыслом открытия.
Хенсхен молча склонился к своему передатчику.
Радиопереговоры с экипажем рыболовного куттера "Бабушка Лотта" (шкипер де
Хеерст, три его сына и жена старшего из них - Лотта-младшая) были
закончены: члены семейства де Хеерст уже знали о событиях и видели зарево
взрыва. Они согласились: Галича нельзя отдать в лапы УФРА. Через несколько
минут Лесс и Хенсхен перешли на борт "Бабушки Лотты": Мечты экипажа
"Летающей рыбы" о рекорде канули в Лету, как, пожалуй, и надежды Мути и
Арно когда-либо добраться до родного Штральзунда: горючего оставалось на
четверть часа.
- Продолжайте давать свои позывные. Мир уже знает их. Эти скоты погонятся
за вами и... - едва удерживая слезы, но стараясь казаться твердым, сказал
Хенсхен.
- А когда они нас поймают? - с усмешкой спросил Мути.
- Пусть ловят тогда "Бабушку Лотту", а мы передадим Галича кому-нибудь
другому - не перевелись же честные люди среди моряков!
- Прощай, Хенсхен! - крикнул Арно и помахал рукой рыбакам: - Спасибо,
друзья! Счастливого плавания!
- Благодарим вас, - отозвался старый де Хеерст, - такой груз получаешь не
каждый день. Большая честь для нас!
Его сыновья с молчаливым восхищением смотрели вслед уносившейся на восток
"Летающей рыбе".
Виллем - младший в поколении де Хеерстов - поманил Хенсхена. Поддерживая
под руки Лесса, Хенсхен и Виллем свели его в тесную каютку "Бабушки
Лотты".
12
На экране телевизионного селектора физиономия Цвейгеля выглядела так
кисло, как это редко бывало.
- Должен огорчить вас, экселенц, - сказал он. - "Летающая рыба" потоплена.
- А Галич? - спросил Хойхлер.
- Галича в лодке не оказалось.
- Надеюсь, эти идиоты его не утопили? Нужно, чтобы он опроверг то, что
наболтал.
- Летчики утверждают, будто рыбаки перегрузили его на какой-то парусник.
- Какого же черта летчики...
- Голландский флаг, экселенц.
- Плевать мне на все флаги! - обрызгав экран слюной, крикнул Хойхлер. -
Скоро два часа, как вы возитесь с этим Галичем. Мы теряем возможности,
которые не повторяются.
13
Самолеты рыскали над рыбачьей флотилией. Старый де Хеерст крикнул вниз:
- Как там дела?
Виллем де Хеерст выглянул из каюты.
- Мы дали уже четыре передачи, дедушка! - Глаза юноши горели от восторга.
- Откликнулись японцы, малайцы, и даже два австралийца дублируют нас.
Старик посмотрел вверх.
- Кажется, коршуны скоро найдут своего цыпленка. - Он передал руль
старшему сыну и подошел к каютке. - Что же нам с вами делать?
- Нет ли поблизости другого судна? - спросил Лесс, с трудом выговаривая
слова.
- Посудинка справа на траверзе. Но сущая дрянь. "Петух Хайленда". Наверно,
рыбак-одиночка.
Через несколько минут Галич и Хенсхен услышали с палубы громкую брань:
шкипер "Петуха" поносил де Хеерста, уложившего свою сеть поперек его сети.
Старик де Хеерст отвечал в свой мегафон такой же витиеватой тирадой. Но
лицо его при этом выражало совершенно неподходящее к случаю
удовлетворение. Еще несколько минут, и из-за намеренно неумелых маневров
"Бабушка Лотта" притерлась бортом к "Петуху Хайленда". Шкипер "Петуха"
задыхался от ярости:
- Моя сеть!.. Моя последняя сеть!..
Над самыми их головами, едва не задевая мачты, пронесся самолет.
- Вот чума! - сказал де Хеерст и, сморщившись от масляно-бензинового
вихря, тянувшегося за самолетом, крикнул:
- На "Петухе"! Я передам кое-что...
- Убирайтесь ко всем чертям! Я уже хорошо нажегся на контрабанде.
- Наша контрабанда - вот она, - де Хеерст показал на Лесса, которого
Хенсхен под руку подвел к борту.
- Э-э-э-э, нет! Прокатить его мимо карантина?!
Де Хеерст коротко, но очень решительно объяснил, в чем дело. Тогда шкипер
"Петуха" обернулся к высокому парню, молча стоявшему у руля.
- Эй, Том, гляди-ка: вот он, тот парень, что поднял радиотарарам. Не
отдавать же его тем...
Том молча кивнул. Взгляд его, устремленный на Лесса, был по-прежнему
неприветлив. Не открывая рта, с нахмуренными бровями, он выслушал
объяснения де Хеерста и мрачно проговорил:
- Если это не вранье, берите его, отец. И отвалим от этого голландского
корыта, пока самолеты не раздолбали нас вместе с ним. И пусть тогда
пускают ко дну "Бабушку Лотту" и всех ее внучат.
- Но-но, - проворчал шкипер "Петуха", - ежели правда, будто негодяи дошли
до того, что бросают бомбы на наши собственные головы, то милости просим,
мистер Галич, большая честь для нас. Мы маленькие люди, но, если уж на то
пошло, не мы их станем бояться, а придется им побояться нас... Большая
честь для нас, сэр, большая честь.
Глава 23
Анри с интересом смотрел на каштаны, тянувшиеся по левой стороне бульвара
Капуцинов, каждый лист на них светился золотом, как маленький фонарик.
Анри устал. Ночная работа в "Аэропосталь" давалась нелегко. Может, в этой
работе и есть какая-нибудь перспектива, но только не тогда, когда твоя
голова уже седа, когда костные ранения дают себя знать так, словно только
что получены.
Анри стрельнул окурком через спинку скамьи. Его перестали интересовать
золотые деревья. Он устало поднялся и пошел. В этот поздний час бульвар
был почти пуст. На повороте в улицу Конкорд Анри остановился: зайти в
бистро или не стоит? Хорошо бы немного согреться, перед тем как лезть в
холодную постель. Но после спиртного не подействует снотворное - будешь до
утра вертеться, как перепел на вертеле. "Пить перед сном не следует", -
решил Анри и... вошел в бистро. В зальце было почти пусто, неуютно.
Половина стульев уже лежала вверх ножками на столах. К тому же не
оказалось кальвадоса, и пришлось выпить абсента. Анри знал, что от абсента
утром будет болеть печень, и все же потребовал вторую рюмку. Пока он тянул
ее и не спеша расплачивался, радиоприемник умолк. И вдруг после короткой
паузы заговорил отчетливо и громко: сообщение о "страшном преступлении
Советов". И тут радио словно прорвало: один за другим посыпались
экстренные выпуски новостей. В них то и дело мелькало: "Галич...", "Леслав
Галич..." Сначала в потоке слов это имя не вызвало у Анри никаких
ассоциаций. Но вдруг память, как прорвавшийся гейзер, выбросила на
поверхность все: восточный фронт, дымы Варшавы, гости из "челночной"
эскадрильи, веселый парень в серо-синей форме с нашивкой "Польша" у плеча;
пойло, приготовленное этим парнем; красные ленточки из причесок девушек...
мадемуазель Любаш и мадемуазель Лизанк. Полет на связанных "Яках"... И за
всем этим - Галич. О чем Галич тогда спорил со своими спутниками?.. Нет на
свете силы, которая заставит мельницу Галича вертеться не туда, куда он
хочет... А как же сегодняшний полет на атомоносце? Ради этого они рвали
тогда открытку с волком? Галич, Андре, Барнс... Грили... Тогда Галич
казался порядочным парнем.
Унылая картина унылой смерти одинокого волка... Галич - волк?
Анри заказал было еще рюмку и вдруг заспешил домой: найти кусочек
открытки! Выкинуть его! Эта мысль овладела им так, словно, побывав в руке
Галича, клочок бумаги мог отравить своей мерзостью все, что лежало рядом с
ним; отравить самого Анри!
Припадая на изуродованную ногу, Анри взбежал к себе и сорвал со шкафа
чемодан. Но нашел совсем не то, что искал: большую коробку. Палех. Подарок
русских. Она до краев полна орденами. Вот выцветшая зеленая лента Военного
креста и на ней знаки шестнадцати воздушных побед, воспоминание о
шестнадцати сбитых гитлеровских самолетах - шестнадцать пальмовых ветвей.
А вот советские ордена: Отечественной войны, Красного Знамени, крошечный
золотой барельеф Ленина - знак славы и почета советского солдата. Еще
немного, и Анри был бы представлен к советской звезде Героя. Но пушечная
очередь "мессера" срезала его "Як".
И тут перед Анри возникло все отвратительное, что он слышал по радио. Так
вот за что он сражался, во имя чего десятки раз подставлял грудь под пули
фрицев, вот с кем дружил, кого любил, кого считал самыми честными и
прямыми людьми на свете, - русских, которые сегодня... Значит, ложью было
все, что они говорили, все, в чем клялись, что было написано на их
знаменах, под которыми дралась "Лотарингия"?!
Анри кинул ордена в коробку. Крышка защемила зеленую ленту. Она повисла,
поблескивая пальмовыми ветками, словно призывала Анри подумать над тем,
что он собирался сделать. Он со злобой смял ленту и сунул в коробку.
Сейчас же, ни минуты не медля, в советское посольство, швырнуть ордена,
заслуженные в стране, которая пошла на преступление! Третья мировая война
по милости русских?!
У парка Шомон Анри поймал такси и велел как можно скорее ехать на улицу
Гренель. Он сидел, вцепившись в коробку, словно боясь, что кто-то ее
отнимет. Если бы шофер видел его лицо, то, может быть, и не завел
разговора:
- Слышали, что говорят? Этот малый разоблачил их липу.
- Какая липа? - спросил Анри.
- Да этот Галич кричит на весь мир откуда-то с канала. Выходит, Хойхлер и
его шайка врут.
Анри перегнулся к шоферу и заставил его дважды повторить каждое слово. Он
жадно слушал то, что было уже на устах всех, кто не спал, кто просыпался
от телефонных звонков, от стука соседей, взволнованных возгласов на улице:
"Галич опровергает", "Галич - против генералов...", "Галич...", "Галич!.."
Это имя было в эфире, на телеграфных листах, в наборных машинах...
Анри велел остановиться у ночного кафе на Ла-Файетт. Люди теснились вокруг
радиоприемника, зал гудел от возбужденных голосов. Анри пробился к
телефону, и, когда стоявшие рядом услышали его разговор, узнали, что он
встречался с Галичем, его сразу тесно окружили. Росла лавина новостей:
этот человек видел Галича... Смотрите, этот парень знает Галича!.. Вон тот
- приятель Галича!.. Он знает правду про Галича!
Кто-то заглянул в брошенную на стойку коробку Анри. Под Военным крестом
блеснул золотой барельеф Ленина. Через минуту какой-то тип бежал к
автомату на углу: "Здесь, в кафе, коммунист, сообщник Галича".
Людская волна вынесла Анри из кафе. Два шага до бульвара Пуассоньер. В
витринах "Юманите", наверно, уже выставлены транспаранты о том, что
происходит в действительности. А тип, что бегал к автомату, следуя за
толпой, перебегал от телефона к телефону. Растет толпа. Вспыхивает и
растет молва, будто толпу ведет Галич. Перед "Юманите" уже не десятки, не
сотни, а тысячи людей. На бульваре тишина: все со вниманием читают
бумажную ленту, ползущую в витрине. Значит, это правда: взрыв произошел.
Первый ядерный взрыв возможной третьей мировой? И правда, что этот взрыв -
провокация генералов УФРА. Значит, Галич не преступник. Он герой. Он не
побоялся бороться один на один.
- Браво, Галич!.. Неужели мы не поддержим такого парня! А где этот его
человек?.. Где парень Галича?.. Где хромой?!
Но теснину улицы уже заполнял треск мотоциклетов и сигналы полицейских
машин. Они двигались сразу с двух сторон: от бульвара Сен-Дени и от
бульвара Монмартр. Третий отряд надвигался от улицы Бержер.
Треск несущихся мотоциклетов, вой сирен, цепь полицейских и парашютистов.
Выстрел по окну витрины "Юманите", где ползет освещенная лента последних
известий. Звон стекла. Остановилась разрезанная пулями лента. Толпа
замерла. Застучали подкованные каблуки парашютистов враз, как удар сотни
барабанов: рррра!.. Анри прижал локтем коробку с орденами и вышел вперед.
Припадая на больную ногу, он пересек пространство, отделявшее толпу от
солдат. Он поднял руку, собираясь что-то сказать полицейскому офицеру, но
у того за спиной мелькнула фигура типа, перебегавшего с толпой от телефона
к телефону. Подпустив Анри к себе на расстояние вытянутой руки,
полицейский ударил его по лицу. Ажаны молча, как по команде, бросились на
Анри. Его били дубинками, рукоятками пистолетов, ногами. Он один отвечал
за то, что кто-то счел его за "человека Галича", другой принял за самого
Галича. Полицейские топтали рассыпавшиеся по мостовой ордена Анри. Бронза
Военного креста была расплющена тяжелыми каблуками и перестала быть
крестом, зеленая лента стала багровой.
Короткая команда. Выстрелы. Анри упал. Какой-то парень крикнул: "За мной!"
Началась схватка...
Глава 24
Спасательный буксир назывался "Морской сокол". Капитан Густав Шерфиг не
мог сказать о своем "Соколе" ни одного дурного слова. У спасателя
"Северного Ллойда" мощные машины, хороший ход, отличная команда.
Капитан Шерфиг сознавал, какую ответственность взял на себя, приняв Лесса
с французского рыболовного траулера "Виктор Гюго". Шерфиг торопился уйти
от места встречи с "Гюго": отвратительно сверкали за кормой разрывы бомб,
которыми преследователи топили "Гюго". Это было шестое судно, уничтоженное
самолетами в погоне за Галичем. Людей не спасали. Утонул голландский
шкипер де Хеерст со своими тремя сыновьями и невесткой. Несколько жалких
обломков на волнах - все, что осталось от "Петуха Хайленда". Погибла
восьмитонная яхта "Ундина" с шестью молодыми спортсменами; два норвежских
моторно-парусных бота "Кнуд Йенсен" и "Консул Иогансен". Четырнадцать
рыбаков "Гюго" не побоялись угроз Хойхлера и дали Лессу возможность еще
раз крикнуть миру правду о "Летающей рыбе", о Мути, об Арно, о Хенсхене.
Шерфиг смотрел на Лесса. Не открывая глаз, тот спросил:
- Как дела с радио, капитан? Попробуем еще разок передать!
- Сейчас пришлю к вам маркони, - ответил Шерфиг и загремел сапогами по
стальному трапу.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг