первого года. Именно в это время Рудольф Хесс - по прежней своей профессии
летчик - стал усиленно тренироваться в Аугсбурге на самолете Мессершмитта
("Ме-110"). 3 мая 1941 года Хесс приехал в Берлин, чтобы видеться с
фюрером. Это была долгая беседа с глазу на глаз. Записи ее не существует,
но сэр Томас знает: именно тут были подведены итоги всем предварительным
демаршам обеих сторон и Хесс получил точные инструкции фюрера, как
действовать дальше. Вероятно, договорились и о том, что предпринять в
случае, если тайна закулисных сношений рейха с Империей будет раскрыта
раньше, чем им нужно.
Основной целью переговоров, предстоявших Хессу, было добиться компромисса,
который гарантирует Гитлеру отсутствие активного второго фронта, когда он
бросится на Россию. Базой для такого поворота были положения о том, что
между рейхом и Империей определяются сферы влияния, как двух европейских
гегемонов; рейх получит все свои доверсальские колонии; претензии рейха в
Восточной Европе вплоть до Урала могут быть рассмотрены с самых
благоприятных позиций.
10 мая 1941 года Хесс полетел в норвежский город Ставангер, где
базировались бомбардировщики люфтваффе, совершавшие налеты на имперскую
метрополию. Там Хесс на своем "Ме-110" присоединился к бомбардировщикам,
отправлявшимся в полет через Северное море. Приближаясь к острову, Хесс
отделился, взяв курс к северу, где расположено поместье герцога
Гамильтона. По договоренности, обусловленной в переписке, "случайно"
произошло одно из самых интересных совпадений этой ночи: дежурным по
противовоздушной обороне страны оказался не кто иной, как именно герцог
Гамильтон. Получив донесение о том, что к северу страны летит одинокий
фашистский самолет, судя по всему "Ме-110", Гамильтон поднял в воздух
истребители с приказанием преследовать "Ме-110" и, не сбивая его,
заставить сесть.
* * *
Листая документы, сэр Томас просмотрел доклады о том, как "вынужденный" к
снижению "Ме-110" потерпел аварию, а его пилот, спасаясь на парашюте,
сломал ногу и попал в руки полиции. Полицейские, которых, по-видимому, не
успели предупредить о возможности появления высокого гостя, приволокли его
в Глазго и посадили в тюрьму, как обыкновенного фашистского диверсанта.
Этот просчет повел к огласке появления таинственного нациста, который
потребовал свидания не с кем иным, как с герцогом Гамильтоном. Правда,
нацист назвал себя Дорном, а не Хессом, но Гамильтон отлично знал, кто
этот Дорн. Однако страх быть уличенным в сношениях с противником вынудил
Гамильтона при свидании с Хессом заявить, что он его никогда и не видел.
Попытки корреспондентов проникнуть в загадку таинственного парашютиста ни
к чему не привели. Секретная служба ловко дезориентировала общественное
мнение. Публика так и не дозналась, что выдумка выдать Хесса за безумца,
якобы предпринявшего полет на собственный страх и риск, без ведома Гитлера
и даже вопреки его воле, родилась в Интеллидженс сервис и все через тот же
Лиссабон она была подсказана рейху. А там уж нацисты постарались развить
ее: объявили, что фюрер поклялся казнить Хесса, как только до него
доберется, арестовал жену Хесса, его адъютантов и секретарей.
Под покровом этой дымовой завесы сэр Томас и наладил с Хессом прямую
связь. К узнику были посланы доверенные люди: канцлер Раймон, скрытый под
именем "доктор Гатри", и один из клевретов сэра Томаса - Патрик Кирк,
которому дали псевдоним "Макензи". Они-то и повели с Хессом сверхважные
переговоры, ради которых тот прилетел.
Перед сэром Томасом стенограммы. Подробное, длительное обсуждение всех
обстоятельств международной обстановки, предшествовавших полету,
сопутствовавших ему, и тех, которые должны были стать его следствием. По
мере чтения сэр Томас видит, что память все же удержала не все
подробности. За ними встают и детали, не вошедшие даже в совершенно
секретную стенограмму. Они передавались сэру Томасу только тонкими губами
Раймона и с той минуты были погребены для истории. Вот одна из важнейших
стенограмм о том, что Гитлер собирается делать с Европой, с Ближним
Востоком. Вот игра Хесса в джентльмена, который никак не может согласиться
с тем, чтобы оставить Ирак без помощи рейха в борьбе с претензиями
иностранных империалистов. А вот и разъяснения, данные Хессом по поводу
того, что Гитлер считает Восточной Европой до Урала. На этот счет у
собеседников не было больших разногласий: Империя готова была предоставить
Гитлеру свободу рук.
Сэр Томас вспоминает, как после этих тайных бесед перед кабинетом его
величества встал вопрос: пойти на открытое соглашение с Гитлером,
закончить войну на Западе и предоставить ему возможность всеми силами
атаковать Россию, покончить с ней как с европейским государством?
Но, победив Советскую Россию, овладев ее европейской частью с
неисчерпаемыми сырьевыми и продовольственными ресурсами, Гитлер стал бы
так силен, что мог выкинуть в печку соглашение с Империей и вторично
навалиться на нее с удвоенной энергией.
Да, такой вариант был опасен.
А как насчет второго варианта: тайное соглашение с Гитлером обеспечивает
ему пассивность западного фронта, пока он подготовит и осуществит
нападение на Россию?
Для такого соглашения есть отличный предлог: общественное мнение мира не
одобрило бы открытого предательства Запада в отношении Советского Союза.
Так пусть же Гитлер расправляется с ним, как ему угодно. Империя не будет
ему мешать, хотя формально и объявит себя союзником России. А в разгар
войны Гитлера с Россией передохнувшая, набравшаяся сил Империя нападет на
фюрера сзади...
Покачивая в зубах дымящуюся трубку, сэр Томас посмеивается и постукивает
по столу очками. Прищурив заплывшие глазки, смотрит поверх стола в окно,
где уютно зеленеет стена плюща. Старик и теперь доволен своей идеей.
Доволен собой. Следуя этой блестящей идее, потом и проделали то, что
известно в истории под "вопросом о втором фронте".
* * *
Снова очки на носу, и взгляд опущен на бумаги. Вот "Краткая
собственноручная запись об его тогдашних размышлениях: что делать с
полученным от Хесса сообщением о сроке нападения на Россию, по словам
Хесса, уже назначенном фюрером. Источник информации слишком солиден, чтобы
сомневаться в точности. Открыть это русским - значит отнять от Гитлера
возможность неожиданно обрушить на них всю мощь нацистской военной машины.
Это может так затруднить нацистам войну с Россией, что они совсем увязнут
в ней и никогда не покончат с коммунизмом. А не сообщить открытую Хессом
дату нападения Сталину - значит дать Гитлеру возможность, не
поперхнувшись, проглотить Россию со всеми ее ресурсами и тогда уж
наверняка стать гегемоном Запада.
То и другое невыгодно Империи.
Ошибкой или правильным ходом было то, что сэр Томас не переслал эти данные
в Кремль? А очень ему хотелось, чтобы Россия придралась к такому
неоспоримому поводу и начала войну с Гитлером!
* * *
И вот снова перед ним это сообщение Хесса - информация буквально "из
первых рук": нападение на Россию запланировано на день летнего
солнцестояния - 22 июня 1941 года. Ну что же, в тот раз Хесс не солгал...
* * *
Иногда, устав заниматься мемуарами, сэр Томас смыкал дряблые веки, и тогда
перед ним проходили всегда одни и те же картины: половина жизни ушла на
войну с социалистами. Она велась на острове и за его пределами. Россия!..
Один провал первого похода против нее чего стоит! До сих пор при
воспоминании о нем сэр Томас ощущает неприятный зуд даже в искусственных
зубах. Словно бульдожьи челюсти ляскнули впустую, вместо того чтобы
перекусить железное горло России. Вот это горло, черт его побери: из
железного оно стало стальным. Целый этап истории Империи и его собственной
сэра Томаса, жизни покрыт тенью России. И вот под конец жизни, когда сэр
Томас думал, что отойдет в вечность в венце непобежденного врага
коммунизма, он вынужден с открытым от удивления ртом наблюдать новый
маневр русских. Больше того, он вынужден публично рукоплескать русским
лидерам: мир всему миру! Попробуй-ка выступи теперь против разоружения!
Это уже не просто советские козыри - это джокеры, которых нечем бить.
Пусть и сэр Томас не согласен оставаться на островке "земной шар" лицом к
лицу с соседом по имени "коммунизм". Открыто сказать это? Нет, он не такой
осел. Разоружение? Браво! Мир? Браво, браво! Сосуществование?..
Брависсимо! Господь простит ему эту ложь во спасение. Ложь во спасение -
святая ложь! Да здравствует мир, да здравствует сосуществование!
Боже правый, как слабеют силы! О господи, неужели ты не хочешь, чтобы в
твою священную колесницу впрягся Старый Боевой конь? Господи, in extremis
молю тебя: "Продли дни раба твоего для славы твоей!"
Сэр Томас не замечал, что почти вслух произносит слова. Потом испуганно
огляделся: никто не должен слышать такого призыва! Это признак слабости. А
его слабость - тайна. В ней он не признается никому.
Было время - его глаза умели точно подобрать на холсте краски любимых
видов любимого острова. Теперь сэр Томас боялся браться за кисть, чтобы не
обнаружить перед посторонними не только слабость зрения, а и того, что
дрожащая рука не может нанести верного мазка. Напрасно по утрам слуга
продолжал расставлять в саду мольберт и класть ящик с красками. Кисти
оставались сухими. Только когда в усадьбу по старой памяти заезжал
какой-нибудь газетчик, сэр Томас делал вид, будто собирается писать.
Заслышав приближение автомобиля, набрасывал на плечи потертую куртку из
верблюжьей шерсти и усаживался на скамью под кривым вязом. На этом же вязе
висела и не доделанная лет десять назад скворечница. Из года в год ее
подновляли; на скамье лежали молоток и гвозди; гвозди ржавели от дождей и
туманов - их заменяли новыми: люди должны думать, будто Боевой конь еще
лазит по деревьям и сколачивает свои знаменитые скворечницы. Он хотел
популярности. Не почетной популярности отставного премьера, а прежней
славы Боевого коня. Никто не смел подозревать, что молоток вываливается из
рук, что дрожат колени и, как старая кляча, ослепшая в шахте, он знает
только один маршрут: по дорожке от дома к старому вязу.
Сегодня сэр Томас пришел к любимому дереву не разыгрывать спектакль: он
никого не ждал. Его потянуло сюда, чтобы окунуться в атмосферу
воспоминаний и дружбы с родным Чартоэндом. А где ощутишь ее так полно, как
не под раскидистыми ветвями дуплистого друга? Особенно зная, что недалек
день разлуки с изъеденным временем свидетелем всей жизни. Но напоследок
сэр Томас еще задаст кое-какие загадки современникам. Злые загадки на краю
могилы!
Глава 8
1
Генерал-полковник Ганс Хойхлер, командующий войсками УФРА на
западноевропейском театре, вполне мог считать себя баловнем судьбы. Если,
конечно, под судьбой разуметь сначала суд по денацификации военных
преступников, а потом того страуса, который стоял во главе военного
министерства Федеральной республики.
Впрочем, мелкие тучки пробегали и на небосклоне генерала Хойхлера.
Например, можно ли примириться с тем, что во дворце его штабу не нашли
лучшего помещения, чем бывшие кухни? Пусть кухни королевские, пусть
размерами они превосходят даже экзерциргауз в военном училище в Потсдаме,
где юнкер Хойхлер маршировал и учился ружейным приемам. О наивные времена!
Ружья! Ружейные приемы!.. На плечо! На караул!.. Теперь даже смешно:
"Ядерную бомбу на пле-чо-о!" Хе-хе!.. Впрочем, что ни делается - все к
лучшему. Вверенные Хойхлеру войска УФРА с их стальной сердцевиной -
частями родного бундесвера - имеют теперь нечто такое, о существовании
чего не подозревает противник. Противник?.. Да, разумеется, так! Пусть
пока потенциальный, но противник. Ради того, чтобы на этот раз покончить с
русскими, он, Хойхлер, и торчит здесь, в этих, с позволения сказать,
кухнях. Создать такую военную машину не шутка! Все отдано теперь в его,
Ганса Хойхлера, руки. Что бы там ни воображали господа Тигерстедты, его,
Хойхлера, приказы обязательны для войск западноевропейского командования
УФРА. А он знает, что приказать! Пусть какие-нибудь любители тюльпанов или
макарон или еще какая-нибудь мелкота посмеют ослушаться его приказа! Ого,
он убедит их в том, что бундесвер держит порох сухим! Да, да, даже тогда,
когда этот порох нужен, чтобы стрелять не только по русским.
В общем результаты превзошли самые смелые ожидания побежденных генералов
Третьего рейха. Ради этого стоит и потерпеть пребывание в кухнях. Едва ли
Франциск I воображал, что сооружает этот дворец для "добрых соседей" с
того берега великой реки Нибелунгов. Ганс Хойхлер согласен заседать даже в
уборной Марии-Антуанетты, если это нужно родному бундесверу - опоре
великих преобразований нации. Да здравствует великий дух великих воителей!
Да, да, ради того, чтобы этот дух не выветрился, Хойхлер готов заседать и
в королевском нужнике! Как-никак до гильотинированной супруги
гильотинированного короля в той же уборной посидели такие великие старухи,
как Екатерина Медичи и Мария-Терезия. А после Марии-Антуанетты побывали
Мария-Луиза и Мария-Амелия. Блеск королевских опочивален или кровать мадам
де Ментенон заставляли кровь быстрее течь в жилах Хойхлера. Огромные уши
утрачивали обычную восковую прозрачность. Они начинали светиться, как
розовые раковины, потом пунцовели. Он потирал их волосатым пальцем и
поводил лопатками. Хойхлер сдергивал с носа роговые очки. Он носил их с
тех пор, как получил ученую степень доктора философии. Куда больше, чем
эти дурацкие очки, он любил колодку орденских ленточек, тугие шнуры
аксельбантов и звон серебряных шпор. Чертовски жаль, что носить шпоры
стало не модно. Честолюбию Хойхлера льстило, что, завидев его, стражи
пугливо хмурились. Словно это помогало им не слышать, как рвется
торжественная тишина исторических покоев. Хойхлеру нравилось будить в себе
острое ощущение реванша. Ведь, по существу, реванш уже взят. Но предстоит
взять в пять, в десять, в сто раз больше. Удовлетворение будет не только
моральным, как сейчас.
В целом ход истории удовлетворял Хойхлера. Он, Ганс Хойхлер, представляет
здесь некоронованных королей державы, обозначенной на карте словами
"Промышленная область Рур". Он, генерал-полковник Ганс Хойхлер, пока еще
признает своими начальниками господ вроде Тигерстедта, терпит королевские
кухни. Но близок час! Близок!..
Хойхлера не смущала сложная схема подчинения. Он умел не путать нити.
Тигерстедт - его начальник по оперативной линии, но куда важней отношения
с военным министром Федеральной республики. Еще существенней совсем
неофициальные отношения с главарями "королевства Рур". Отсюда приходили
директивы, касающиеся большой политики. По ту сторону Великой реки были
мозг и кошелек. Почти все, что шло оттуда, совпадало с мыслями самого
Хойхлера. Ну, а что касается сердца - если применить этот лирический
термин к кровяному насосу, работавшему в груди генерал-полковника, - то
оно прислушивалось к еще более секретным приказам тайной организации
генералов (только генералов и равных им чинов вермахта, люфтваффе, флота,
СС и гестапо). Организация называлась "Кольцо верности" - "Тройе Ринг". Ее
девиз - верность великим заветам великой Империи, ее повешенных,
расстрелянных, застрелившихся и отравившихся великих руководителей. В
особом отделении сейфа хранился циркуляр, который Хойхлер в свое время
изучал, как семинарист изучает текст Евангелия: "возвращение потерянных
территорий и подъем национального духа остается первоочередной целью
нашего движения... Эта цель - важнейший результат периода времени,
истекшего после падения Империи. Только пользуясь доверием Запада, можно
завоевать для нас политическую и военную мощь в такой степени, какая
является единственной предпосылкой ликвидации того, что в Версале, а потом
в Потсдаме продиктовано волей победителей... Опираясь на предпосылки,
созданные политикой нынешнего канцлера, мы прежде всего покончим с
парламентаризмом в Европе. Раз и навсегда! В духе наших идей будут
развиваться формы новой государственности, зачатки которой заложены
покойным фюрером. Идея новой Европы будет осуществлена..."
В лесу Фонтенбло Хойхлер не был новичком. С этой страной у него были
давние счеты и давние отношения. Хойхлер не зря считал себя активным
участником политической жизни этой страны. Его активное вмешательство в ее
жизнь началось еще в 1934 году, когда однажды на ежедневном
распорядительном заседании в управлении абвера, происходившем под
председательством адмирала Канариса, заместитель начальника сектора
шпионажа майор Гриммейс спросил адмирала:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг