Он поеживался от влажной прохлады ночи. Не спеша закурил. Его взгляд
безразлично скользил по лицам пассажиров, когда вдруг ему показалось, что
среди них мелькнула знакомая фигура в длинном черном пальто и котелке. Да,
он не ошибался - это был пастор! Венсторп проводил его удивленным взглядом
до трапа, а когда пастор стал спускаться, словно спохватился.
- Эй вы! - крикнул инспектор возившемуся с багажом стюарду. - Вы не видели
моего помощника?
- Нет, господин инспектор.
- Так отыщите его и пришлите сюда.
- Слушаю, господин инспектор.
- Да поживей! - раздраженно крикнул Венсторп и попытался снова найти
взглядом пастора. Но темная фигура того уже исчезла в толпе на набережной.
- Черт побери! - пробормотал Венсторп. - Этого я не предусмотрел. Что,
если эта ворона действительно нужна нам, как думает Майерс?..
Тут его мысль перебил громкий голос диктора, доносившийся из
громкоговорителя на набережной.
Время для радиовещания было настолько необычным, что Венсторп с удивлением
посмотрел на часы: три часа ночи.
Резко падали на притихший от неожиданности порт слова диктора:
- "Командование германских вооруженных сил призывает население страны к
спокойствию. Но от имени германского правительства верховное командование
вооруженными силами рейха предупреждает, что..."
В этом месте Венсторп хлопнул себя по лбу и удовлетворенно рассмеялся.
- Кажется, все в порядке. Этой вороне от нас не уйти!
Но вдруг инспектор вздрогнул.
Запыхавшийся от быстрого бега стюард испуганно шептал:
- О, господин инспектор!.. Это очень, очень ужасно!..
- Что ты бормочешь? Это просто чудесно, а не ужасно.
- О, нет, это ужасно: господин Майерс...
- Празднует победу в буфете?
- О нет! Господин Майерс в каюте пастора... Он лежит очень крепко
связанный, и во рту у него кляп. Очень, очень тугой кляп!..
- Ах, проклятый священник! - воскликнул Венсторп. - Как это он, больной,
мог справиться с таким детиной, как Майерс?
- О, господин инспектор... - Стюард нагнулся вплотную к уху Венсторпа: -
Пастор спит на своей койке...
Даже в полутьме палубы было видно, как побелели толстые щеки Венсторпа.
Глава пятая
Остров Туманов
"Марта Третья"
Житков открыл глаза и прислушался. Неясные звуки доходили до него, как
сквозь сон. За иллюминатором было темно. Прямо напротив Житкова
раскачивалась медная лампа. Совершенно так же вели себя и другие предметы,
развешанные на переборках: длинная подзорная труба, мегафон, массивный
ртутный барометр. Спросонок Житков не сразу понял, что находится в каюте
судна, испытывающего качку. Насколько мог, он повернул голову и обвел
взглядом каюту. Она была просторна и обставлена со старомодным комфортом.
Взгляд Житкова переходил с предмета на предмет, как вдруг ему показалось,
что кто-то другой так же внимательно вместе с ним осматривает каюту. В
первый момент он решил, что просто увидел свое отражение в зеркале. Но
нет...
- Как себя чувствуете? - донесся до него слабый голос.
В койке напротив лежал капитан Витема.
Голова капитана была окутана бинтами, словно чалмой. Тут Житков вспомнил
все: кладбище кораблей, "Марту Вторую", встречу на трапе, свой выстрел в
момент падения, зубы боксера, вонзившиеся ему в плечо.
- Где я?
- На борту моего корабля.
- "Марты"?
- "Марты Третьей".
Житков поежился под пристальным взглядом Витемы. Чем больше глядел он в
торжествующие глаза врага, тем сильнее закипала в нем ненависть. Хотелось
тут же вскочить и броситься на этого человека. Но от одной мысли о таком
усилии зеленые круги пошли перед глазами.
* * *
...Для Житкова началась странная жизнь. Все здесь было непохоже на то, чем
он жил в прошлом. Никогда еще не приходилось ему день за днем, час за
часом испытывать такую непреходящую ненависть. Чем более жгучей она
становилась, тем молчаливей делался Житков. Он не только не разговаривал с
Витемой, а даже не поворачивал головы, когда тот звал его. Навязчивая
мысль овладела Житковым: как величайшую драгоценность должен он сохранить
силы для предстоящей борьбы. В том, что борьба предстоит, и борьба,
вероятно, жестокая, сомнений не было. Казалось, что вопрос о его свободе
зависит от того, кто раньше - он или Витема - поднимется на ноги, выйдет
из этой каюты.
Из происходивших при нем разговоров Витемы с офицерами "Марты" Житков
узнал, что судно немецкое. По-видимому, маскировка чужим флагом позволяла
Витеме выполнять специальные задания германского командования. Житков
понял, что "Марта" держит курс на какой-то остров - секретную базу
германских рейдеров - и везет оружие, боеприпасы, продовольствие.
Только теперь с полной ясностью обрисовался перед Житковым образ Витемы -
матерого агента германской морской разведки, командира кораблей-рейдеров в
прошлой войне, фашиста и врага Советского Союза. Окружающие капитана люди
были либо такими же, как он, фашистами, либо рабами, продавшимися ему.
Особую категорию составляли боцман Юстус Мейнеш и еще несколько старых
моряков. У Житкова создалось впечатление, что эти люди видят в Витеме едва
ли не существо высшего порядка и готовы выполнить любой его приказ.
Буквально любой - каким бы он ни был. К числу таких слепых рабов Витемы
принадлежал и юнга "Марты" - Тэдди Глан, тот самый белокурый парень,
который заманил Житкова на кладбище старых кораблей. Этот паренек то и
дело появлялся в каюте, выполняя сотню мелких поручений. Он же приносил
пищу и чуть ли не с ложечки кормил Витему, влюбленными глазами ловя
малейшее движение капитана. Между ними даже установилось что-то вроде
безмолвного кода: Тэдди понимал движение бровей, каждый жест своего
повелителя.
Житкову было ясно: по первому приказанию Витемы все эти люди спокойно
выбросят его, Житкова, за борт, как мешок с мусором. Но, размышляя о
бегстве, он забывал о них и думал, что прежде всего нужно уйти из-под
пристального взгляда холодных серых глаз самого Витемы. А там... Он не
имел ясного представления, что значит это "а там...", но был уверен, что
его уже никто не удержит. Вся воля, все внутренние силы Житкова были
теперь сосредоточены на том, чтобы копить силы, всемерно беречь их, не
расходуя даже на самые простые движения, если они не неизбежны.
Так и лежал он - почти неподвижный, немой. И ему начинало казаться, что
эта система дает свои результаты. Он мог уже без напряжения двигать
руками, изредка даже сам переворачивался с боку на бок. Но потом у него
мелькнула мысль, что нужно как можно тщательнее скрывать от Витемы эти
первые признаки выздоровления.
Тянулись томительные дни плавания.
Море трепало баркентину. Ее валяло с борта на борт, как порожний бочонок.
Житков слышал, как журчит вода, стекая в шпигаты, как шлепают по мокрой
палубе босые ноги матросов. Слышал крики боцманов, свистки офицеров.
Временами все это заглушалось грохотом обрушившейся на палубу волны,
свистом ветра в снастях, во всех щелях и закоулках судна. По броскам
"Марты" Житков чувствовал, как тяжела ей борьба. Сам он, лежа в койке, то
почти становился на ноги, то вдруг ноги его оказывались выше головы.
Сквозь стеклянный кап в подволоке при каждом ударе волны проникали брызги.
Они покрывали скользким блестящим налетом соли все, что было в каюте.
Уголь с треском высыпался из камелька каждый раз, когда Тэдди пытался его
разжечь. Помещение наполнялось удушливым смрадом и хлопьями копоти. Чтобы
от них избавиться. Тэдди поспешно распахивал кап, и в каюту тотчас
устремлялась вода...
Не лучше в эти дни было и с едой. Тэдди приходилось проявлять настоящие
чудеса изобретательности, чтобы принести больным по чашке кофе. Не просто
было и пить горячее. Витема велел приносить ему холодную пищу, но Житков
упрямо ел горячее, помня, что это полезней, и потому не замечал ни
обожженных губ и пальцев, ни облитой супом рубашки. Ничто не могло сломить
его воли к скорейшему выздоровлению.
Но вот Житкову стало казаться, что капитан разгадал его замысел. Стоило
остановить на Витеме ревнивый взгляд, оценивающий состояние соперника, как
тот немедля открывал глаза. При каждом движении, при малейшем повороте
головы Житков чувствовал на себе испытующий взгляд капитана. Бывало,
целыми часами лежали они, молчаливые, сосредоточенные, и глядели друг на
друга. Беспокойство сменялось в их глазах ненавистью, которой никто уже и
не пытался скрывать.
Как-то раз Витема сказал:
- Всякий другой на моем месте держал бы вас в отдельной каюте. Под строгим
караулом. Может быть, вас перестали бы даже кормить, чтобы лишить сил. Но
я... я найду другие средства удержать вас около себя. Рано или поздно, но
вы смиритесь с мыслью, что не уйдете отсюда.
Прыжок в туман
Однажды Витема приказал Тэдди подать ему пистолет и сделал вид, будто
проверяет обойму. От внимания Житкова не ускользнуло, что пальцы Витемы
были еще слишком слабы, чтобы передернуть затвор. Однако он не хотел
показать свою слабость и так и сунул пистолет под подушку без патронов в
стволе.
Прошло два-три дня - таких же молчаливых, настороженных. Море успокоилось.
"Марта" с ровным покачиванием шла к цели. Ночью Житкову почудилось, будто
кто-то движется по каюте. Он осторожно приоткрыл глаза: придерживаясь за
переборки, за спинки кресел, Витема брел по каюте. Для Житкова было
неожиданностью, что капитан уже способен передвигаться. Так может быть, и
сам он?.. О, как хотелось попробовать! Но он не посмел и шевельнуться.
Было ясно: еще несколько дней - и Витема твердо встанет на ноги. Значит, и
Житкову надо спешить. А прежде всего следует подумать, что же делать
дальше, если даже удастся вырваться из каюты? Куда уйти с палубы "Марты" в
открытом море? Искать среди экипажа союзника, который помог бы ему бежать,
было безнадежно.
Как часто бывает, обстоятельства сами решили дальнейшее. Из разговора
Витемы со старшим офицером Житков понял: до цели плавания - таинственного
острова - осталась ночь пути. К рассвету старший офицер рассчитывал
увидеть берег.
Наступила ночь. Последняя ночь перед новой неизвестностью - островом.
Мерно покачивалась медная лампа. Монотонно плескалась вода за бортом. В
этот вечер Витема, видимо, решил, что нет больше надобности играть в
прятки с пленником. Когда ушел Тэдди, принесший ему ночное питье, Витема
встал с койки. Держась за переборку, подошел к двери, запер ее и сунул
ключ в карман пижамы.
Впервые после долгого перерыва он обратился к Житкову:
- Приятно сознавать, что я довез вас почти невредимым. Скоро встанете на
ноги. Тогда... О, вы даже не представляете себе, сколько пользы вы сможете
принести, если будете хорошо себя вести! Пропорционально этой пользе будут
увеличиваться и блага для вас самого. Но клянусь вам... - Он на мгновение
задумался. - Всех святых, какие есть в календаре, не хватит, чтобы спасти
вашу душу, если... - он сдвинул брови, - если вы станете вести себя дурно.
Впрочем, "душа" - не то слово. Я имел в виду другое: вашу способность
чувствовать, мыслить, ощущать страдания нравственные и, - будем
откровенны, - физические. Хотя мне очень не хотелось бы видеть вас
страдающим. Но вы меня не слушаете? Упрямы? Иногда это хорошо. Но не
советую упрямиться, - когда имеете дело со мной.
Житков не шевелился. Даже не открыл глаз, не повернул головы в сторону
Витемы.
Капитан плотно задернул штору на иллюминаторе и прикрутил фитиль лампы.
Житков долго лежал неподвижно, прислушиваясь к дыханию Витемы. Когда ему
показалось, наконец, что капитан заснул, он решил оглядеться, проверить,
не притворяется ли враг.
Над головой неторопливым звоном рассыпались восемь склянок. Полночь!
Приближался рассвет.
Нужно было действовать. Прежде всего - овладеть ключом, лежащим в кармане
капитанской пижамы.
Какой-то мерный шум, доносившийся с палубы, мешал Житкову сосредоточиться.
Не сразу понял он, что это шумит дождь. Дождь усилился. Все кругом
наполнилось шорохом падающей с неба воды.
Житков осторожно снял с себя пояс пижамы. Шнур был толст и крепок. Им
можно связать руки Витеме. Ноги - полотенцем. Так же осторожно Житков
приготовил подушку: ухватил ее поудобней за угол, чтобы набросить на лицо
противника в первый же момент борьбы.
Еще раз мысленно проверил все. Быстрым движением осторожно вылез из-под
одеяла и, собрав силы, бросился на Витему. И тут в ушах его громче
пронзительного звона склянок прозвучал тихий смех: капитан не спал. Дуло
пистолета было направлено прямо в грудь Житкова. Но воспоминание, как
молния, озарило мозг Житкова: в стволе нет патрона!.. Житков всем телом
навалился на врага...
Тени мелькали по белым переборкам каюты. Не будь мебель привинчена к
палубе, грохот падающих кресел и рундуков поднял бы на ноги весь корабль.
Житкову удалось перехватить руку Витемы в тот момент, когда она уже почти
касалась звонка. Последним усилием капитан попытался разбить лампу,
надеясь, что темнота помешает Житкову...
Витема лежал на палубе каюты связанный, с кляпом во рту. Но и победитель
не мог сделать ни одного движения. Он бессильно лежал рядом с побежденным.
Прошло несколько минут, прежде чем Житков снова обрел способность
двигаться. Первым долгом он запустил руку в карман капитана: ключа там не
было - видно, выпал во время борьбы. Когда Житков нашел его на палубе,
стрелки хронометра показывали час. Времени до рассвета оставалось немного.
Нужно было найти бумаги Витемы. Вернее, свои и Найденова проекты,
украденные Витемой. Житков перерыл ящики стола, шкаф, рундуки под койками
- никаких следов!
Глаза капитана следили за каждым движением Житкова. По искрящемуся в них
злобному торжеству Житков понял, что поиски его напрасны. Как ни досадно
было уходить без документов, но время требовало своего. Житков поспешно
надел костюм Витемы, взял его пистолет, с чувством несказанного
удовлетворения и уверенности в своей силе передернул на глазах у своего
врага затвор. Патрон был в стволе. Последнее, что Житков прихватил, был
патентованный спасательный пояс Витемы. Житков надел его на себя.
Монотонный шум на верхней палубе напомнил о дожде. Житков снял с вешалки
дождевик капитана, вышел в коридор и запер за собой дверь.
Сделав несколько шагов, он замер в оцепенении: в коридоре было уже светло,
как бывает тусклым, пасмурным днем. Быстро пробежав пространство,
отделявшее его от трапа, Житков взбежал по его ступенькам. В глаза ему
ударило мягкое сияние полярного дня.
Это рушило все расчеты. Значит, не удастся найти себе убежище в темном
закоулке палубы, не удастся под покровом темноты скользнуть за борт,
вплавь добраться до земли.
Он долго лежал под продольным мостиком, приглядываясь к тому, что делается
на палубе. Монотонно шумел дождь, ударяясь о поверхность набухших парусов.
Парусина стала темной и твердой. Под ударами дождя она гремела, как
железная кровля. Под защитой этого шума можно было двигаться, не опасаясь
того, что шум шагов привлечет внимание вахтенного помощника,
прохаживающегося по кормовому мостику.
Над горизонтом повис бледный диск солнца. Надежда на незаметное
исчезновение с "Марты" таяла вместе с сумерками утра. На расстоянии
каких-нибудь пяти миль были видны выплывающие из темной завесы дождя
очертания скал. Спасительный берег казался совсем близким. И вдруг остров
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг