Вадим Шефнер.
РАЙ НА ВЗРЫВЧАТКЕ
Сказки для умных
1. Предисловие
Перед началом своего повествования предупреждаю, что вы имеете дело с
человеком не только некурящим, но и непьющим. Вы меня, уважаемые читатели,
не уговорите и рюмочки выпить. И не подступайтесь - отошью вас куда
подальше. К сему добавлю, что здоровье у меня, невзирая на возраст,
хорошее. До сих пор аппетит имею пылкий и всеобъемлющий, как говорят в
народе: "Люблю повеселиться, особенно - пожрать", На учете в
психодиспансере не состою, видений и привидений не наблюдаю, в карты играю
честно, в фантазерстве не уличен. Склерозом не страдаю, память имею
отличную. Жена однажды мне сказала: "К твоей бы памяти, Шурик, еще бы
кое-что приплюсовать - ты бы в гении прямым ходом вышел. Жаль мне, что
память у тебя долгая, а ум короткий". Ну, это уж она перегнула. Ум у меня
не хуже, чем у вас, уважаемые читатели.
Таков мой краткий морально-психический словесный портрет. Дарю его вам на
память, чтобы вы знали, что имеете дело с нормальным человеком, пусть безо
всяких поднебесных взлетов, но зато и без всяких вывихов.
Впрочем, для полной очистки совести, скажу: один махонький вывих у меня
все-таки есть. Дело в том, что ни на ногах, ни на витринах видеть не могу
обуви с высокими острыми каблуками. Передергивает меня всего, дрожь берет.
В первое же утро после свадьбы, пока Татьяна еще спала, я лучковой пилой
каблуки на ее туфлях укоротил. Крику потом было, слез... Но со временем
жена подчинилась моим законным требованиям. С дочерью - сложней. Она с
мужем через два дома от нас живет и иногда имеет нахальство приходить в
дом к родителям на остроконечных каблуках. Тут начинается у нас перепалка.
Недавно она заявила, что у меня "симптом синдрома самодурственной
острокаблучной идиосинкразии". И язык повернулся отцу сказать такое! Я
вам, други-читатели, всенародно объявляю: никакого симптома тут нет. Для
особого отношения к высоким каблукам у меня имеется конкретная причина. А
какая именно - вы позже узнаете. Узнаете - и содрогнетесь...
2. Сила таланта
В предыдущей главе я вскользь упомянул о картах, однако умолчал о том, что
у меня к ним талант. Теперь придется, подавив свою скромность, поговорить
о себе подробнее. Однако я по горькому опыту знаю, что очень многие дамы
не любят игроков, карты каким-то злом считают. Чтоб не утерять той
заслуженной симпатии, которой, безусловно, читательницы уже ко мне
прониклись, я постараюсь поменьше игровых терминов употреблять, поменьше о
всяких картежных тонкостях толковать. Простите мне это, читатели-мужчины!
Вы-то, я знаю, картишки любите.
Я родился и рос в приморском городке; в нем и поныне живу, вернувшись из
Рая. Отец мой работал завхозом в местной здравнице, мать хозяйничала дома.
Вечерами к отцу приходили сослуживцы-преферансисты. Играли на веранде, а
я, забыв пустые детские забавы, следил за действиями игроков, вслушивался
в специфические их разговоры, осваивал терминологию и постигал смысл игры.
Однажды один из сослуживцев не явился, и меня, шутки ради, пригласили за
стол. И что же - я сразу выявил себя как полноценный партнер! Взрослые
были в восторге, они справедливо сравнивали меня с чемпионом мира
Капабланкой, шахматная гениальность которого тоже проявилась в очень
раннем возрасте. Родители стали гордиться мной, В то лето я часто играл с
гостями, и отец всем говорил, что я - картежный вундеркинд. Ведь еще
ребенок, только что во второй класс с трудом перешел, а уже такие успехи!
Потом однажды иду по курортному парку мимо беседки, а там отдыхающие
картами развлекаются. Я - туда. Один добрый мужчина объяснил мне, как в
"очко" надо играть, дал двугривенный и, когда новый кон начался, ввел в
игру. Я сразу освоился и трешку выиграл. Я туда неделю ходил, там и "три
листика" освоил. Взрослые дивились! Но некоторые пыжились, обижались, что
их такой маломерок обыгрывает. На те честно заработанные деньги я покупал
пирожные, шоколадные конфеты "Озирис" и все это съедал безотлагательно.
Только не подумайте, что меня дома впроголодь держали. Вот уж нет! Но во
мне уже в те годы вскипали повышенные гастрономические потребности.
Когда закончились каникулы, я организовал негласный клуб "Пиковый туз". Мы
собирались на кладбище и там в "двадцать одно" играли - на те деньги, что
родители для завтраков давали. Благодаря своим способностям я теперь мог
добавочные порции прикупать в школьном буфете. Но нашлись злопыхатели,
дело до директора дошло, и пошло-поехало... Он мать мою вызвал, еле
выплакала она, чтоб сына не исключили. А отец меня выпорол - это
вундеркинда-то!
После этого стал я тайком ходить в детдом для дефективных, на самую
окраину городка. Там в подвале игра на пуговицы шла. И вот там-то на меня
однажды невезуха накатила. Партнеры с меня все пуговки срезали, даже с
брюк. И ремень для ровного счета отобрали. С трудом до дома дошел. О том,
что меня ждало в семейном кругу, умолчу, чтобы вы, друзья-читатели, лишний
раз за меня не переживали. В утешенье вам сообщу, что потом я отыгрался: с
карманами, полными пуговиц, домой явился. Надо учесть, что даже у самого
умного игрока бывают периоды неудач. А вообще-то мне везло. Но выигрывал я
главным образом потому, что не признавал бесшабашного риска, не пер на
рожон. Я всегда по ступенькам шагал, действовал, так сказать, п о с т у
п е н н о. В том моя мудрая сила была.
Вскоре после окончания школы я был призван на действительную, причем в
армии на карты наложил полное вето, так что с этой стороны нареканий на
меня не было. А вернувшись в свой городок, я трудоустроился на
пассажирскую пристань уборщиком. Должность не самая престижная, но меня-то
прельщало, что общенье с людьми будет обеспечено.
К сожалению, во все инстанции начали поступать необоснованные жалобы.
Якобы пристань утопает в мусоре, якобы швабры в руках моих никто еще не
видал, - только карты, якобы я вообще превратил пристань в игорный бедлам.
Вы, безусловно, уже догадались, что это мутные ручьи клеветы струились
из-под авторучек завистников, ущемленных моими честными выигрышами. Но
начальство, внемля клеветническим наветам, сперва вкатило мне выговор,
потом выговор в квадрате. Выговора в кубе дожидаться я не стал, сам ушел
из того гадючника и поступил в рыболовную артель. Увы, и там нашлись
варнаки, начали шить мне дело, будто я "разлагаю картежом рыбаков, в связи
с чем резко снизились уловы". Но я быстро на новое место устроился. Я ведь
не лодырь какой-то!
Читатели вправе прервать меня и спросить: почему это я все о своих
трудовых буднях толкую, а об интимных делах помалкиваю? Да потому, -
отвечу я, - что о всяких сердечных переживаниях любят толковать те, кому
не везет на этом поприще. А у меня на этом участке судьбы все шло как по
маслу. Я был тогда симпатичный, правда, уже с некоторым уклоном к полноте,
но и это шло мне. Ну и разговоры умел вести на отвлеченные культурные
темы. Так что у противоположного пола имел заслуженный успех. Вскоре мать
мне и невесту подыскала - натуральную брюнетку, законную дочь фельдшера.
Она стала ко мне заглядывать, я стал к ней захаживать, возникли отношения,
дело катилось к свадьбе. Но родителям невесты мой аппетит не нравился, они
меня так окрестили: ухажер-многожор. К тому же я, на свою беду, ввел эту
Анюту в картежную компанию, освоила она игры, азарт стала проявлять. Потом
проигралась сильно. Проиграла не мне, а вину на меня опрокинула. Произошел
скандальный конфликт, женитьба отпала.
Все эти недоразумения сильно угнетали моих родителей. Причем они, по своей
наивности, верили не мне, а тем склочникам, которые чернили меня. И вот
отец созвал аварийный семейный совет. Первой взяла слово мать. Она
заявила, что мне надо ехать в областной центр и держать экзамены в вуз. Но
у бати, оказывается, имелось свое заранее продуманное решение. Он сказал,
что науки подождут, а первым делом мне надо "излечиться от своего порока".
Мне нужна дисциплина! И не простая, не сухопутная, а морская. На море мне
не дадут потачки, там я все время буду под надзором начальства. И далее он
сообщил, что спишется со своим троюродным братом Вячеславом, который, как
известно, проживает в Ленинграде и служит в торговом порту; он хочет
слезно просить братца временно прописать меня, а затем пристроить на
какое-нибудь судно. Причем кем угодно, хоть гальюнщиком. Главное -
оторвать меня от грешной суши.
Я против этой отцовской идеи не возражал. Во мне вспыхнула мечта о дальних
странах, о фруктах и кушаньях, которые там можно попробовать. Мне стали
сниться всякие мыслимые и немыслимые блюда: бананы натуральные, ананасы
свежепросоленные, утки по-руански, куры по-перуански, солянки
по-африкански, щи по-аргентински, шашлыки по-шанхайски...
Вскоре из Питера пришел благосклонный ответ.
За день до отъезда я направился к знаменитой тете Бане, местной
проницательнице будущего. Официально ее звали Таней, но детишки, а за ними
и взрослые, перестроили ее имя, поскольку, невзирая на серьезный возраст,
у нее всегда было такое бодрое румяное лицо, будто она только что из бани.
Работала она нянечкой в детской больнице, а по вечерам принимала на дому
взрослых, которым не терпелось заглянуть в свое будущее.
Тетя Баня первым делом проверила линии на моей левой ладони, затем дала
мне таз с водой и велела держать его обеими руками, причем так, чтобы
кончики пальцев были погружены в воду. Потом наклонилась над тазом и
глядела на воду минут пять. После этого села за стол и вывела на
медицинском бланке нижеследующее:
благодаря картам проклятым ждет тебя казенный дом с полом покатым он
станет тому причиной что случится твоя кончина однако та кончина не
полевая не пулевая а нулевая а в дальнейшем пока ты живой ждет тебя сундук
с человечьей головой и бегство что есть мочи когда среди ночи бубновая
ангелица в даму превратится.
Прочтя этот диагноз, я заявил, что против казенного дома решительно
возражаю. Ведь я играю по всем правилам искусства, без всякого шулерства!
В ответ проницательница заверила меня, что под каздомом здесь
подразумевается отнюдь не тюрьма. Но больше никаких уточнений не дала.
3. На Малом проспекте
И вот прибыл я в Ленинград. Только не ждите здесь подробного описания
этого знаменитого города. Он и без меня уже достаточно отражен в
искусствах. А я и пробыл в нем не очень долго, и к тому же, в силу большой
занятости, не успел ознакомиться с ним полностью.
Метро тогда еще не было, так что поехал я к дяде на трамвае - четверке.
Нужный мне дом на Васильевском острове, в конце Малого проспекта, нашел
без труда. Дядя Вяча и тетя Люда жили на третьем этаже в двухкомнатной
квартирке. Кроме того, к кухне примыкала кладовка. Ее и отвели мне для
проживанья. Там стояли раскладушка и табуретка. Нормального окна не было,
его заменяло малюсенькое окошечко под самым потолком, причем с какой-то
решеткой.
- Уютно, но темновато, - признался я своим благодетелям. - И решетка не
веселит.
- Эта решетка - еще не та решетка, - утешила меня тетя Люда. - А вот если
карты не бросишь, они тебя и до тюремной решетки доведут.
- Да, это дело ты забудь! - присоединился дядя. - Если тебя хоть раз в
милицию заметут через картеж и если до пароходства дойдет слух об этом -
не видать тебе морей-океанов!
Из этих реплик я понял, что папаша мой в своем письме сильно сгустил
краски насчет меня. Тем не менее дядя обещал мне устроить временную
прописку и порекомендовал устроиться на временную работу, поскольку судно,
на которое он надеется устроить меня, еще ремонтируется. Затем он взял с
меня клятву, что в Питере я буду соблюдать карточный нейтралитет: ни
одного рубля не проиграю никому и ни одного рубля не выиграю ни у кого.
Эту клятву я честно сдержал.
Вскоре я устроился подсобником на винно-водочный склад, он находился
недалеко от дядиного жилья. Платили там совсем неплохо, а, поскольку я
непьющий, работа эта опасности для меня не представляла. Начальство
довольно мной было: когда увольнялся - характеристику хорошую дали. И
вообще я там на высшем счету числился. Тамошний самодеятельный поэт Коля
Складный (это его псевдоним был) даже стихи мне посвятил. Как сейчас помню:
Его полезные деянья
Я воспеваю, как Гомер,
И говорю, сдержав рыданья,
Что буду брать с него пример!
Дядя был доволен моим скромным, бескартежным и безалкогольным поведением.
Он вообще хорошо ко мне относился. Зато тетя Люда оказалась дамой
повышенной стервозности. Язык у нее не хуже дисковой пилы крутился, пилил
всех без устали. Родом она была с Оккервиля. Это у них в Питере речка
такая, на окраине где-то; ее и ленинградцы-то не все знают. На берегу той
речки тетя провела детство и очень этим гордилась. "Я не какая-нибудь
василеостровка, я с реки Оккервиль!" - горделиво твердила она всем и
каждому. В доме, в жакте ее за глаза именовали так: Оккервильская собака.
Из-за Оккервильской этой собаки неуютно мне было в дядюшкином жилье.
Однажды я заикнулся ей, что, мол, познакомился с одной, так нельзя ли мне
пригласить ее в кладовку, хочется интимно провести время после трудового
дня. Оккервильская - на дыбы:
- Ты что, приехал сюда развраты разводить?! Ты кто, мастер высшего
кобеляжа?! Если хоть одна посторонняя женская нога ступит на мой порог -
прогоню тебя!
Одним словом, невесело началась моя житуха в этом монастыре. Но вскоре
жить стало веселей. Это благодаря тому, что состоялось мое знакомство с
Кузей Отпетым. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Перегорели
однажды пробки в нашей квартире. Я, чтобы услужить дяде и тете, немедленно
взялся за дело, жучка вставил. Но тут почему-то вспышка произошла, свет
опять погас, горелым запахло. Тогда дядя и говорит:
- Придется Кузю Отпетого позвать. В прошлый раз он все нам моментально
наладил... Сходи-ка, мой отдаленный племянник (так дядя меня прозвал), за
Кузей. - И он объяснил, где найти этого Кузю.
Кузя жил в дворовом флигеле, в квартире © 28. Я трижды нажал кнопку звонка
у двери, и вот предстал предо мной молодой человек, года на четыре старше
меня, высокого роста, средней упитанности. Это и был Кузя. Я толково
объяснил ему, что в такой-то квартире по неизвестной причине произошла
небольшая электроавария.
- Ладно, сейчас приду, - произнес мой новый знакомый. - Только инструмент
кой-какой прихвачу... Да вы заходите, чего на площадке стоять.
По длинному, но чистому коммунальному коридору Кузя провел меня в свою
комнату. По сравнению с моей кладовкой она казалась большой и уютной.
Имелись: широкий низкий диван, стол, два стула, шкаф и даже этажерка с
книгами. Пока Кузя рылся в каком-то баульчике, выискивая там что-то, я
стал листать лежащий на столе массивный альбом "Путешествие по Италии". То
было роскошное буржуазно-дореволюционное издание: толстая глянцевитая
бумага, золотой обрез, кожаный переплет, уголки отделаны бронзой, В
альбоме, в алфавитном порядке, чередовались снимки больших и малых
итальянских городов. Весила эта "Италия" кило три, не меньше, и сыграла
важную роль в последующих событиях. Но о них - позже. А пока скажу, что
это художественное издание Кузя Отпетый неоднократно использовал при
заключительной фазе ухаживаний.
"Дорогая, совершим путешествие в Италию", - нежно предлагал он своей
добровольной жертве, после чего они садились рядком на диван. Кузя,
положив альбом на колени ей и себе, начинал нетерпеливо листать страницы и
пояснять культурное значение того или иного города, сопровождая пояснения
объятиями, поцелуями и клятвами верности. Эта география действовала на
Кузиных знакомок безотказно. Через какой-то отрезок времени альбом
соскальзывал на пол, и на диване происходило то, чего не могло не
произойти. А в Кузином донжуанском блокноте появлялась очередная
шифрованная сводка: "Муся сдалась в Болонье". Или: "Побывал в Милане с
Мариной". Или: "Клава продержалась до Рима".
Но вернусь ко дню нашего знакомства с Кузей. Когда мы с ним уже были
готовы покинуть комнату, взор мой упал на колоду карт. Она сиротливо
лежала на верхней полке этажерки и была крест-накрест перевязана черной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг