Чкаловского и Пудожской и подошел к нему. Я сразу заявил, что мне
понравилось его стихотворение "Петербургский модерн" (я его в журнале
недавно прочел), и стал объяснять, чем именно понравилось. Шефнер слушал в
оба уха и одобрительно глядел на меня правым глазом (левым он не видел).
Потом спросил, как меня звать. Услышав мое имя, сказал, что читал кое-что
мое, и даже процитировал четыре строчки.
- Значит, вам нравятся мои стихи?! - наивно выпалил я.
- У меня просто память хорошая,- буркнул он.- У вас встречаются очень даже
неплохие строки, но очень уж неровно вы пишете, баналыцина какая-то так и
прет из вас... А почему ничего вашего давно в печати нет?
- Вадим Сергеевич, вот об этом я и хочу потолковать с вами с глазу на
глаз, в домашней обстановке. Нельзя ли мне забрести к вам?
Он сразу скис, заюлил, начал целую баррикаду громоздить из отговорок. Это
тот человек был!
- Вадим Сергеевич! - с чувством заявил я.- Тут не только в стихах дело,
тут вообще очень важный для меня разговор, и для вас интересный. Я вам о
себе такое выплесну, что вы без пол-литра закачаетесь!
Тогда он нехотя выдавил из себя:
- Ладно. Приходите завтра в час дня.
Я спросил у него точный адрес - и мы расстались. На другой день в
тринадцать ноль-ноль я чин-чинарем явился к Шефнеру. По пути забежал в
одну торговую точечку, хватил два стакана вермута по два двадцать бутылка
- для самоутверждения. Жил Шефнер в обыкновенном жэковском доме. Дверь в
квартиру открыла мне очень миловидная и симпатичная женщина: то была
Екатерина Павловна, жена Шефнера.
- Вадим, это к тебе! - крикнула она в коридор.
Шефнер вышел, пригласил меня в свой кабинет. Там стоял письменный стол -
почему-то совсем голый, ничего на нем не стояло и не лежало. Еще я
запомнил невзрачный секретер, диван, три кресла, столик с пишущей
машинкой. Вообще - обстановка не ахти какая. Правда, много было стеллажей
с книгами.
На одной стене, в просветах между стеллажами, висели изображения
парусников и военных кораблей, на другой - вперемежку - портреты
Достоевского, Пушкина, Гоголя, Блока, Тютчева, Заболоцкого, Булгакова,
большая фотография Зощенко и портрет какого-то полного мужчины в старинном
завитом парике. Я спросил у хозяина, кто это такой.
- Джонатан Свифт,- ответил Шефнер.- Разве вы его не читали?!
Я честно ответил, что в детстве прочел "Гулливера", но в той книжке
портрета автора не имелось. Тут Шефнер сказал, что я обязательно должен
прочесть Свифта в полном академическом издании, потом перескочил на
Герберта Уэллса, потом вдруг заговорил об Одоевском - это, мол, не вполне
оцененный писатель. Затем завел похвальную речь о Рэе Брэдбери, Станиславе
Леме, о братьях Стругацких... Потом понес какую-то муть насчет того, что в
фантастике должны действовать самые обыкновенные люди и что всякая хорошая
фантастика в какой-то мере всегда автобиографична. Мне до всего до этого
было как до лампочки.
- Вадим Сергеевич,- вежливо прервал я его.- Мне, ей-богу, не до
фантастики. У меня на поэтическом фронте прорыв, да и все будущее - под
вопросом. Я вам сейчас о самом себе факты выложу.
- Ну, выкладывайте,- как-то нехотя согласился он.
Я начал рассказывать все без утайки, начиная с детства. Рассказал о матери
и об отце, тете Лире, дяде .Филе, Валентине. О том, как мы стали
миллионерами и что из этого вышло. Шефнер слушал внимательно, порой
вставлял наводящие вопросы. Я понял: он мне поверил; ясное дело, в
уразумении моей особой ситуации ему помогли его полубредовые повести и
рассказы. Я говорил долго, Екатерина Павловна нам дважды чай приносила за
это время.
- Сложная история,- подытожил Шефнер.- В отношении поэзии вашей ничего вам
посоветовать не могу. Но уверен, что в том оползне событий, который вы
вызвали, лично вы ничуть не виноваты. Вы - пылинка, подхваченная бурей
случайностей.
- Ну а вот экстракт этот вы, Вадим Сергеевич, выпили бы? Только
по-честному отвечайте!
- В молодости, пожалуй, выпил бы сдуру,- признался он. Потом добавил: - А
в нынешнем моем пожилом возрасте, хоть и жить осталось с гулькин нос, не
стал бы пить. Потому что перебор в игре - это не выигрыш.
- Это вы, Вадим Сергеевич, так, для красного словца. Легко отказываться от
того, чего вам не предлагают... Меня во всей этой катавасии больше всего
угнетает не то, что я стал полубессмертным, а то, как я им стал. Ведь я
брата родного угробил, с того все и началось.
- Кто знает, может быть, вы еще и встретите своего брата.
"Ну и трепло! - мелькнула у меня мыслишка.- Я с ним по-серьезному, а он
вола вертит". Но вслух я возразил ему так:
- Вы что, в Бога, что ли, верите, Вадим Сергеевич?! В рай небесный верите?!
- Я верю во множественность миров,- строго ответил Шефнер.- Я вам сейчас
одну цитату выдам. Из труда одного неглупого человека.- Он подошел к
стеллажу, взял оттуда книгу (автора и название я запамятовал) и прочел из
нее нижеследующее:
"Признав пространственную бесконечность Вселенной, мы должны признать и
бесконечную множественность миров. Если думать дальше, то среди этого
бесконечного количества солнц и планет разбросано бесконечное же
количество миров, в чем-то или во всем подобных нашей Земле. Среди этих
геоподобий, несомненно, имеются и миры с зеркальной вариантностью".
Я вдумался в эти слова, оценил их суть,- и тут у нас с Шефнером беседа
пошла уже на полном серьезе, без всякой там фантастики.
- Выходит, что где-то есть такая планета, где все как на нашей - только
наоборот? - высказался я.- И значит...
- И значит, там не Павел убил Петра, а Петр Павла. Там вы можете найти
своего брата. С ним там произошло все то, что с вами произошло здесь. И
вот вы пожмете друг другу руки и отпустите друг другу невольные грехи
ваши... Всего вернее, что встреча ваша произойдет не на той "зеркальной"
земле, где живет Петр, а на какой-то промежуточной планете, которая
находится точно посредине между нашей Землей и землей вашего брата. Но
возможны и варианты...
- А ведь это здорово! - всколыхнулся я.- Извините, Вадим Сергеевич, я
сначала подумал, что вы треплетесь, баланду разводите, а вы, можно
сказать, луч надежды мне зажгли.
- Это очень слабый луч, учтите,- предупредил Шефнер.- Может быть, вы
погибнете...
- Все равно - лучик-то светит! Вы мне цель жизни подбросили!.. Лет через
сто-полтораста люди наверняка к дальним планетам полетят, а мне дожить до
того времени - плевое дело. Доживу - и стану мотаться по разным дальним
мирам - глядишь, где-нибудь и состыкуюсь с братом родным. И в день этой
встречи вернется ко мне творческая поэтическая сила!
- Ну что ж, надейтесь. Надежды - сны бодрствующих, как сказал один
мудрец... Вот только плохо, что от вас каким-то мутным пойлом попахивает.
Не пейте вы бормотухи всякой, а то, невзирая на миллионерство, быстро
загнетесь.
- Я теперь себе сухой закон объявлю! - воскликнул я.
- Ну, это уж перехлест. Все равно закон этот вы нарушите, и на душе будет
тяжко, и выпить опять захочется.
Кот поклялся не пить молока,
С белым змием бороться решил,
Но задача была нелегка -
И опять он, опять согрешил.
...Я это по своему опыту знаю: когда-то за воротник сильно закладывал, в
алкаши катился. Потом одумался... Но закаиваться не надо: жизнь - поездка
дальняя, и на больших станциях иногда не грех осушить бокал. Однако пить
на каждом полустанке - просто глупо.
- Спасибо за совет и беседу, Вадим Сергеевич. Если хотите - можете всю эту
мою историю в свою прозу вставить. Я вам полную свободу действий даю.
Разве что имена замените, а так катайте все как есть.
- Спасибо, может, и приму этот подарок.
Через несколько лет он прислал мне книжку прозы своей сказочной - с
автографом даже. Адрес через справочный стол разузнал! Но книга пришла за
день до моего отъезда в Гагры, мне путевку дали в санаторий общего типа,-
так что за чтение приняться я не успел. Потом в Гаграх получаю письмо от
Клавиры, и она там наряду с прочими вестями сообщает, что начала было
читать книгу - и бросила. Наворочено там всякого, и не понять, что к чему
и кто кому должен. Мол, через такую, с позволения сказать, фантастику в
дурдом загреметь можно.
Когда я из Гагр вернулся, то решил все-таки, из вежливости, прочесть это
творение. Но книги, оказывается, уже не было: Клавире для сдачи макулатуры
в обмен на "Королеву Марго" бумаги по весу не хватило, так она туда, в
утиль, и эту фантастику приплюсовала. Так я и не прочел, чего там Шефнер
обо мне нагородил. Однако письмо с благодарностью я ему послал, культура
есть культура.
Но вернусь к своему посещению Шефнера. Мы с ним в тот день еще долго
беседовали, а потом он вдруг замолчал, задумался - и говорит:
- Я должен дать вам один очень важный совет на буду...
15. АВАРИЯ В КОСМИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Уважаемый Читатель! Я вынужден буквально на полуслове оборвать
повествование, которое вел от лица Павла Белобрысова, и далее вести речь
от своего имени.
Напомню, что наши долгие неделовые разговоры с Павлом всегда происходили в
то время, когда мы несли визуальную вахту в "пенале". Заодно повторю, что
дежурства эти прагматического значения не имели; после аварии они были
отменены.
Авария произошла во время нашей вахты. Павел оживленно рассказывал мне о
Шефнере,- и вдруг мы, сквозь лобовое телескопическое стекло, одновременно
обнаружили огненную движущуюся точку. То была не звезда, то было
блуждающее небесное тело!
Мы одновременно нажали на алармклавиши и переместили кнопки
курсоотметчиков за красную черту. Действия наши имели лишь символическое
значение: следящие системы корабля гораздо раньше нас засекли неизвестный
объект, и электронный лоцман уже вступил в действие, вычисляя варианты
изменения курса с целью избежать столкновения. Из рупора прямой связи
послышался сигнал "Опасность номер один!". Согласно аварийному расписанию,
мы должны были надеть спецскафандры и оставаться в "пенале", ожидая
дальнейших распоряжений.
Увы, избежать столкновения не удалось. Нам повезло только в том смысле,
что удар метеорита пришелся не по кормовой части, а по миделю. В силу
особенностей конструкции "Тети Лиры" защитная обшивка бортов в миделе была
массивнее: ударь метеорит в корму - он неизбежно проник бы в глубь корпуса
и разрушил бы двигательные системы, что неизбежно привело бы к гибели
корабля со всем его экипажем. Но и то, что случилось, было весьма
печально. Все подробности аварии изложены в "Общем отчете", в мою же
задачу входит изложение личных впечатлений и - главное - действий и
высказываний Павла Белобрысова.
Итак, по сигналу "Опасность номер один!" мы с Павлом кинулись к
контейнеру, где хранились скафандры, и спешно облачились в них. И как раз
вовремя! Через секунду "пенал" огласился тревожным воем ревуна; то было
последнее предупреждение о летальной опасности. В то же мгновение резким
толчком нас отбросило к стенке "пенала", затем швырнуло на пол; это было
результатом реверсманевра. Корабль содрогнулся от удара. Невидимая сила
швырнула меня куда-то, а сорвавшийся с консолей пульт ударил по шлему
скафандра, и на какое-то время я утратил представление о действительности.
- Просыпайся, приехали! - как бы сквозь стену услыхал я в шлемофон голос
Павла.
Сказал я старику закатных лет:
"Ты много спишь, соннолюбивый дед!"
Потягиваясь, мне ответил он:
"Я тренируюсь. Близок вечный сон".
Произнеся это загадочное четверостишие, мой друг навел на меня свет от
своего вмонтированного в шлем фонарика и помог мне встать. В "пенале" было
еще темнее, чем обычно: линзы мягкой подсветки вышли из строя. Из-за этого
ярче казались звезды, мерцавшие во тьме за сталестеклянными стенками
"пенала".
- Ну как, не треснул твой ценный скелет? Черепушка цела? - осведомился
Павел.
- Все в норме,- ответил я.- Но встряска была сильной.
О силе удара свидетельствовал и интерьер "пенала". В неярком свете наших
фонариков видны были валявшиеся на полу телепюпитры. Одно из кресел, до
того наглухо принайтовленное к полу, теперь лежало возле входа в гермолюк.
Верхняя крышка этого люка, в точке ее соприкосновения с обжимной колодкой,
оказалась деформированной, и педальное устройство вышло из строя. Это
означало, что мы заперты в "пенале" и не сможем покинуть его без
посторонней помощи. Наиболее же тревожным фактом было то, что подача
дыхательной смеси в пенал прекратилась; мало того, внутренний бароприбор
показывал полное падение давления - очевидно, в местах соединения "пенала"
с основным корпусом корабля образовались зазоры. Таким образом, мы могли
рассчитывать только на "горбы" своих скафандров, где имелся запас
дыхательной смеси (усредненно) на пятьдесят минут дыхания.
Посовещавшись, мы с Павлом решили воздержаться от сигналов о помощи. Нам
было ясно, что "Тетя Лира" получила серьезные повреждения и все силы
экипажа сосредоточены сейчас где-то на главном аварийном участке, где идет
борьба за живучесть корабля. Сами же мы предпринять попытку возвращения в
корабль не имели морального права: мы не знали, как обстоят дела в
межлюковой кессонной камере; если и там произошла деформация, то мы своей
неосторожной попыткой могли разгерметизировать весь корабль.
Чтобы рациональнее расходовать запас дыхсмеси, мы, расчистив от обломков
участок пола, легли животами вниз и постарались расслабить мускулатуру до
предела. Я даже попытался заставить себя ни о чем не думать: ведь и на это
идет энергия. Но не тут-то было!
- Два матроса лежат, как два матраса,- послышался голос Павла.-
Не бойся того, что случилось когда-то,-
Гораздо опаснее свежая дата!
Меня покоробило. Мне не нравилось это грубое шутовство. Но все же я
порадовался, что мой друг именно так встречает опасность. В который раз я
поразился странной многосторонности его натуры: еще несколько минут тому
назад он, порой впадая в какую-то расслабленную сентиментальность, плел
мне свои ностальгические небылицы, а теперь, когда вплотную подступила
нежданная беда, он совершенно спокоен. Я подумал, что если бы Павел
захотел освоить военную историю, то он, несомненно, изучил бы ее с такой
же дотошностью, с какой изучил мирную жизнь XX века, и из него вышел бы
хороший воист. По всем остальным данным он вполне достоин этого звания.
Правда, склонность к стихоплетству... Но ведь это никому не мешает, это
его личное дело.
Мои размышления были прерваны резким зуммер-сигналом. Затем послышался
голос старшего астроштурмана Карамышева:
- "Пенал", доложите обстановку! Потери есть?
- Потерь нема,- ответил Павел.- Но, возможно, будут. Люк заклинен, подача
воздуха из корабля прекратилась, так что мы - в безвоздушном пространстве.
Воздух у нас - только в "горбах". Настроение приподнятое.
- Уточните последнее слово, не понял. - Настроение бодрое.
- Благ-за-ин! Как долго можете продержаться? Докладывает каждый в
отдельности.
Я взглянул на нарукавный цифроид: там в этот момент пульсирующее,
фосфорически светящееся число "39" сменилось на "38" - и отрапортовал:
- Имею запас дыхсмеси на тридцать восемь минут дыхания.
- Имею запас на сорок одну минуту,- доложил Павел.
- Через десять минут сообщу срок прихода помощи,- произнес астроштурман.-
Экономьте дыхсмесь, не двигайтесь, примите позы отдыха.
- Уже приняли,- ответил Павел.-
Не щадя своих усилий,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг