А.Шаров.
Редкие рукописи
-----------------------------------------------------------------------
Сборник "НФ-5".
OCR & spellcheck by HarryFan, 24 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Моя коллекция
Можно коллекционировать все: почтовые марки, монеты, сигаретные и
спичечные коробки, открытки, цветы, картины. Один известный коллекционер
собирал поющие раковины. Если вы не интересовались этим предметом, то
должен заметить, что поют они разными голосами очень тихо, но при этом
заглушают решительно все.
Особенно отчетливо поют они ночью. И из многих видов чистотой и
верностью тона выделяются одни - маленькие прозрачные, голубовато-розовые
раковины с островов Молуккского архипелага.
Порой раковины поют так пронзительно, что однажды коллекционер, о
котором идет речь, вынужден был уйти из дому. Он настежь распахнул все
окна, и птица за птицей - журавли, аисты, лебеди-трубачи в лебеди-шипуны,
дикие гуси, орлы, бакланы - залетали в комнату и уносили в клюве по
раковине.
Скоро стало совсем тихо. Это было весной нынешнего года, двадцать
пятого апреля в шесть часов утра.
Другой коллекционер собирал несчастья; разумеется, погашенные,
непригодные для практического применения.
Он их хранил в голубых альбомах, спрятанных в дубовых шкафах. Каждому
году - один шкаф; но были годы, в одном шкафу не уместившиеся.
Коллекция скопилась большая, и шкафы стояли вдоль всех двенадцати стен
трех комнат его квартиры, заслоняя даже окна. Почему-то он никому не
показывал своего собрания.
Может быть, потому, что ведь в комнатах с загороженными окнами было
совсем темно?
И еще потому, что он чего-то опасался, хотя несчастья были, как указано
выше, исключительно погашенные.
Моя коллекция но оригинальности не может сравниться с теми, о которых
было здесь упомянуто; каждый выбирает дело по вкусу да и по силам. Я
собираю редкие рукописи. На разных языках, как мертвых - санскрит,
этрусский язык, пирроуский, так и ныне употребительных.
Вначале я просто тщательно хранил рукописи, но постепенно пристрастился
к чтению этих манускриптов.
Прелюбопытные, странные, а иной раз почти фантастические сведения
удается вычитать там. Бывает, даже не верится: а возможно ли на свете
такое?.. Впрочем, большинство мыслителей склоняются к тому, что на свете
возможно все. Вспомним хотя бы происшествие, давно сделавшееся достоянием
гласности, когда вое, покинув природное местоположение на лице коллежского
асессора Ковалева, пустился в самостоятельные странствования. Тут есть
чему поразиться. И все же автор публикации твердо заключает: "Кто что ни
говори, а подобные происшествия бывают на свете; редко, но бывают".
На первый раз я отобрал из коллекции две рукописи, касающиеся
путешествий. Хосе Альварес достаточно известен образованному читателю и не
нуждается в рекомендациях. Думается, что погрешности слога простительны
капитану, впервые меняющему штурвал на перо. И они окупаются тем, что, как
это ни странно, об Иллюзонии нет других достоверных сведений.
Автор второй рукописи Вольфганг Парцелиус из Мюнхена,
хранитель-наставник Музея восковых фигур. Описанное им путешествие в глубь
времен любопытно, на наш взгляд, и тем, что совершено оно не при помощи
различного рода сложных машин и аппаратов вроде фотонных ракет, как
известные читателю другие подобные путешествия, а в самой обыкновенной
карете, запряженной тройкой обыкновенных коней.
Из этого можно умозаключить, что необыкновенное не всегда так уж далеко
от нас.
ИЛЛЮЗОНИЯ, ИЛИ КОРОЛЕВСТВО КОЧЕК
(Первая рукопись)
Рукопись эта попала в мои руки при обстоятельствах, которых я не буду
касаться, поскольку они не имеют прямого отношения к сути дела. Она
написана по-испански, несколько старомодным слогом и обнимает две сшитые
вместе ученические тетрадки. Согласно воле автора, капитана Хосе
Альвареса, я публикую его мемориал или "Морские записки", как он именует
свой труд, сократив лишь длинноты. Свои записки автор предваряет словами
сэра Джошуа, Первого лорда Адмиралтейства: "Оставим сочинителям
сочинительствовать, мы вправе увековечивать одну лишь правду, взвешенную,
подобно золоту, с точностью до сотых долей унции".
1
Честность старого моряка заставляет предупредить читателей: не ждите
фантазий и занимательных происшествий! Много раз я умолял себя:
- Присочини, Хосе Альварес! Другим это не повредит, а тебе пойдет на
пользу.
И пробовал украсить повествование, но язык немел.
Двадцать лет назад хозяйка-месонера таверны "Шестеро гусят" черноокая
красавица донна Бланка, на руку которой, кроме меня, претендовал храбрый
капитан Грасиенте, съеденный впоследствии устрицами, решила отдать свое
сердце тому, кто опишет самое удивительное чудо природы, лично им
наблюденное.
Дон Грасиенте рассказал о гигантском Морском Дикобразе, с которым
корабль его столкнулся нос к носу в Индийском океане. На иглах этого
любопытного создания были нанизаны киты, акулы и дельфины, а из пасти
вырывалось пламя.
Бьюсь об заклад на четыре бочки рому против дохлой каракатицы, я не
усну ни на секунду пять суток, - прошептала прекрасная Бланка, выслушав
капитана Грасиенте.
Когда наступил мой черед, я немногословно описал Императорского
Морского Крокодила, встретившегося нам северо-восточнее Огненной Земли. На
моих глазах зверь, как галету, перекусил голландского "купца"
водоизмещением десять тысяч пятьсот регистровых тонн и проглотил обе
половины, отрыгнув флаг с флагштоком, якоря и пожарные брандспойты.
- Кому-же отдать предпочтение, - задумчиво молвила донна Бланка - если
Морской Дикобраз капитана Грасиенте и Императорский Крокодил капитана
Альвареса удивительны и страшны в одинаковой мере.
Склонив голову, мы ждали решения судьбы.
- Пусть каждый из вас, храбрые капитаны, - сказала наконец Бланка, -
пусть каждый припомнит длину, вы, милый Хосе, Императорского Крокодила, а
вы, дорогой Грасиенте, Морского Дикобраза, запишет цифру на листке бумаги,
а листок опустит в шляпу падре Пабло Томасо. Тому, чье чудовище по воле
Провидения окажется длиннее, я вручу свою судьбу.
Мы мысленно воскресили зверюшек с тщательностью, диктуемой
обстоятельствами, и измерили их от головы до хвоста.
Томасо одну за другой зачитал две цифры.
Длина Крокодила составляла сорок три морских мили, девяносто пять футов
и три с четвертью дюйма.
Длина Морского Дикобраза также сорок три мили девяносто пять футов и,
увы, три с половиной дюйма.
Четверть дюйма решили судьбу Альвареса.
...Нет, не следует ждать от меня забавных фантазий.
Итак, предупредив читателей, я приступаю к изложению сути предмета.
2
Сдав вахту старшему помощнику "Альбатроса", я опустился в каюту и
уснул, не раздеваясь.
Проснулся в 7 часов 13 минут. Океан был спокоен. Еле заметно
покачивались айсберги. Я лежал ничком на маленьком плотике. Вглядевшись,
увидел знакомую надпись на белой табличке:
ХОСЕ АЛЬВАРЕС
капитан
Значит, волей судеб я дрейфовал на двери собственной каюты. "Если мне
суждено именно сейчас прибыть для дальнейшего прохождения службы в
Преисподнюю, я явлюсь туда, можно сказать, на своей визитной карточке", -
подумал я и рассмеялся.
Не видно было ни людей, ни обломков корабля - вода и льды.
Болела голова. Как и отчего корабль погрузился в пучину - остается
тайной. Очевидно, в момент катастрофы я был брошен стихией на дверь и
сразу потерял сознание. Меня окружало ледяное безмолвие; в дальнейшем к
описаниям природы я буду прибегать только, когда это необходимо для
понимания происходящего.
Одиночество не страшило Хосе Альвареса. Мне уже приходилось после
кораблекрушения провести несколько месяцев в здешних местах, в районе
Берега принцессы Марты.
Тогда колония пингвинов, приглядевшись к чужестранцу, охотно зачислила
меня на довольствие. Сперва я выполнял отдельные поручения Президента
колонии - образованного и доброжелательного пингвина, а впоследствии
поступил нянькой в семью Президента.
Пингвины носят птенцов, не сильно зажимая их лапами и передвигаясь
короткими прыжками. Я освоил нехитрую систему и пользовался полным
доверием хозяйки, сеньоры Президентши. Между прочим, почтенная матрона
считала, что полы синего морского кителя - это крылья, плохо развившиеся
вследствие тяжелой детской болезни, и очень сочувствовала мне.
У меня был в запасе табак, и я научил Президента курить. Долгие часы
проводили мы за беседой, по-братски передавая друг другу ясеневую трубку.
...Метрах в десяти к западу на зеркальной глади океана выделялась бурая
волнистая полоса с пенными краями. Я подгреб, пользуясь руками, как
веслами. Поток подхватил плотик. Рядом светлело другое течение, синее.
"Меня несет к берегу, - сообразил я по многим признакам. - А синее
течение направлено в открытый океан. Будь, что будет", - подумал я,
вызывая в памяти образ несравненной Бланки.
3
Течение, поднырнув под ледяную стену, уходило в морское дно и
вырывалось на свет посреди суши. Меня выбросило на болотистый мягкий
берег. Рядом с пенным фонтаном, доставившим меня сюда, синело овальное,
совершенно правильной формы озерцо с воронкой водоворота: это был Источник
Ясности, как я узнал впоследствии.
Поднявшись на ноги, я пошел в глубь острова. При первых же шагах из-под
ног брызнуло множество крошечных зеленых лягушек и бурых жаб. Сказать по
правде, я обрадовался нечистым животным, Конечно, лягушка - не пингвин и
не человек, однако ведь и в ней живая душа...
До горизонта протянулась равнина, поросшая жесткой серо-свинцовой
травой. Между зарослями травы поблескивали лужи.
Шагах в ста путь преградила ограда из ржавой колючей проволоки.
"Тут есть мои собратья! - подумал я. - Плотину может возвести и бобр,
тоннель пророет и крот, многие птицы и звери сооружают строения из веток и
глины, шелковую ткань ткет не хуже ткача насекомое, но только одни
разумные существа создали с божьего благословения колючую проволоку,
вместе со всем к ней причитающимся".
Перебравшись через ограду, я оглянулся. На дощечке, прибитой к
столбику, было написано:
КУРТО ГУДРО РОБО
Я запомнил надпись и вскоре узнал ее значение: "За попытку проникнуть к
Источнику Ясности - смертная казнь".
По-прежнему вокруг прыгали лягушки и бурые жабы. Вода в лужах была
темная, густая, как кофе, и теплая. Над нею туманом стлался пар. В
травяных зарослях то и дело попадались конические холмики, вроде больших
муравейников.
Намереваясь передохнуть, я сел было на один из холмиков, но, к крайнему
удивлению, он выскользнул из-под меня, подскочил и оказался человеком, во
всяком случае - существом человекообразным, крайне худым, одетым как бы в
стог из местной травы.
- Простите, дон! - сказал я на родном испанском языке. - Я не имел
чести знать, что вы человек, и принял вас, как это ни странно, за кочку.
Тысячи извинений!
- Эрто морано лесто _кочк_! - скрипучим голосом отозвалось странное
существо и само перевело на испанский: - Я и есть _кочк_, а не человек. Вы
имеете счастье находиться в Королевстве Кочек!
Как я узнал вскоре, у обитателей Иллюзонии, в отличив от других
христианских народов, слово кочка имеет не один, а два рода и три
значения. Кочк - служит обозначением местных сеньоров, а кочка -
одновременно обозначает сеньор и сеньорит, красу Королевства, а также
применяется в обычном своем смысле.
Термины - человек, люди и производные от них - человечность,
человеколюбие - применяются только, когда речь идет о чужестранцах, и
считаются почти оскорбительными.
В руках у кочка была заржавелая алебарда.
Разговаривая, кочк подпрыгивал, размахивал руками и хихикал. Из-под
травяной хламиды высовывались тощие волосатые ноги. Нечесаные
седовато-черные космы спускались на плечи.
Рядом с первым кочком словно из-под земли вырос второй, помоложе. Он
также был вооружен ржавой алебардой и всеми повадками напоминал старшего
собрата.
- Ты попал в бедлам, бедный Хосе, - сказал я сам себе.
- Лангустерро ларко бар-бар-бар-бартепето орро, - подпрыгивая, лопотал
молодой кочк.
- Не правда ли - наше Королевство пре-пре-пре-препрекраснейшее в мире?
- перевел старший.
- Санчос?! - воскликнул я, узнав наконец старого друга, Санчоса
Контрераса. Год назад, после небольшого столкновения с законом, он нанялся
гарпунером на китобой и не вернулся из рейса. - Санчос! Мой добрый Санчос!
- Хосе!! Ты ли это?!
На единственном зрячем глазе Санчоса блеснула крупная слеза, и лицо
показалось отчасти даже осмысленным.
Благодетельная перемена продолжалась считанные секунды. Бросив косой
взгляд на молодого кочка, Санчос снова задергался, подскочил на высоту
метр двадцать - метр тридцать сантиметров, наклонился, обеими руками сгреб
жаб и лягушек и, протягивая мне склизких гадин, забормотал, мешая местные
и испанские слова:
- Наша страна бар-бар-бар-бартепето орро - пре-пре-препрекраснейшая в
мире. Видишь ту-лауго-ту бар-бар-бартепето мусо - два миллиона двух
пре-пре-прекраснейших лебедей и ту-лаугокру бар-бар-бартепето прокко - два
миллиона трех пре-пре-прекраснейших ланей?
На ладони правой руки несчастного Санчоса сидело два лупоглазых
лягушонка, а на левой - три желтые отвратительные жабы.
...Забегая вперед, приходится сказать несколько слов о местном наречии,
хотя сей предмет больше приличествует протухшему чернилами лиценциату, чем
скромному моряку, которого при одном запахе книги пожирает антонов огонь.
Ничего не поделаешь, "советую дышать жабрами, поскольку легкие здесь
бесполезны", как говаривала неглупая камбала ехидне, брошенной в море с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг