Владимир Щербаков.
Голубая комната
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Искатель", 1981, N 5.
OCR & spellcheck by HarryFan, 18 February 2001
-----------------------------------------------------------------------
Солнце стояло низко, и тень от эстакады ушла к серебристым стволам
пробковых деревьев. Нас было трое: приземистый старичок с баулом, женщина
и я. Мы стояли уже четверть часа - и ни с места, не ладилось там у них в
камере хранения: лента с чемоданом женщины остановилась вдруг, и вместо
того, чтобы закинуть его на полку, потом пристроить дедушкин баул и
отпустить меня, они принялись колдовать с механизмом. Их было двое; я
слышал голоса, доносившиеся из окошка. По эстакаде неслись машины, над
головой тарахтели мотоциклы и грузовики, а мы стояли и ждали у меря
погоды. Галька сияла, и вода плескалась в тридцати шагах от нас.
- Простоим допоздна, а завтра дождь зарядит, - сказал я негромко, -
погода здесь капризная, особенно во время отпуска.
- Штормить в ноябре - декабре начнет, - серьезно возразил старичок.
А женщина молчала. И я добавил:
- Иногда это раньше бывает. Искупаться бы, пока они там возятся. Эй,
долго ждать? - крикнул я, подвинувшись к окошку, но, как водится, мне не
ответили.
Я увидел круглое, светлое лицо женщины с едва приметными крапинками
веснушек, ее вздернутый нос, большие серые глаза, усталые и все же
какие-то задорные, с непонятным вызовом, что ли.
- Хотите искупаться? - сказал я.
- А они там долго? - спросила она, не изменяя выражения лица.
- Какое это имеет значение? Камера хранения работает круглосуточно. А
солнце, увы, нет. Тем более в октябре. Поднести чемодан до пляжа?..
- Хорошо, - разрешила она, подняв голову, и первой пошла к морю. Я
смотрел на длинные-предлинные тени от ее стройных ног и шел за ней.
Мы переправились через балку с тусклой травой и ленивым ручьем,
потерявшимся в камнях в десяти шагах от моря. Она медленно направилась к
скалам, словно подумывая о зряшности моей затеи. Белые ее туфли с длинными
носками ворошили галечник.
Так же нерешительно, медленно входила она в воду, и я удивлялся ей.
Подбадривая ее, заплыл далеко-далеко, лег на спину и смотрел, как она
купалась, как боялась замочить волосы, как быстро выходила из волы и
пряталась за скалой.
Мы вернулись. У камеры хранения ни души. Тускло-красное теплое солнце
висело над самым морем.
- Зеленый луч когда-нибудь видели? - спросила женщина, повернув голову
к солнцу.
- Ни разу, - отвесил я. - Воздух стал другим, не получается.
- И я нет, - сказала она. - А что с воздухом случилось?
- Стал он не таким прозрачным, машин прибавилось... - Я поднял ее
чемодан и сдал его мужчине в темных очках. Потом свой. Проводил ее на
крутую горку, где среди теплых серых камней примостился дом отдыха. Внизу
- россыпь огнен, над ними белые легкие быстрые облака, до которых можно
рукой дотянуться.
- Завтра поможете чемодан сюда перенести? - спросила она.
- Я мог бы это сегодня сделать.
- Не догадалась.
- Вас зовут Женя?
- Откуда вы знаете?
- Угадал. Завтра я буду под скалой.
- Хорошо. Я тоже.
- До встречи.
Дикарь несчастный, подумалось мне, пора бы научиться доставать путевки.
Я отправился на поиски жилья. Был теплый вечер, у нового санатория пахло
цветами: тонкий, знакомый аромат; под деревянным мостом шумела Хоста; из
ущелья тянуло холодом, и здесь, над рекой, вспоминались московские
холодные дожди, первые заморозки... Я взбежал на горку, привычно считая
каменные ступени. Пятьдесят, семьдесят, девяносто... вот и знакомый дом.
Мне повезло: через полчаса я снова шел по каменной лестнице, но уже с
чемоданом, свернул направо, открыл дверь ключом, который дала мне хозяйка,
зажег свет, положил чемодан, присел над ним на корточки... На
синтетической коже его исчезла царапина, которую я приметил раньше. Я
поднял чемодан на стул, поднес настольную лампу и развел руками: синтетик
был гладким, чистым. С минуту стоял в раздумье. Поднял крышку. Костюм
повесил на вешалку, свитер на спинку кровати, достал рубашки.
Стоп. Что-то не так... Электрическая бритва лежала справа, это я
помнил, сначала я вообще забыл ее положить, а когда спохватился, то места
не оказалось, и я примостил ее кое-как, и мягкая крышка чемодана заметно
здесь выдавалась. Теперь бритва была слева, и никакой выпуклости, кажется,
так... И с рубашками недоразумение. Все они выглажены, сложены как надо. А
ведь этого быть не могло! Я не умею обращаться с сорочками, и одна из них,
вот эта, из прачечной, должна быть сложена по-моему. Я прихватил ее в
последний момент.
Ни одной вещи не исчезло, но они приобрели какую-то необъяснимую
новизну. Следовательно... Нет, ничего из этого необъяснимого факта не
следовало, как ни напрягал я воображение. В голове промелькнуло: камера
хранения опытная, отлаживают методы обслуживания, совмещая хранение вещей
с химчисткой... Если бы! В этом южном городке, кажется, не было и обычной
химчистки... Впрочем, пора спать.
Утром после тихой спокойной ночи была особенно заметна разница в цвете
воды: бухта, куда впадала Хоста, казалась темной, дальше открывались
голубые дали.
- Это не обман зрения! - сказал я Жене. - Там чистая вода и красноватая
галька.
- Так пойдем туда.
И мы двинулись по берегу, поднялись на бетонную стену, кое-где
изъеденную прибоем. По правую руку от нас туннель убежал под гору, на
склоне росло несколько пицундских сосен.
- На Пицунде их много, целая роща.
- Знаю, - сказала Женя.
Мы одолели железнодорожную насыпь, двинулись по шпалам, спустились на
бетонный волнорез, я спрыгнул вниз и поймал Женю. Здесь было просторно,
пусто, над нами поднимался берег. Странно было видеть в октябре эти
глубокие зеленые краски: широколиственный лес взбирался по крутому склону,
кое-где голубели сосны, на фоне деревьев бежал поезд. Плавным, спокойным
было его движение. Лучи солнца не проникали глубоко в лес, и видны были
темные прогалы между дубов и кленов, размытые тени, какие-то синие кусты.
Поезд пробежал, и эти мгновения запомнились с такой легкостью, как будто я
давным-давно уже видел этот берег. И не один раз...
В шашлычной на вымощенном камнями пятачке расставлены столы и стулья,
дремлет старый сытый кот, и днем тут не надо стоять в очереди, потому что
с дикого пляжа еще никто не пришел, кроме нас с Женей и того самого
старичка, что стоял с нами в камере хранения.
Женя присела за столик, а мы с ним получали обед, и я успел спросить
его, не заметил ли он чего такого со своим баулом.
- Нет как будто, - сухо ответил он и занял столик у большого пробкового
дерева.
...Я рассказал Жене о чемодане, рубашке и бритве. А вот и камера
хранения. Я протянул квитанцию в окошко. Машинально получил Женин чемодан
и тут только рассмотрел, что подавал его не вчерашний мужчина, а женщина.
Удивительная это была женщина: прическа высокая, глаза светятся под
очками зелеными искрами, платье тоже с какими-то искрами, впрочем, после
целого дня на солнце это могло и показаться... Я отошел. Поднялся на
горку. В бассейне плавали красные и оранжевые рыбы. Ни души; в доме отдыха
тихий час... Прислонившись спиной к серой глыбе, нагретой солнцем, я ждал.
Женя вышла на балкон.
- Спускайся вниз, - сказал я.
- Не хочется, - ответила она; постояла, постояла - ушла с балкона. Я
увидел ее на крыльце. Она сказала:
- Пойдем, расскажу о чемодане.
Мы пересекли тень от эстакады, выбрались на дикую тропу и повернули в
сторону Адлера. Там - песчаный пляж, редкость для Кавказа, и песок
крупный, серый, горячий, а море почти такое же голубое, как за бетонной
стеной, где мы купались утром. Справа - красный тревожный свет, солнце
почти коснулось воды.
- Знаешь, я сразу поняла: что-то не то, - начала рассказ Женя. -
Слишком уж все выглажено, а туфли как новые. Может быть, я и не заметила
бы ничего, да ты подсказал. Вышитый цветок на кофте и тот как будто только
что распустился, да вот посмотри... а ведь он давно вылинял.
- Э, дело не в цветке.
- А в чем?
- А вот прочти...
- Тут по-итальянски, я не умею.
- И никто теперь не сумеет, название фирмы нужно с конца читать. Это
слово тебе знакомо?
- Вроде - синтетика... если с конца.
- В том-то и дело. А так все в порядке. Нужно бы им спасибо сказать.
- Кому им?
- Ну, тем, кто в камере...
- А-а... Что это они удумали?
- Сегодня на пляже двое о том же говорили. О камере хранения. Два парня
у волнореза, я к ним прикурить подходил, один в очках, на аспиранта похож,
так вот он сказал: "Это не камера хранения, а камера обмена старых вещей
на новые". А второй парень ему ответил: "Ну и даешь ты, Вадим, кому это
надо: старье брать, а новое отдавать?" А тот, первый, Вадим, ему отвечает:
"Мало ли кому. Ты вот сидишь здесь и думаешь небось, что ты венец
творения, думаешь ведь?.. А того не понимаешь, что если бы так оно и было,
то и в камере хранения такой ничего удивительного не было. Но то-то и оно,
что не венец ты творения, Родя, а предмет изучения. Статью космонавта
Поповича о разумной жизни на спутниках Сатурна и Юпитера читал? Допустим,
она есть. Те, с других планет, поступают так же, как мы. Мы ищем каменные
ножи, амфоры, наконечники копий, берестяные грамоты, глиняные таблички,
все, что создано руками человека. Они тоже..." И тут я перебил их.
Прикурил. Отошел, усмехнулся про себя, а через некоторое время задумался
всерьез об инопланетном разуме, представляешь?
...Как-то я заглянул в окошко; рядом никого не было, я я вдруг увидел,
что камера хранения намного просторнее, чем я думал. А вместо пола,
казалось, была морская гладь, и, только присмотревшись, я понял: это
голубой ковер... Передо мной возникла та самая женщина.
- Скажите, - спросил я самым естественным тоном, - вы, конечно, слышали
о Венере Милосской, олицетворяющей женскую красоту?
- Да, - ответила она и как будто задумалась, загляделась на свое кольцо
с восхитительным зеленым гранатом. Такой гранат, я знал, как будто бы
помогал угадывать будущее.
Но речь шла о далеком прошлом. И это далекое прошлое было моей
специальностью совсем еще молодым человеком я защитил диссертацию с
культуре Средиземноморья такого давнего периода, что на защите не нашлось
ни одного серьезного оппонента.
В ее гранате вспыхнула и пропала изумрудная искра, несомненно, игра
света. Я сказал:
- Весной тысяча восемьсот двадцатого года крестьянин с острова Милос по
имени Юргос воткнул в землю лопату и натолкнулся на изумительную
скульптуру. Потому и названа она Милосской. Но Венера была без рук.
- Нет, - возразила она односложно, и я постарался скрыть удивление.
- Да, говорят, что французский мореплаватель Жюль Себастьян Сезар
Дюмон-Дюрвиль описал ее в своем дневнике совсем другой. В левой руке она
держала яблоко, а правой придерживала ниспадавшее одеяние.
В гранате ее - белый огонь. Вспыхнул и погас... Я внимательно
рассматривал ее кольцо. Давно уже гранат перестал быть редкостью, из него
делают электронные приборы, совсем несложные. Пластинки граната с
какими-то примесями могут служить элементами памяти. Это, если угодно,
подобие объяснения его свойств, связанных с будущим, с предсказаниями
всякого рода. Если, конечно, молчаливо предполагать, что будущее уже
содержится в прошлом... но парадокс этот более чем сомнителен. Ее гранат
тоже был синтетическим, и я подумал, что во времена Куприна никто об этом
и не догадался бы.
- Да. Ее видел Дюмон-Дюрвиль, - сказала она с расстановкой, и я опять
скрыл изумление, вызванное и словами ее, и тоном, не терпящим возражения.
И еще она добавила: - А почему вы спрашиваете меня об этом?
- Да потому, - сказал я и сделал паузу... - потому только, что вы копия
Венеры Милосской, какой ее видел Дюмон-Дюрвиль.
- Неправда, - сказала она.
Я молчал и смотрел на нее. И в эту минуту она не могла опустить глаза и
глянуть на гранат. А там мерцал зеленый змеиный глаз.
- Правда, - сказал я. - А теперь скажите, пожалуйста, что это за работу
вы нашли себе?
- Это временно, - сказала она, и бесцветный огонь встрепенулся в камне.
Тут подошли сразу несколько человек, накидали саквояжей и сумок.
Незнакомка отдалилась от окошка, и все эти нелегкие вещи каким-то
непостижимым образом оказались на движущейся ленте. Она оставалась в тени.
Я уж было хотел снова пойти и продолжить разговор, но меня оттерли три
отпускницы, за ними приблизились мужчины, и я понял, что пришел автобус из
Адлера и нужно подождать часок-другой. Но когда наконец пятачок близ
окошка опустел, ее уже не было. А был не располагающий к беседе тип в
очках, которого я приметил в первый день.
Пора было к Жене. Все эти дни стояла изумительная погода, дышалось
легко, я перепрыгивал через три ступеньки, не уставая. В воздухе - легкий
пряный запах отмирающих листьев и последних цветов. В бассейне шевелили
хвостами беззаботные рыбы; мальчишки кидали им хлебные крохи, иногда,
впрочем, наживляя их на крючок, привязанный к мизинцу.
Да, я думал о незнакомке... Удивительно это! Откуда она знает о
Дюмон-Дюрвиле? А кольцо с гранатом!..
Но поздним вечером, когда мы бродили с Женей по изогнутым, как
серпантин, аллеям и под ноги попадались какие-то большие коричневые
стручки, настроение переменилось. Что, собственно, тут загадочного? Гранат
обыкновенный, даже синтетический, а светился он по странной ее прихоти,
потому что положение ее руки во время разговора менялось. Что загадочного
в ее платье, туфлях, односложных ответах? Да, красива, ну и что? Туфли...
ну, положим, в Сухуми или Тбилиси можно достать и получше.
Женя заметила, что я рассеян, и угадала, кажется, по какой именно
причине я молчу. Но сказать ей о своих подозрениях я не мог. (Не мог! Она
бы рассмеялась мне в лицо - при самом благоприятном исходе.) Как мне не
хватало того парня, не то аспиранта, не то студента, который успевает
читать статьи о космосе!
Небо было глубоким, сапфировым, с каким-то странным светом, с
отблесками на летучем облаке, с россыпью бирюзовых звезд. Мы остановились
у бассейна, и небесные огни отражались в темной воде, мигали,
завораживали. Но это была реальность!
Взгляд не может не путешествовать во времени. Ведь вместе с ночным
атмосферным свечением, опаздывавшим всего на тысячные доли секунды,
приходят и вести из давнего прошлого. Первая станция на пути в прошлое -
Альфа Центавра. Четыре года разделяет нас. И этот отрезок времени
непреодолим - нельзя пробить пока сказочный туннель к звездному,
раскаленному шару, чтобы сблизить два разных времени. Но что такое четыре
года по сравнению с сотнями, тысячами веков!
Звезды из столетней окрестности - это наши современницы, так их,
пожалуй, можно назвать; они почти наверняка таковы, какими кажутся,
видятся. Но стоит удалиться за эти пределы, обозначаемые не человеческим
воображением, а стеклами или антеннами астрономических приборов, - и
зарождается сомнение: не погасла ли дальняя звезда? Не исчезла ли
туманность - целый мир, отнесенный от нас на многие и многие поколения
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг