сказала: пусть работает как получится. Позднее были названы дни работы, но
они были редкими. То ли мне давался отдых, то ли жизнь на Земле и небе вхо-
дила в экстремальную область. Или то и другое совмещалось?.. Скорее всего!
Я усаживал себя за стол по ночам, когда стихали городские шумы. Богиня
решила позднее: пусть Жанна сама называет дни, ей это уже дано.
Вполне понимая эту заботу, я старался их угадывать иногда и сам - часто
это были даже и не дни, а ночи; мой режим: во мне просыпалась ночная птица
сова.
Не мог спать иногда. Верил в помощь звезд и всего неба, населенного
удивительными существами астрального и ментального миров Шаданакара. Раньше
я не подразделял так сферу пространства. Это приходило: верхний этаж аст-
рального мира и ментал - это небо в нашем понимании, это простор, проникаю-
щий нас с вами и распространяющийся вверх, вокруг планеты. То, что выше мен-
тального мира (или плана, как часто говорят), оставалось мне незнакомым даже
по описаниям или словам богини. Но я, безусловно, знал, что миров в Шадана-
каре много, и самый верхний, то есть высшее из небес, есть обитель Бога еди-
ного, творца. Я называл его и называю отцом богов и людей. Следовательно, он
и мой отец. Его методы воспитания идеальны - он дает простор и освобождает
от частой опеки: в конце концов, у всех нас есть вторая и третья жизнь. У
меня - только вторая, я еще молод душой, недавно сотворенной.
Должно понять: раз я выполнял поручение, то меня защищали и опекали. В
этом съехавшем набекрень мире трудно было думать о семи небесах ментального
мира, я уже не говорю о небе небес. Да и работа эта была нашей общей - не я
один был автором, да и само мое авторство было расплывчато.
Меня, как и всех, пронизывало невидимое пространство. И как я понял
осенью девяносто первого, мой небесный двойник - это мое ментальное тело. Он
был там, вверху. И он тоже участвовал в работе.
Таков закон. Могу написать: физический закон, и буду прав. Там есть ду-
ши умерших, точнее, их ментальные тела, которые поднимаются постепенно из
астрала, как бы всплывают. Мое же было там уже при жизни - не так часто, но
бывает! (Это мой небесный двойник, о коем я упоминал в первой книге.)
Начиная с декабря количество тяжелых дней было резко уменьшено. Произо-
шел перелом. Я мог работать почти как прежде, как летом, под ласковыми лет-
ними звездами. Великая Богоматерь Исида сказала еще в конце ноября:
- Будем его ограждать, защищать, тяжелых дней во время работы над кни-
гой будет меньше.
Сама эта формула по законам небесной магии меня защищала, я вспоминал
эти слова Богоматери, и становилось легче. Мне хотелось, чтобы богам было
тоже легче. Ведь прекрасная богиня говорила не раз, что им тоже трудно.
Меня предупреждали об опасностях и неприятностях. Вот что однажды слу-
чилось. В конце ноября был день, когда мне не следовало принимать участие в
серьезных делах, сделках и тому подобном. Но утром я не вспомнил этого, по-
шел в сбербанк, чтобы взять довольно крупную сумму денег. Могу сказать: вы-
писал три тысячи двести. Кое-что следовало купить из одежды, из продуктов,
которые так вздорожали, что сумма, раньше казавшаяся очень большой, теперь
может вызвать улыбку начинающего бизнесмена этой удивительной страны. Однако
для меня это было крупное денежное дело - пусть надо мной подтрунивают биз-
несбои, а также красивенькие секретарши совместных предприятий, которым мои
"деревянные" могли понадобиться разве что для мелкой сдачи, а гораздо боль-
шие суммы скорее всего лишь для того, чтобы заменить поизносившиеся обои на
самой дальней от Москвы даче.
Прошу внимания, как ни мелок с их точки зрения повод. Я пошел в сбер-
банк, по дороге разделяя их возможные иронические замечания и всецело к ним
присоединяясь, что помешало мне быть серьезным. Ну, и я получил эти купюры
вложенными в сберкнижку, повернулся, пошел, сунув их в карман довольно неб-
режно. Вышел из сбербанка, прошел десятка два метров. Сунул руку в карман,
точно по наитию. Там не было денег. Вытянул из кармана только сберкнижку. А
карман пуст. Можете себе представить.
Резко повернулся, двинул к банку. Голова стала ясной: предупреждала
Божья Матерь об этом, предупреждала! Бегом в банк! Навстречу, из его дверей
- женщина в белых сапожках. Оглянулась на меня. Такой у меня выгляд, как го-
ворят в Польше... Бросаюсь в тамбур - и мой бросок свидетельствует о том,
что мне далеко до начинающих бизнесменов, равно как и до самых заурядных де-
путатов, по-прежнему выполняющих функции слуг народа. Зрелище и впрямь дос-
тойное пера: сторублевки рассыпаны в тамбуре сбербанка. На одной из бумажек
след подошвы дамского сапога. Взволнованный, собирал я эти бумажки на глазах
у вкладчиков, сновавших туда и обратно. Так родился один из моих афоризмов:
будь серьезен - пора.
Вышел оттуда, из этого предбанника, пересчитал купюры. Все в норме. И
вы хотите, чтобы я не вспомнил после этого о ментальном мире?
Вечером рассказал Жанне о сем происшествии. Она сразу сказала:
- Тебе деньги на этот раз вернули. Должен понять!
Так. Не иначе. Потом был разговор, два дня спустя. Великая Исида, Божья
Матерь, Богородица сделала мне замечание.
- Мы вас оберегаем, а вы делаете свое... - так она сказала.
- О чем ты? - спросила Жанна (рано утром трудно все вспомнить).
- Он потерял ценные бумаги. Теперь нужно освятить каждую бумажку, пере-
дай ему.
Это было выполнено беспрекословно. Великая Богиня знала, что для меня
эта сумма - не пустяк. Знала!
И тоже в ноябре я узнал, что души враждебных мне при жизни людей еще не
успокоились. Они могли нести зло. Это сказывалось на работе. Так я понял.
- 29 ноября ему надо поставить свечку в церкви за упокой душ тех людей,
которые были враждебны ему при жизни.
Слова великой богини необычны, они на практике вводили меня в проблемы
Шаданакара - мало было того, что я знал о нем. Он реально воздействовал на
меня. И это воздействие не всегда было позитивным. Боги наблюдали это. Божья
Матерь видела - и давала простой и эффективный алгоритм защиты от дурных
влияний и нападений злых сил. Так. Не иначе...
Это следовало сделать в пятницу. Но вечером, когда мы с Жанной собра-
лись в церковь, то узнали от соседей, что она закрыта. Такой был день. Я
звонил в другие храмы - та же картина. Мы пошли все же к церкви. Там я оста-
вил деньги на свечки - пусть догадаются. Моя молитва была короткой. А вот
запись о следующем дне...
На богине синее с блеском платье, малиновая отделка украшает его. Гор в
рубашке с каймой - цвет гармонирует с ее нарядом. Она стояла дальше от бал-
кона, чем обычно. Сказала:
- Ты просишь прощения? Мы знаем.
- Так получилось. Мы ходили в церковь вечером, а она не работала, и
другие церкви не работали. И он не поставил свечку.
- Хорошо сделали, что пришли к церкви и там просили о сказанном... Сей-
час, утром же, сходи в церковь, поставь за него свечку, как я просила.
- За что подожгли мою дверь? (Ночью накануне кто-то поджег дверь квар-
тиры, и Жанна с матерью просили помощи у соседей.)
- Жгла она, - и Богоматерь показала женщину, заведующую детским садом
по соседству с домом, где живет Жанна. - Еще может быть попытка. Эта женщина
закодирована. (Я не могу пока объяснить смысл сказанного.)
- Как ему писать, в какие дни?
- Скажу завтра. А сейчас назову неблагоприятные дни... - И Богоматерь
перечислила их, более того, на этот раз назвала, кроме дней, и часы.
Такая вот беседа: в тот же день сказано и о потере ценных бумаг. И тут
же история с дверью, которую подожгла заведующая детским садом. (Она сожгла
уже пять дверей в разных подъездах, и все знают, что это именно она, но по-
дают в милицию абстрактные заявления, как и мать Жанны, боясь указать ее
имя, в милиции же эти заявления попадают в руки энтузиастов, которые с жаром
восклицают: что нам делать с вашими заявлениями! Они совершенно не знают,
что с ними надо делать. Погорельцы же говорят: пусть ищут, мы специально не
указываем имени.) Происходящее интересно своей полной закодированностью.
Саддукеи и фарисеи
Снова бывал в ближнем парке. Летом, когда я писал первую книгу, он ждал
меня по вечерам. Днем он не скучал и без меня. Когда по выходным я выбирался
туда, всюду раздавались голоса. Даже в дремучих зарослях я с трудом отрывал-
ся от повседневности. Но и она шла на пользу. Теперь же, поздней осенью,
здесь остались призраки. Я видел темные силуэты. Они точно таяли в туманах,
в чернильной мгле. Я иногда догонял их - они оборачивались прохожими, одино-
кими, похожими на меня. О нет, они не гуляли, как и я. Они приходили удосто-
вериться, что звезды светили по-прежнему, постепенно разгораясь на вечернем
небе, что не все меняется к худшему и есть, есть в природе постоянство. Пос-
тоянство зеркальной темной воды, постоянство шумящих сосен, а также полный
набор свидетельств ничем не нарушенной смены времен года и дня ночью. То же
с землей: она не обманывала, ее можно было достоверно измерить шагами, про-
бираясь через кусты с облетевшими листьями, минуя разводья самых сырых мест
в осинниках, скругляя повороты троп на взгорках с пожухлой травой. Все было
здесь как надо этой осенью девяносто первого.
И вверху, в мглистом небе, я угадывал пути звезд Эры Водолея. Пытался
представить их вид на другом небе, еще на одном небе, на всех небесах Шада-
накара. Я бежал от дней, наполненных ложью, голосами отчаяния, безверием -
все это было усилено по сравнению с летом многократно. Многократно!
Я выходил на тропу войны в своих мыслях подобно индейцу: мои кулаки
сжимались, сердце стучало. Тщетный порыв бессилия. Ведь я знал уже тайну пе-
рехода в расширяющееся пространство, знал тайну розы Шаданакара. Здесь можно
было изменить что-то существенное, лишь выйдя за пределы - и одновременно
оставаясь в них. Моя мысль и моя тень переносились тогда в астрально-мен-
тальные измерения.
Я переставал замечать движение призраков, они застывали. Я проносился
мимо. Впрочем, возгласы "дай сигарету!" показывали, что я не окончательно
подключался к астралу, равно как и убедительные жесты нищих на выходе из
парка, близ метро и особенно в подземном переходе. Или это были души всех
нищих планеты, переселившиеся в мой город за два-три года? Шаданакар вытрях-
нул их из своих складок, где они застряли кто на сто, кто на тысячу лет, - и
вот они рядом со мной, весь город наполнен ими.
...Но был день отдыха, когда и снег казался темным, и я никак не мог
даже на минуту расстаться с тоской: казалось, что все вокруг погибает и бу-
дущего нет. Как назвать это? Назову так: минута отчаяния.
Зимний воздух казался тяжелым. Я сопротивлялся такому настроению, А
многие не могли. Я же видел, знал это. Казалось еще, что город вымирает и
земля эта тоже, и через двести лет ничего не останется, придут полудикие, во
всяком случае, чуждые нам люди, как бывало в истории, древней и современной.
И мы, мы прокладывали им сюда дорогу. Чтобы они зарыли наши древности, сожг-
ли дома и памятники, сожгли оставшихся в живых, как это уже делалось на ок-
раинах.
Опять то же - биение сердца, горячая волна в висках, гнев. И та же
мысль о бессилии. Потом - полет. Все изменяется. Я вдруг вижу, как сияет
солнце на стекле. Ослепительный свет. Это как ответ. Что это? А, это же Ос-
танкинская башня! Только она вся охвачена странным, неповторимым грозным си-
янием. Никогда я не видел ее такой. Далеко-далеко. Но лучи от нее почти как
от солнца. Нет, нет, не все потеряно. Ответ успокаивает, внушает надежду. И
тогда невидимое крыло осеняет тебя, защищает. Это она, богиня. Та, кого ты
считал когда-то лишь мечтой. Ответ, однако, убедителен.
Небо и Москва отвечали: нет, город не погибнет, не будет погребен под
кучами хлама, выстоит. Отчего же смутилась моя душа?
Я, как все, долго не понимал причины. Точнее, не узнавал ее. А она веч-
на как мир. Она отражена в Евангелии. Более того, я писал уже о ней, и даже
со ссылкой! Но тогда я был пророком, теперь - еще и наблюдателем.
Вокруг меня я рассмотрел сейчас фарисеев и саддукеев. Только сейчас, в
первый месяц зимы девяносто первого года...
Первые, догматики, соблюдали внешние предписания, им безразличны внут-
ренние побуждения души, чуждо раскаяние, не нужна смиренная молитва. Это они
уподоблялись "окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри
полны костей мертвых и всякой нечистоты" (Мф. 23.27). Вместо убеждений, ос-
нов веры у них только внешнее, внутри - пустота, лицемерие. Они презирали
всякого, кто не был фарисеем, их чванство и чрезмерная самооценка, постоянно
внушаемая вражда к римлянам были узнаваемы по временам гораздо более позд-
ним, как и их идеал счастливого будущего. Но они все же внимательны к нуждам
простого народа и строги в жизни своей и оказывали влияние на массы. И тоже
говорили о независимости веры от государства.
Вторые, саддукеи, были другими, они либералы, космополиты, первым наро-
дом признавали римлян, первым государством - Рим (сейчас он за океаном). Они
не веровали в Промысел Божий, вся цель их в жизни сводилась к сохранению за
собой господствующего положения, к личным интересам, к достижению только
земных благ, для чего подходит любой ловкий способ. Св. Иоанн Предтеча гово-
рит о них как о порождениях ехидниных (Мф. 3.7).
Саддукеи отрицают (я имею в виду и современных саддукеев) и будущую
жизнь, и воскресение, а значит, и душу в ее полном выражении.
Вот к чему я пришел, и вот что подтверждалось в постоянной борьбе на
площадях Москвы, в прессе, в спорах, в толпах нищих и новых проповедников,
даже в завываниях солистов новых ансамблей.
А тогда, когда это еще не было ясно, я вдруг, как бы ни с того ни с се-
го написал в "Чаше бурь" о тех и о других:
"...Невысокого светловолосого человека из Назарета казнили традиционным
римским способом, а фэры (фарисеи) и садики (саддукеи) бессмертны".
И вот история (в который раз?) повторялась с вариациями, разумеется, на
новом материале, с новыми поворотами и подробностями. Главное же оставалось.
Два неистинных течения мысли. Теперь только мне стали понятны слова великой
богини о нейтралитете, о моем неприсоединении к разным течениям. Я знал те-
перь, что она имела в виду. Нужно пройти между Сциллой и Харибдой. Сохранить
объективность, не поддаться, а в таких условиях, когда все вокруг съехало
набекрень, человеку трудновато и просто невозможно даже не только разобрать-
ся, но и выжить.
Вот та истина, которая открылась мне в ближнем парке. Как странно: я
уже, казалось бы, знал ее давным-давно, в начале восьмидесятых. А по-настоя-
щему открыл только недавно, только сейчас.
* * *
Меня, как и всех, преследовали трудности и неустроенность, дороговизна
и отсутствие элементарных продуктов. Поражали цены: под Новый год килограмм
индейки на рынке стоил двести рублей, а целая индейка - семьсот с лишним.
Это две месячные зарплаты инженера периода демократизации. Килограмм говяжь-
их ребер стоил сто рублей. Я отскочил от прилавка. Только свиное сало по во-
семьдесят рублей. Еще два килограмма мандаринов по тридцать. На этом я дол-
жен был продержаться праздники. Меня пригласила Жанна на праздничный обед, и
это повышало мои шансы выжить. Что делать людям? На месячную зарплату женщи-
ны не могли купить и десяти пар колготок. Еще примерно два года назад герои-
ня "Асгарда", получив возможность ежедневно покупать колготки, решила все же
убежать от нищеты на юг, записаться в хиппи, в бомжи и обитать там.
А теперь? Когда исчезло или почти исчезло довольно дешевое молоко -
единственный продукт питания, а домашний сыр на рынке стоил столько, что на
месячную зарплату его можно было купить не более пяти килограммов?..
Мне помогали провиденциальные силы - скрывать это я не вижу смысла. Я
покупал продукты еще раньше - те, которые не портились. Это консервы. Питал-
ся до недавних пор баклажанной икрой, рыбой в томатном соусе и масле. Виног-
радный сахар велся у меня еще с позапрошлого года. Я полагал, что мне хватит
этого на весь период работы над второй книгой. Оставалось кое-что покупать
на рынке, но эти недостающие мелочи, вроде ребрышек для супа, могли, конеч-
но, разорить кого угодно, кроме современных саддукеев-бизнесменов, выгребав-
ших деньги подборной лопатой в государственных и личных закромах с благосло-
вения демократов и избирателей.
Иногда хотелось помитинговать, но я сдерживал себя. Богиня советовала
не вести пустых разговоров. Меня, поди, считали замкнутым, но именно мне
предстояло многое рассказать.
Я стремился сохранить неприкосновенный запас - и продуктов и денег. Я
думал о работе в любых условиях, запасаясь, например, спиртом, купленным по
баснословной цене (топливо на случай отключения тепла и электричества), но и
о родственниках тоже, а это мать, дети, Жанна, которую в "Асгарде" я назвал
двоюродной сестрой по наитию, не желая тогда раскрывать давнюю историю наше-
го неудавшегося брака. Это Татьяна, вторая жена, болезненная женщина, кото-
рую, кажется, собирались уволить с работы, но она еще чудом держалась, не
уходила на пенсию по инвалидности, на которую не просуществуешь. Я обязан
был точно рассчитать за каждого из названных и не названных здесь поименно.
И пока мне это удавалось.
Я выходил победителем всех прошлых и будущих скорбей, по Козьме Прутко-
ву, хотя иногда был побеждаем настоящими. Спасала работа. Она переносила в
желанные миры. В чащобах Шаданакара было, безусловно, лучше, чем здесь, на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг