момент они уже напали на след. "Его нет!" - повторяла фрау Ридер. Мэгги
направилась за обедом в ближайший ресторанчик, позвав посидеть с Анной
жену сторожа. Через час Мэгги вернулась, на пороге она оглянулась и
увидела приближающуюся фигуру лыжника. Он был еще далеко, но она будто бы
узнала его... Мэгги опасалась напрасно взволновать Анну. Она накрыла стол
и только тогда вышла на крыльцо. Сомнений не было: возвращался Селфридж.
Мэгги открыла дверь и с порога выкрикнула его имя. Анна, к ее удивлению,
даже не поднялась со своего места, что-то странное было во всем ее облике.
Она как будто не рада была предстоящей встрече. Мэгги рассказывала потом,
что спасателей она встречала куда радушней, чем заплутавшегося Селфриджа.
Так кончался эпизод в горах. На следующий день Селфридж уехал. Анна и
Мэгги остались еще на пару дней, потом и они вернулись к себе домой, в
Плейнфилд.
* * *
...Уснул я прямо за столом: словно провалился в непроглядную темень
до утра...
- Не вижу в этой истории ничего загадочного, - заявил утром Леня
Абашев.
- Но как объяснить, что Селфридж вернулся только на второй день после
бурана? Напоминаю: непогода застала его недалеко от приюта. За два или три
часа он мог уйти, скажем, на несколько километров. Это с учетом профиля
местности.
- Допустим.
- На обратный путь ему потребовалось бы столько же времени, то есть
два или три часа. От силы четыре. Получается вот что: первые сутки после
бурана, когда было ясно и солнечно, он сидел на месте, две ночи - тоже.
Нельзя же допустить, что после того, как погода установилась, он пошел в
обратную сторону, то есть попросту продолжил свою прогулку.
- А если это так?
- Не мог же он заставить Анну поверить в свою гибель? А если и мог,
то его обнаружили бы спасатели. Условия для наблюдения были идеальны,
расстояние - незначительно.
- Что из этого следует?.. По-моему, он большой оригинал. И
мужественный человек.
- Нет, Леня. Мужественные люди в окрестностях Файф-Лейкса замерзали
тоже, и для этого вовсе не требовалось двух ночей после небывалого бурана.
Из этого следует другое. Вернулся не Селфридж, а другой человек.
- Ну, знаешь ли... в привидения я не верю. Буквально, что ли,
понимать?
- Буквально. Кому-то нужно было стать Тимоти Селфриджем. И если эти
двое, Селфридж и неизвестный, были внешне похожи, то судьба возлюбленного
фрау Вебер могла решиться как раз на второй день. Так можно объяснить
невероятную, непостижимую медлительность Селфриджа, кажущуюся
медлительность. Анна Ридер так и не смогла найти ответ, а может быть, как
раз наоборот... ведь они расстались очень быстро. Что произошло? Никто не
знает. Но в твоей книге, посвященной борьбе с лавинами, я нашел указания
как раз на этот случай. Автор пишет о тех днях с искренним изумлением
перед неистовством стихии. Несколько дней потом в горах сходили лавины,
одна из них вывела из строя канатку. И это несмотря на самые современные
средства борьбы со снегом, включая безоткатные орудия, с помощью которых
можно вести огонь по рождающимся гребням. Упоминает он и одного молодого
человека, которого все считали погибшим. Его появление равносильно
возвращению с того света. Врач, осматривавший его, не нашел никаких
признаков обморожения или депрессии. Случай не нашел объяснения, пишет
автор книги, впрочем, вскоре молодой человек исчез, оставив двух своих
подруг. Что скажешь?..
- Нужны доказательства. Где они? Если преступник появился в личине
Селфриджа, он должен был оставить следы в Файф-Лейксе.
- Он их оставил. Нужно только уметь их прочесть. Мы с тобой ни за что
не придумали бы разговора, который состоялся еще раньше, в деревенской
гостинице. Анна открыла дверь, но не пригласила его в номер.
- С ней была Мэгги?
- Да. В номере была Мэгги. Она слышала обрывки разговора и была
изумлена. Селфридж говорил о любви.
- По мнению Мэгги Хейзинг, фрау поздно думать о любви. Ей было около
пятидесяти. Очень рослая немка с прической пучком, темнобровая, носившая
роговые очки по причине неважного зрения, наполовину увядшая дама с
причудами. Вот ее портрет.
- Это не портрет. Не хватает главного: ее сути. Признание Селфриджа
не выглядит таким уж неожиданным. Не будем вспоминать бальзаковских
женщин, но разве иногда возраст не подчеркивает те самые формы, которые
прозаики называют женской статью, а поэты - как-то иначе, за неимением
подходящих слов в своем ограниченном словарном запасе?
- Допустим.
- Ты понимаешь, о ком мы говорим? Если бы я был художником, я
нарисовал бы ее в фиолетово-сиреневых тонах и обязательно акварелью, а не
маслом, потому что холст не передал бы многого. Может быть, для этого
потребовалось бы скопировать линии с музыкальных инструментов:
виолончелей, скрипок, валторн. Этого не понимала милашка Хейзинг, похожая
на незабудку в яркий солнечный день.
- Или на ромашку. Ведь она блондинка.
- Хорошо. На ромашку. Вот фото. Фрау Ридер на утренней прогулке в
парке. Парк разбит на английский манер. Эти прямые дорожки и аллеи как бы
подчеркивают то, что я о ней сказал. Такая женщина вызывает не любовь, а
мгновенную страсть.
- Ты влюбился в нее.
- Нет. Я вижу ее.
- Ей было сорок восемь. Селфриджу двадцать семь.
- Думаю, Селфриджу было тогда все равно, сколько ей лет.
- Здорово же ошиблась эта милаха!
- Думаю, что я прав. Да, Леня, была экскурсия в горы, деревенька с
харчевней, суп из бычьих хвостов с томатами или что-то в этом роде,
дешевое вино, недолговременный приют в деревенской гостинице, а Мэгги и
тут не сообразила, что разговор о любви между фрау и ее другом имел под
собой более чем серьезные основания.
- Хорошо. Я согласен. Но что из этого следует?
- А из этого следует, что Селфридж боролся за эту любовь. И когда он
вернулся... понять его нельзя. Нельзя, Леня. Начиная с того момента, как
он вновь появился у карниза, все пошло иначе, он вел себя так, как будто
пытался оправдать версию, сложившуюся у этой девочки.
- Какую версию?
- Что раньше они дурачились у нее на глазах. И только. Оба были
другими. Ей далеко до этих фиолетово-сиреневых оттенков с переходом в
черное, она ничего не разгадала. И не могла разгадать. Их отношения -
большая редкость.
- И все же...
- Вернулся другой человек.
- Ты всерьез?
- Я не шучу.
- Извини, но поверить в это все же невозможно.
- Этот чужак уловил реакцию Мэгги Хейзинг, даже ее настроение. Оно
служило ему защитой. Он использовал Мэгги.
- Зачем это ему понадобилось?
- Чтобы поскорее убраться из Файф-Лейкса, не вызывая подозрений.
- Как он сам... объяснил задержку на двое суток?
- Никак. Думаю, если бы он ее объяснил, это представляло бы интерес и
для нас. Этот чужак понимал, что нужно поменьше болтать. Лучше всего было
бы в его положении не возвращаться в приют вовсе. Но тогда он должен был
бы не возвращаться и домой. А ему было нужно имя Селфриджа и его
положение.
- Если ты прав, то этот тип должен поразительно напоминать внешностью
Селфрнджа, быть его двойником, не иначе.
- Он и есть его двойник.
МОРСКОЕ КЛАДБИЩЕ
...Здесь, в светлой дубовой роще, похоронен под серым камнем
Арсеньев. У памятника матросам "Варяга" Абашев рассказал о бое близ
Чемульпо. Канонерка "Кореец" вступила в этот бой, уже имея боевой опыт.
Летом 1900 года экипаж русской канонерки проявил доблесть у китайского
форта Таку под огнем расстреливавших его в упор береговых батарей. В
морском сражении против "Варяга" и "Корейца" действовали пятнадцать
японских кораблей.
Позже, у Цусимских островов, тридцать русских кораблей должны были по
чьему-то замыслу противостоять ста двадцати одному японскому военному
кораблю. Но, выступив против всей мощи Азии, должны были погибнуть и
триста спартанцев у Фермопил и тридцать русских кораблей у Цусимы. Лишь
два корабля прорвались на защиту Владивостока.
В сорок первом тридцать наших подводных лодок, не считая надводного
флота, оберегали дальневосточные морские рубежи. Японцы не могли
обеспечить, как ранее, ни семикратного, ни даже четырехкратного
превосходства в силах. Они топили в открытом море наши торговые суда.
Последним был потоплен в июне сорок пятого "Трансбалт". В августе сорок
пятого, когда мы с теткой остановились в Находке, на пути в Москву, здесь
еще говорили о "Трансбалте", и это я помнил.
С отлогого склона зеленой сопки виден был Уссурийский залив,
прибрежные скалы, просторный распадок. Удивительно легко дышалось, уходить
отсюда не хотелось, но Абашев взял меня за руку - пора в машину.
МОЛОТ ГНЕВА
Было слышно, как шумела вода у порогов. Абашев вел машину над горной
рекой. Внизу - глыбы гранита, брошенные рукой неведомого своевольного
великана, задумавшего перекрыть течение. Но замысел так и остался
неисполненным. Река оказалась сильнее, и теперь над белоснежными струями
поднимались трехцветные радуги.
Леня сдержал слово: машина вышла из ремонта даже раньше обещанного
срока. Я увидел монгольский дуб, корейскую сосну, увешанную тяжелыми
шишками, горный ясень, жимолость и аралию, дикий перец и таежный виноград.
И были обещаны белый орех, амурский бархат, цветущие лотосы и корень
жизни.
Вечером мы остановились, привязали растяжки палаточных коньков к
черемухе. Легкий сухой плавник горел как порох, и я подбросил несколько
сырых поленьев, чтобы костер дольше сохранял тепло. Леня извлек из
багажника дневной улов.
Рыба хариус с синим телом и красноватыми перьями раскрыла рот и будто
бы издала слышимый звук, а на камни капала кровь, и поблескивало лезвие
ножа. А в вышине кружили черные птицы, пересекая желтые послезакатные
облака.
Ели уху - смеялись: забыли посолить. Дым вставал столбом - признак
хорошей погоды завтра.
Готов поклясться, что я слышал шум гальки: точно прошла недалеко
чужая машина. Не говоря ни слова, пошел к реке; она дремала, поблескивая
серебряными перекатами.
На мелкой коричневой гальке обнаружил следы чужого протектора.
Пошел за протектором: он вел по каменистому берегу. Абашев окликнул.
Я ответил. Густая трава скрыла следы. А дальше тянулась нитка проселка,
который привольно, во всех трех измерениях колесил над высоким берегом.
Вокруг пустынно, тихо.
Вернулся к нашему лагерю.
Абашев пошел за водой для чая. Вернулся через полчаса, молча подвесил
котелок над костром.
- Что так долго? - спросил я.
- Там кто-то чужой, - ответил он. - На машине. Как они сюда
забрались, ума не приложу.
- Что в этом особенного?
- Ничего особенного. Если не считать, что это машина марки
"суперберд" с двигателем пятьсот сил.
- Не может быть!
- Вот тебе и не может быть. Любопытно.
- На другой машине сюда мог проехать только ты. Пятьсот лошадиных сил
- компенсация чужаку за неумение водить авто по гальке и зарослям
заманихи.
- Однако... что им здесь надо?
- Ты что-то подозреваешь?
- Еще бы... откуда здесь быть "суперберду"?
- Ладно. Чай остынет. Пусть хоть суперэпиорнис. Пропади он пропадом.
...Ночью меня разбудили шаги. Поскрипывал галечник, шуршали сухие
стебли. Я прислушался. Кто-то размеренно шагал в двадцати метрах от нас.
Вот звуки затихли, точно растаяли. Только дыхание ветра было слышно мне. И
снова. Шаги... Они приближались к палатке.
Улучив мгновение, я перебросил тело за брезентовый полог, мгновенно
выпрямился, осмотрелся. Темная высокая тень скользнула почти бесшумно в
кусты. Я ринулся следом. Заросли смыкались за мной, царапая плечи, мешая
слушать. Метров триста уже осталось за моей спиной - и никакого
результата. Кусты расступились, я остановился в раздумье: продолжать
бессмысленную погоню? Вернуться?
И я вернулся в палатку, чтобы провести там остаток ночи так, как
подобает путешественнику или туристу.
Мне снились багряные зарницы над вулканами Атлантиды, алые потоки
лавы, сжигающие зеленые долины гейзеров, тонущая земля. Водяной вал
поднялся и обежал океаны дважды. Гигантская туча, мерцая молниями, закрыла
место катастрофы. Ворвавшись в Средиземное море, вал-великан смыл гавани
Древней Этрурии, разбил в щепы корабли, затопил города, поля и леса.
Наверное, я бормотал во сне строчки из древнего мифа.
- И земля потонула! - услышал я голос Лени, проснулся окончательно,
поднялся, ошалело озираясь, ибо плохим бывает у меня сон, если ночью я
встаю работать, читать или, как нынче, бегать по зарослям поймы.
- Дождь! - воскликнул я.
- Ты провидец, шептал во сне о потоках воды. - Леня протянул мне
кружку с горячим чаем, заваренным с брусникой.
- Спасибо. - Я быстро умылся водой, скопившейся в морщине
брезентового полога, и осушил кружку.
Мы переждали ливень. Отвязали растяжки палаточных коньков, сложили
вещи. Погрузили их в багажник. Машина слегка рыскала, точно сама по себе
искала выезд на сносную дорогу. Это руки Лени, подчиняясь интуиции,
удивительной его памяти, хранившей историю не одного таежного приключения,
осторожно, но решительно вели машину к большаку.
- Что произошло сегодня ночью? - спросил Леня. - Куда это ты бегал и
зачем?
- Оказывается, ты не спал...
- Оказывается, - меланхолично отозвался Абашев.
- Кто-то ночью ходил рядом с палаткой.
- Мне тоже показалось. Смотри!
Я обернулся и увидел приземистый корпус оранжевой машины, следовавшей
за нами на приличном расстоянии. Она шла, легко преодолевая подъемы, а за
ней видна была еще одна машина, синяя. Оранжевая не пропускала синюю,
когда та пыталась обойти ее. Едва заметный поворот - и она занимала
проезжую часть так искусно, что казалось, будто временами она
разворачивалась даже поперек полотна.
- Что за гонки? - спросил Леня, пытаясь рассмотреть водителя первой
машины. По странной закономерности каждый раз, когда ветровое стекло
глядело на нас, в нем отражался свет, да так ярко, что глазам становилось
больно. А небо между тем было еще затянуто облаками. Наконец я понял: на
ветровом стекле прыгало это светлое окошко, предназначенное для меня.
Сигнал и одновременно связь с ними... Неужели было так опасно, что здесь,
на глазах у всезнающего Абашева, они решились на это?
И я подумал, что тени сгущаются. Невольно подумал, вспомнив ночной
визит. Почему, к примеру, погиб человек, похожий на меня?
Я знал, что Селфридж-второй был атлантом. Только так можно объяснить
случай с ботом. Он не просто атлант, он изучал защиту и сигналы, которые
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг