- Ух ты! - Петины глаза засмеялись. - Целый набор карандашей! Да еще
большой лист бумаги! Да подставка для него! А лес то...
Он не договорил, поцеловал вторую сестру свою Катю, и, весь сияющий,
отошел в сторону; выбрал себе место, попросил, чтобы пока он не закончил, не
подсматривали, да принялся рисовать.
Машенька с любовью смотрела на Катю и звонким своим голосочком говорила:
- Такая вы хорошая, Катя! Такая вы добрая, нежная... Вы так светитесь, вы
такая печальная, как этот лес...
- Да - лес печален. Он чувствует долгий сон под теплым и мягким белым
покрывалом...
- А что сниться зимой лесу?
- Не знаю, но, может, красавица весна? В печали вспоминает он себя
молодым, влюбленным; засыпает все глубже и глубже, а потом, весною, солнышко
возрождает его для новой встречи с ее возлюбленной.
- Катенька! Какая же вы хорошая сестричка! - рассмеялась Машенька и
поцеловала Катю в щеку. - У вас так складно получается рассказывать!
Пожалуйста, расскажите мне какую-нибудь сказку. Такую, какую я еще нигде не
читала. У вас такой светлый голос - пожалуйста, расскажите.
Катя приподняла голову и, созерцая, как падают, спокойно переворачиваясь,
кленовые листья - неспешно, но и неудержимо, как движение листопада, как
движение темного ручья, начала рассказывать:
"То приключилось во времена стародавние, когда мир был совсем еще юн, а
волшебство окружало людей со всех сторон и они ему вовсе не удивлялись.
У горных хребтов, среди первых, могучих отрогов, колыхались молодые,
ясные леса, а среди них, точно око устремленное в небо, чернело озеро. Дно в
том озере было черным - такой же цвет был и у воды. Несмотря на черноту
свою, озеро смотрелось настоящим красавцем. Ведь в его спокойной, темной
глубине отражались и склоненные к нему, словно поцелуе, березы, и облака -
которые казались наделялись в его глубине новой, подводной жизнью.
Особенно же прекрасным было озеро в осеннюю пору. Тогда склоненные над
ним березы одевали яркие, печальные наряды; и роняли на гладь златистые, да
рассветные слезы, которые потом лодочками кружили по его поверхности, а
соприкасаясь - издавали печальное пение.
И вот в один такой прекрасный осенний день, к берегу озера вышел юноша. И
уселся на извилистую корягу.
У юноши было печальное лицо, а в глазах его даже слезы блистали. В руках
он принес клетку, которую тут же спрятал под извилистыми конями.
Надо сказать, что пришел он со стороны черного замка, который виднелся на
одном из горных отрогов. Вот повернулся он к тому замку, кулаком ему
погрозил и так молвил:
- Эх ты лорд, Вроун! Черный твоей замок, еще чернее твое каменное сердце!
Старик, страшный и трухлявый, почто ты обираешь так своих крестьян?... Я
помню ту ночь: в твоей башне вспыхивал синий цвет, и, вдруг, молния ударила
в наш хлев. Ты, старый чернокнижник, неужто тебе надо было все это колдовать
затем лишь, чтобы родных моих, когда не уплатили они дань посадить под
замок, ну а меня вызвать к себе и заявить: "Я слышал, что ты самый смышленый
юноша в округе - так вот и докажи это. Знай, что к черному озеру в каждое
полнолунье слетает белая лебедица, и плавает, купается в лунном свете. Если
ты сможешь поймать ее и принести ко мне - я освобожу твоих родных, навсегда
освобожу их от дани, да еще награжу несколькими золотыми. Ну а не принесешь,
или же сбежишь - знай - голодом уморю в темнице!" Полнолуние то как раз
сегодня, что же мне делать? Как же мне поймать эту лебедицу, если даже
старому колдуну то не под силам...
Тут задумался юноша, оглядываясь по сторонам, думает: "ни сетью, ни
колдовством ее мне не удержать. А раз уж ее старый колдун изловить не может
- значит, она и сама колдовством владеет. Какую же тут хитрость
испробовать... Она, ведь как - садиться на озерную гладь, когда никого
поблизости нет, да плавает, да купается в Лунных объятьях. А что если
сделать мне из камыша свиристель, да начать играть, в том время, как она
плавать будет?..."
Так он и решил - нашел поблизости статный камыш и, с помощью ножика,
сделал из него свиристель.
А надо сказать, что юноша тот лучше всех в округе умел играть на
свиристели - искусство его в этой игре таких высот достигало, что птицы
лесные принимали его за новую созданную Творцом после человека птицу, да и
слетались к нему со всей округи, пока он играл, сидели на ближайших ветвях,
слушали; ну а потом и сами подхватывали, и весь воздух клокотал от их
пения...
Укрылся юноша за стволами берез, стал дожидаться ночи.
Вот потемнело небо, звезды сначала медленно, одна за другой стали на нем
проясняться. Потом стали проясняться они мириадами, бессчетными пылинками,
нескончаемыми крапинками; вот и Млечный путь... Ах, да разве же опишешь
несколькими словами нескончаемое?!
Наступила полночь, и взошла над вершинами тех деревьев, которые окружали
озеро, полная Луна.
И вот юноша увидел - в ярком ее серебре забили, все приближаясь, белые,
облаченные трепетным саваном крылья. Все ближе, все ближе они. И вот из
Лунного сияния, да на дорожку этого света, которая на черной воде пролегла,
слетела белая лебедица.
Как она была прекрасна! Юноша то собирался, как только появиться она -
сразу и заиграть на своей свиристели, однако, как увидел красу эту; таковое
слияние света звездного, да стана - словно бы из самого райского сада та
птица была, словно слетела от очей самого Творца, который красой ее
наслаждался.
В плавном движении, среди отраженных в воде звезд, закружила прекрасная
птица, а юноша, не смея не то что пошевелиться, но даже и вздохнуть громко,
неотрывно и даже не моргая, созерцал этот звездный вальс. Она легко
взмахивала крыльями, с них взметались капельки; словно серебряные светлячки,
поднимались они кружились они в воздухе, потом обратно опадали в озеро.
Лебедица, распуская водный стан, все кружила свой танец, а зачарованный
юноша, тихо шептал в душе: "Есть ли что краше этого на свете? Дай мне только
прикоснуться к твоим крыльям, да улететь вместе с тобою, да к самой Луне!"
Так, в неустанном танце прошло несколько часов - да, эта белая птица
совсем не уставала и даже, напротив, - чем больше она кружила, тем большая в
ней виделась сила, словно бы она вбирала из озерных глубин отраженный там
звездный пламень.
Но вот, когда Луна прошла над озером, а на востоке первыми лучиками зари
были поглощены самые слабые звезды, она, собираясь улетать, взмахнула
крыльями, вот вся вытянулась к печальному Лунному лику.
Тут только вспомнил юноша, зачем он пришел к озеру: "Да, что же я? Ведь,
мои родные сейчас в темнице томятся!"
Достал он поскорее свиристель, да и заиграл.
Встрепенулась тут птица-лебедь, к нему голову повернула и молвит тут
девичьим голосом:
- Я то думала, что голоса всех птиц, которые живут на белом свете знаю.
Но, значит ошибалась - самого-то лучшего певца я еще и не видела. Кто ж ты?
Кто может петь так чарующе, что сердце трепещет в груди? Что за птица, в
переливах которой слышится мне душа человеческая?... Может ли быть то
колдун? Нет - я бы сразу почувствовала, будь тут зло. Кто ж ты, певец?
Юноша укрытый стволом продолжал играть, а лебедица поплыла в его сторону.
- Какой дивный голос! Не только на Земле, но, даже, и в звездных чертогах
не услышать такого!
Вот подплыла она к самому берегу, вот вспорхнула на него, подошла к тому
дереву, за которым крылся юноша - того-то ему и надо было.
С самого начала, достал он из укрытия клетку, открыл ее дно, и вот
теперь, когда подошла лебедица, быстро схватил клетку да и накрыл ею
прекрасную птицу.
- Ну, прости ты меня Лунная танцовщица. - говорит. - Придется мне отнести
тебя к нашему правителю-колдуну, иначе он моих родных во темнице погубит.
И тут лебедица, оставаясь такой же прекрасной, какой и была, обратилась в
деву в белом платье. Да всю бело-серебристую, словно свет Луны.
Смотрит на нее юноша, чувствует - вновь былая его уверенность пропала:
разве же можно нести в неволю к старому колдуну это прекрасное созданье?
Она смотрит на него печальными своими очами, да так говорит:
- Что ж, поймал ты меня. Было бы в сердце твоем зло - так почуяла бы, не
подошла. Но теперь я схвачена! Ах, кабы мне было только дозволено еще раз
пройтись по аллеям, того парка, что у берега Лунного моря, да под сенью
дворца нашего батюшки. Коли бы посидеть у фонтанов, откуда поднимаются,
струи света, проститься бы с сестрами... Но, ты меня не отпустишь, а, если
даже и отпустишь - я никогда уже не вернусь... Как жжет меня первое сияние
зори! Не вынести мне Солнечного света!
- Я люблю тебя. - молвил тут юноша, ибо, действительно он полюбил - в
первый раз полюбил - а иной любви и не бывает - только первая. - Выполнишь
ли ты мою просьбу?
- Ты любишь меня, о дитя Земных полей?.. Но к чему эта любовь, если
остаток жизни я проведу в темнице?.. И что это за песня, о который ты так
просишь?
- Спой мне о том, как летаешь ты в поднебесье. Спой о том, что говорят
лунные ветры, и как шумят приливы лунных морей. Спой мне, как журчит свет
бьющий из дивных фонтанов. Спой мне, прошу тебя - спой.
- Что ж... Я и сама вспомню, вздохну печально...
У брега моря, я вздохну печально,
Шепну: "Прощай навек, о матерь изначальна..."
Шепну слова и их подхватит легкий ветерок,
И унесет в словах печальный рок.
И долго буду там стоять, в спокойной тишине,
Внимать одной пылинок света, лунной глубине.
И нежном переливом, древнего ветрила,
За мною, запоет наш сад в котором древня сила.
Я тихо преклоню колени пред тобой,
О, - отчий дом, о море, о прибой!
Пришла пора разлуки, пришла пора тоски,
Прощайте Луны руки - дороги далеки!
Вот закончилась песня, а юноша и не заметил, что все время ее подыгрывал
деве на своей свиристели...
Теперь в глазах обоих блистали слезы. Вот юноша поднялся, и откинул
клетку.
- Что же ты? - в изумлении взглянула на него освобожденная.
- Ты свободна: возвращайся к своему морю!
Тут он отвернулся и пошел было к замку, колдуна Вроуна, как дева
остановила его, окликнула, вздрагивающим от волнения, от пробуждающегося
чувства, голосом:
- Подожди, куда же ты, о благородный юноша?! Ты освободил меня, а теперь
возвращаешься, чтобы попасть в темницу?! Я зову тебя с собой - дай мне руку,
и мы вместе взлетим к Лунному дворцу, я представлю тебя своему батюшке,
расскажу, какой ты добрый, он хорошо тебя примет. Мы устроим такой пир,
какой не знают даже ваши земные короли. Ты увидишь лунные моря! Мы будем
жить вместе! Да, знай - что увидев сердце твоя, я полюбила тебя. Значит мы
любим друг друга. Что же мешает, что же ты не протянешь мне свою руку? Что
же ты стоишь такой мрачный, роняешь из очей такие горькие слезы?
Вздохнул юноша глубоко и, с любовью в ее лик вглядываясь, так говорил:
- Протянуть к тебе руку, а в следующее мгновенье уже лететь сквозь
космос. Как это легко, какая это чарующая мечта! Увидеть лунные моря,
пройтись по дорожкам, по которым не ступала нога человека, присесть у
фонтанов из которых бьет свет. И все это - рядом с той единственной,
единственной которую любил! Которую любить буду вечно! О - это мечта! Она
так влечет к себе, что в первое мгновенье, я и позабыл, про Рок, который над
этим чувством. Я бы мог подать тебе руку, но... Тогда бы я обрек на
мучительную смерть своих родителей, младшую сестренку и братика. Ведь
чародей, когда узнает, что бежал с тобою - исполнит свою угрозу - уморит их
голодом. И что же - думаешь смогу я быть счастлив хоть мгновенье, зная, что
загубил их! Нет, прощай же навеки! И я не стану смотреть на тебя, ибо иначе
сердце мое разорвется, а мне еще надо дойти до замка.
Так сказал юноша, и не в силах сдержать рыданий, бросился к замку. И
шептал он сквозь слезы:
- Прощай же юность, прощай вся жизнь! Прощай, прощай на веки, моя первая
и единственная любовь!
А дева вновь лебедью стала, взмыла в небо, да оттуда услышал несчастный
юноша ее плачущий глас:
- Знай же, что никогда, никогда не забыть мне тебя. И вдруг, запела:
И лишь на мгновенье встреча - с тобой,
Нам небо, судьба подарила,
Ах, лишь на мгновенье - прощай дорогой,
И знай, как тебя полюбила!
Мы в жгучей печали - и ты, друг, и я,
И ждет нас разлука веками,
И знаем, что чувство, внутри нас горя,
В боли изольется стихами.
Ах, лишь на мгновенье... теперь - пустота,
Да года печали, тоска, друг, да мгла,
Но память останется ясна, чиста,
Любви в ней горенье - память светла.
В мгновении - вечность,
Любовь в нем одна,
Пройдет жизни течность,
И новая встреча нам будет дана.
Так пела прекрасная лебедица, взмывая все выше и выше, улетая следом за
матушкой-Луною.
Она летела и плакала - слезы вырывающиеся из очей ее, падали к земле
крупными жемчужинами. А те, кто просыпаясь на той печальной заре, слышали ее
пенье - сами плакали, ибо так глубока была небесная печаль лебедицы. Никто
на этой земле не смог бы спеть так, как то пела она.
А юноша... Юноша бежал по тропинке, навстречу своей судьбе и тоже плакал.
Но, не смотря на предстоящие мученья - светло было у него на сердце, ибо
он Любил и ничто не могло сокрушить этого чувства".
- Вот такая вот сказка. - говорила голосом печальным и спокойным Катя,
наблюдала, как, кружась, нежно касаясь друг друга, шепча слова прощанья,
падали два кленовых листа: один - тепло-златистый, как солнце пред закатом;
второй - словно небо, в тот час, когда заря обретает полную силу.
- Ты плачешь... - нежно молвила Катя, когда взглянула на Машеньку и
увидела, как по личику ее одна за другой, плавно катятся большие, как слезы
лебедицы, переливающиеся солнечным светом, слезы печали.
Машенька улыбнулась сквозь эти слезы, и такая - была подобна, родившийся
где-то за бездной веков и миров - девочке, самой Руси-святой, какому-то
небывалому сну, чему-то столь прекрасному и чистому, к чему жаждется всей
верой души стремиться.
И эта девочка с дочерней любовью, любуясь Катей, шептала:
- Что же это было?... Что же это за чувство... Оно такое, как облако...
как вон-то облако. - Машенька кивнула на часть величавой сине-белесой горы,
которая росла в небе над полянкой. - Неохватное, все наполненное образами.
Сколько образов в этой горе? Не счесть. И не опишешь это облако. Так же и
чувство - кажется, только часть его увидела, но и ее только представит могу,
а словами не выразить... Катя, Катенька, сестричка - как же хорошо, что мы
нашли друг друга! Какой же прекрасный, хоть и печальный сегодня день!...
Я... Катенька, знаете, сегодня, пока ваш рассказ слушала, да на лес
любовалась, так ясно, как никогда раньше почувствовала - как же прекрасна
жизнь! Бесконечно много в ней неизведанного и прекрасного... А, слезы... Да,
я плачу, но мне, если можно так сказать - нравятся эти слезы. Они, я
чувствую, делают чище... Прекрасные, такие прекрасные, как этот листопад -
чувства!
Незаметно подошел, и вот счастливо рассмеялся Петя:
- Что это вы тут расплакались? Смотрите-ка, что я нарисовал!
Мальчик протянул лист, на котором весьма умело отображен был осенний
пейзаж. Все так - только вот под кленом сидели, сложивши крылья два лебедя с
печальными глазами, один - черный, другой - белый.
- Я всю сказку услышал. - улыбался мальчик, и по мокрым бороздкам на
щеках его видно было, что недавно он тоже плакал:
- Катя, а чем все это закончилось? - спрашивал Петя, после того, как
выслушал похвалы, и наставления в том, что ему обязательно надо учиться -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг