Дмитрий Щербинин
ГРАHИТHЫЕ БЕРЕГА.
There's No Time For Us
There's No Place For Us
QUEEN "Who Wants To Live Forever"
Холоден, заполнен пронизывающими до костей ветрами, месяц ноябрь. ебо
затянуто низкими, быстро летящими, свинцово-серыми тучами, из которых
целыми днями падает к размокшей, покрытой холодной грязью земле, серая,
пробирающая дрожью, пелена дождя. Природа словно бы умирает в это время
года: птицы, которые так искренне заливаются трелями весной давно уже
улетели куда-то далеко, в жаркие страны, молчаливы черные дубравы, негде
нет ярких цветов, и лишь кое-где на покрытых густыми каплями ветвях, дрожат
в холодных порывах, почерневшие листья, им осталось жить совсем немного,
слабо-слабо держаться они, и каждый ледяной порыв может сорвать их и
бросить на черный ковер сложенный из мокрых и истлевших тел их братьев... О
город Петра! - ты поднявшийся, гранитными стенами и гранитными берегами, из
топи русских болот, как холоден, как темен ты в это время года! Все-все
одето в холодный, твердый гранит: и набережные, и стены домов, и небо, и
воздух, и волны которые с тяжелым гневным рокотом обрушиваются на твои
берега, словно бы пытаясь сокрушить их...
* * *
Пронзительно завыл где-то меж узко сдвинутыми крышами ветхих, старых
домишек, где-то меж их покрытыми, грязно-темными отеками, серых стен,
ветер. В серовато-промозглом воздухе пролетела с гранитного ледяного неба,
разорванная бумажка, она печально прошелестела что-то в воздухе и пала в
грязь, которую, казалось, размазал по всей улице, неравномерными, местами
слишком жирными и глубокими, мазками, какой-то безумный художник. Пустынна
была эта улица, иногда лишь скрипнет где-нибудь дверь, да мелькнет за
грязным окном бледное и расплывчатое лицо, окруженное тьмой. Иногда ледяные
порывы приносили откуда-то издалека, быть может из другого мира, шум
людской толпы, но так эти голоса были далеки что казались лишь каким-то
призрачным мертвенным шепотом вплетенным в вой ветра. И ветер уносил эти
голоса куда-то дальше по улице, где серый воздух сгущался и стены домов
расплывались в зябком мареве.
В этом сером морозном и вязком воздухе неожиданно резко застучали удары
каблучков, они, словно острые копья, пронзали болотное марево. А вскоре из
зяби вынырнула и фигурка: девушка среднего роста, одетая в темно-зеленое
старое пальтишко, запачканное кое-где в грязи, тесно-русые ее волосы убраны
были в аккуратную, полную косу, спускающуюся до плеч, а бледное личико
выглядело уставшим, изнеможенным даже, она жалась к стенам домов, стараясь
обходить грязь, но это ей не вполне удавалось - грязь была повсюду.
Вдруг от стены, навстречу девушке выступила высокая фигура. Это был
человек - быть может юноша лет двадцати, а может и тридцатилетний мужчина,
трудно было определить это с точностью - лицо его было покрыто налетами
грязи и копоти; заросшие двухнедельной щетиной щеки; волосы длинные
спутанные, словно бы облитые какими-то помоями; одет он был в какое-то
рванье, насквозь пропитанное грязью, местами разорванное, в разрывах видно
было бело-синее, тощее, замерзающее тело. Вообще обликом своим он скорее
походил на кошмарное видение, на мертвеца восставшего из могилы, потому
девушка и испугалась и отдернулась от него и наверное бросилась бы бежать
прочь, приняв его за какого-нибудь безумца или насильника, если бы не его
голос...
Голос этот был мягок и очень печален, негромок, спокоен и тепел словно
дыхание весны; только услышав первые звуки, не поняв даже слов,
почувствовала она как сердце ее словно бы охватило мягкая волна сотканная
из вечернего заката, когда золотисто-бордовый, жаркий солнечный диск,
опускается за край небосвода. Потому она остановилась и внимательно
взглянула на этого человека.
- Извините я вас кажется напугал, - говорил он, - простите ради бога, не
хотел...
Хотя знаю мой облик сейчас не может вызывать ничего кроме отвращения,
ведь я похож на кошмарный сон не так ли?... Ох, девушка, знаете ли у меня
есть картина, я совсем недавно нарисовал ее... старался... Хотите покажу
вам, если вам понравиться, если захотите купить я продам, совсем не за
дорого, сколько денег дадите столько и возьму, мне бы, хлебушка покушать, я
так давно ничего не ел... Не помню уже сколько.
- Вы голодны... - проговорила девушка, и жалость к этому голодному
художнику вдруг разом охватила всю ее сущность, она неуверенно подошла к
нему, вглядываясь в его глаза. О какими были удивительными были его глаза -
на этом грязном, изнеможенном лице, на этой серой улице, во всем этом
огромном гранитном городе, они были необычайно ясны, глубоки, жгучи и
печальны. "Господи, как же они печальны!" - вспыхнуло в ее голове.
- Как вас зовут? - спросила она.
- Анатолий, - ответил юноша, который смотрел теперь на личико девушки.
Лицо ее вовсе не было лицом красавицы - нет, худенькое, бледненькое личико,
которое однако притягивало к себе взгляд словно некий могучий магнит.
Какая-то внутренняя сокрытая еще сила переполняла ее и нечто огромное и
прекрасное рвалось из каждой ее черточки, рвалось вверх и что-то пламенное
охватывало душу от одного только взгляда на нее.
- А меня зовут Аня, - произнесла она. - Вы знаете Анатолий, у меня нет
денег, но если хотите я могу вас накормить, пойдемте ко мне домой...
- Да, право я был бы очень вам благодарен, но только перед этим позвольте
всетаки показать вам мою картину, если она вам понравиться так забирайте,
да-да непременно возьмите ее Аня, обязательно возьмите... Вы очень хорошая,
добрая, я вижу это. Пойдемте, прощу за мной.
Он направился в какой-то узкий проход, словно ножом прорезанным меж
стенами домов. Аня последовала за ним, сердце ее переполнено было жалостью
к этому доброму человеку - о как ясно чувствовала она что он добрый!
- Вы где-то здесь живете? - спросила она неуверенно когда они вышли в
совершенно жуткий двор, окруженный со всех сторон серыми, перекошенными
стенами домов без окон: тот проход по которому прошли они был единственным
ведущим в это место. Аня вздрогнула - ей неожиданно представилось что
вздумай кто этот проход замуровать и они навек останутся погребенными меж
этими стенами, как в гробнице. Какую ту жуть наводило на сердце это место:
стены домов, испещренные выбоинами, смерзшиеся груды мусора у стен, и еще
бесформенный обрывки одежды разбросанные повсюду, словно бы разорвало в
этом дворе кого-то на части.
- Еще раз извините, - проговорил Анатолий и пошатнулся на слабых ногах, -
не надо мне было вас сюда вести...
- Нет, нет, что вы, - сказала Аня, с ужасом оглядываясь по сторонам, -
так вы здесь где-то живете?
- Да. Идемте за мной, - вздохнул Анатолий и опустив худые свои плечи,
поплелся к зияющему в нижней части одной стены пролому. о, подойдя к нему,
он вдруг остановился и сделался совсем бледным, опустил глаза и вздрагивая
от продирающего его тело холода произнес отрывисто:
- Как же это глупо получилось... Аня вы извините меня что привел вас
сюда... ну вот теперь вы можете уйти... какой же я дурак... не полезете
ведь вы за мной в эту дыру, в подвал... еще раз извините... и если
позволите я провожу вас обратно...
- Нет, прошу вас, проведите меня, я хочу взглянуть на вашу картину, -
говорила Аня и на миг ей сделалось жарко, а потом вдруг бросило в холод.
Анатолий вновь вздохнул, шагнул к провалу и спустившись в него первым подал
руку Ане. Так в былые времена, кавалеры подавали руку дамам, которые
распахнув золоченную дверцу, выходили из кареты. Здесь же Ане пришлось
спрыгнуть на бетонный пол, покрытый сальными лужицами, на которых
отражались мертвенные призрачные блики от лампочек которые горели под
низким потолком подвала. Вокруг тянулись и хаотически переплетались ржавые
трубы, большие и малые, низкое вибрирующее гудение раздавалось из них, и
казалось что это в голове гудит и вибрирует какой-то ржавый механизм,
словно бы желая разорвать черепную коробку, от этого гудения и по лужицам
на полу бежала мелкая рябь. Меж труб что-то часто и гулко капало или просто
ударялось об воду.
- Вы здесь живете... - в ужасе произнесла Аня, ступая следом за Анатолием
в узком проходе меж урчащих труб.
- Да так сложились обстоятельства, - глухо и безжизненно проговорил он и
плечи его опустились еще ниже, -... Прошу здесь осторожно, придется
пролезть под этой вот трубой и смотрите не дотроньтесь до нее, она
раскаленная, вот я сам дотронулся случайно..., - он показал Ане ладонь на
которой сохранились еще следы старого ожога.
Затем он первым нырнул под массивную трубу которая преграждала им дорогу.
Аня вздохнула глубоко и последовала за ним, от трубы ее обдало жаром,
зашипело даже пальто на спине когда она случайно дотронулась она им до
трубы, но вот уже подает ей свою худую руку Анатолий и говорит:
- Ну вот мы и пришли.
Аня выпрямилась в полный рост и едва не задела головой потолок, Анатолию
же приходилось ходить все время вобрав голову в согнутые плечи что бы не
задевать потолок.
Вот что увидела Аня: это была площадка с трех сторон окруженная трубами,
а с четвертой бетонной стеной, под потолком мелко дрожала, то загораясь
поярче, то слегка затухая небольшая, покрытая грязью, лампочка, свет от
который исходил такой неживой, такой отвратительно тусклый, что лица в этом
свете казались какими-то жуткими масками, покрытыми темными впадинами и
серыми острыми выступами. Стул со сломанный ножкой (на ее место подложены
были кирпичи) стоял у стены, там же у стены, навалены были какие-то доски,
заменявшие Анатолию стол; был и матрас, конечно же грязный, изорванный, в
местах разрывах торчала желтовато-серыми комьями его начинка; а когда в
этом месте появились Анатолий и Аня, юркнула под одну из боковых труб тощая
мышь.
И еще в этом аду, созданным какими-то безумными творцами, была картина.
Она, нарисованная на большом листе белого картона, стояла, прислоненная к
стене, на тех самых досках, заменявших Анатолию стол. Картина была
нарисована цветными карандашами, останки которых валились в беспорядке
подле нее. Аня как только увидела эту картину так быстро подошла к ней, с
жадностью вглядываясь, в каждую черточку, в каждый штрих. Анатолий
проговорил, несколько смутясь:
- Ну как?... Я так знаете хмм... были бы у меня получше карандаши или
краски, да белый лист... ну вот видите что получилось... ну как вам?
Аня молчала. Внимательно, с умилением вглядывалась она в этот лист
картона поставленный на грязных досках и казалось ей что это окно - окно в
иной мир. Там видела она ласковые прозрачно золотистые волны моря, которые
с ласкающим душу и сердце, шепотом, ложились на прибрежный мягкий песок.
Огромный, словно, наполненный горячим золотом, многогранный алмаз, диск
солнца, коснулся уже где-то вдали края моря и вокруг него кружили чайки и
темноватые, испускающие по бокам бирюзово-золотистое сияние облачка, словно
воздушные корабли застыли в небесной лазури. А на берегу стоял уютный
домик, на пороге которого сидела девушка, обнимавшая в руках большой букет
цветов, целый луг которых раскинулся прямо за домом. А среди золотистых
волн виднелся и парус, и рыбацкая лодочка, и кажется даже маленькая фигурка
рыбака сидевшего в ней. Были еще и горы, они своими снежными, окрашенными
уже в закатное золото, шапками, возвышались где-то далеко-далеко, над
полями и над лугами...
Такова была эта картина. Глядя на нее Аня на время забыла обо всем:
забыла о том где она находится, забыла о том что спешила до этого куда-то,
забыла и не слышала уже отвратительного гула исходящего из труб, и
отвратительный тусклый, помойный свет заливающий этот жуткий подвал словно
бы померк для нее; теперь видела она свет иной, исходящей из этого окна в
светлый мир, и слышала она ровный, такое, теплое и печальное, вечное пение
волн морских, ласкающих берег, и видела, и чувствовала она все это...
Хотя... картина эта вовсе не была совершенно, и скупой и холодный ценитель
искусства сказал бы что некоторые черты в ней лишние, некоторые штрихи
неточны... о что какие-то отдельные штрихи - для Ани тот мир был прекрасен,
совершенен, могла ли видеть она в нем, гармоничном и возвышенном, какие-то
отдельные неточные штрихи - вот весь мир который окружал ее был создан из
отвратительных, извращенных, кривых штрихов...
Анатолий закашлялся. Согнулся весь в три погибели, тощее тело его
сотрясалось от глухих ударов которые рвались из его груди, казалось он
вот-вот, должен был развалиться на части. И Аня резко обернулась и
подбежала к нему, осторожно обхватив за плечи, от чего весь он вздрогнул,
передернулся даже:
- Анатолий... Толечка, что с вами? - спрашивала она и на глаза ее
навернулись слезы и заблистали они словно два солнышка, сердце ее стучало
быстро-быстро, и все быстрее и быстрее словно бы желая вырваться из тела,
тесно ему стало в груди, что-то большое, необъятное как тот мир который
увидела сквозь окошечко проделанное Анатолием в стене, рвалось из души ее и
жаждало обнять, расцеловать, подхватить, унести вместе с собой этого
изнуренного голодом и холодом человека.
- Анечка... отойдите... от меня, - задыхаясь от кашля выдавил из себя
Анатолий, и вырвавшись из ее объятий рухнул лицом вниз на матрас, кашель
все еще сотрясал его тело... Потом кашель прошел, а он остался лежать
совсем недвижимым, уткнувшись лицом в грязный матрас, иногда только
раздавалось хриплое, надорванное его дыхание. аконец он спросил:
- Вы еще здесь?
- Да. - ответила Аня, которая все это время простояла, не смея
пошевелиться.
- Вам понравилось? - раздался его голос.
- Да... вы... я... вам нельзя здесь оставаться не в коем случае, пойдемте
со мной. Я накормлю вас, напою, отогрею, Толечка, пожалуйста, и возьмем
вашу картину из этого жуткого подвала, пожалуйста, пойдемте...
Он помолчал немного, потом спросил:
- Вы что же одна живете?
- Нет, что вы... - тут она смешалась и нервно сцепив свои ладошки, с
каким-то мучением, точно только тут припомнив что-то неприятное,
болезненное, выдавила из себя, - вовсе не одна... матушка, две маленькие
сестренки и братишка, еще отец..., - тут на лбу ее собрались маленькие
морщинки и она с каким-то глубоким отвращением продолжала, - он пьет, вечно
в стельку пьяный... - тут она резко замолчала...
Вновь только трубы гудят, да капает что-то или ударяет о воду часто и
гулко... Аня повернулась и смотрела в окно стоящее у стены подвала, потом
она подошла к Анатолию и говорила:
- Я не оставлю вас теперь. е за что не оставлю, слышите вы это? Я не
позволю вам оставаться в этом ужасном месте! - выкрикнула она.
Анатолий повернулся и сел на своем матрасе, лицо его в тусклом, падающем
из залепленной грязью лампе, свете, было ужасно.
- Здесь по крайней мере тепло, - произнес он, - да, трубы не дают мне
замерзнуть...
- Но вы... так молоды, - запинаясь говорила Аня, - где вы жили раньше,
где ваши родители?
- Рассказать..., - Анатолий прикрыл глаза, - дни детства и отрочества,
какими счастливыми, солнечными, полными звонких ручейков и шума моря
вспоминаются они мне, особенно детские годы, тогда помню я и начал
рисовать... а берегу моря, у зеленой рощи... но это ушло, ушло... остались
только воспоминания и мечты, четырнадцатый год, отец мой был офицером, его
забрали в армию... через год пришло уведомление о его смерти... даже
хоронить было нечего, он сопровождал обоз со взрывчатыми веществами, ну и в
общем попал туда немецкий снаряд... мы остались вдвоем с матушкой... К тому
времени я добился уже чего-то в художественном ремесле, - тут Анатолий
закашлялся надолго, а потом отдышавшись продолжил, - перебивались в общем,
кое-как, а потом начался этот хаос, все перемешалось закружилось, весь мир
встал с ног на голову, все бегают, кричат что-то убивают друг друга,
зазывают в какие-то партии... Весь этот год какой-то кошмарный, с самого
своего начала, с зимы... какие-то банды, толпы озверевших людей кругом, да,
да, мир сошел с ума! Помню какая-то шпана побила стекла в нашем доме, убили
нашу Жучку, потом, помню, мне надо было отлучиться, некогда не забуду тот
день... начало ноября было или конец октября, на улице сыро, темно,
холодно, я бегу по этим улицам, спешу быстрее домой к матушке, и все по
углам люди какие-то, черные словно тени, и группами стоят, и песни поют и
целыми толпами всю идут и идут кудато, кричат, псы лают... Вот домой
прибежал, а там все темно и разбито... мать я так и не нашел, только на
кухне все в крови было... - Анатолий задрожал, - мне так жутко стало тогда,
я кажется закричал что-то и бросился бежать, по этим темным улицам,
бежал-бежал, сбивал кого-то с ног, ничего больше не помню, но очнулся я в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг