- У меня не было любимых детских книжек, поскольку мое детство - фантазия
сэра Джуффина Халли, - флегматично возразил я. - Впрочем, фальшивые
воспоминания о том, как я взахлеб читал книжки, по-прежнему выглядят вполне
достоверно... Так что, может быть, когда-нибудь потом меня заинтересует ваше
любезное предложение.
- Потом так потом. Возможно, Тихий Город - единственное место во
Вселенной, где можно позволить себе роскошь откладывать "на потом". Что-что, а
время здесь - мелкая монета. Мы давно разучились его ценить. Рай - это место,
где не нужно торопиться и невозможно опоздать, не так ли?
Она дружески подмигнула мне, поднялась, отодвинула занавеску, распахнула
форточку. В кафе ворвался теплый ветерок, он принес нам свежий запах мокрой
зелени и несколько обрывков смутно знакомой мелодии. Звуки, словно сухие
листья, плавно опустились к моим ногам. Где-то в конце улицы играли - неужели
на аккордеоне?! - из плотной синевы сумерек раздавался приглушенный смех и
цокот острых каблучков.
- Да уж, чем не рай, - криво улыбнулся я. - Самое смешное, что примерно
так я его и представлял. Я был совершенно уверен, что в раю всегда сумерки и
кажется, будто только что закончился дождь; цветет сирень и... да, и непременно
каштаны. И знаете, в саду за домом, где я скорее всего поселюсь, действительно
полно сирени, и я видел цветущий каштан в соседнем переулке, когда шел сюда! А
еще мне казалось, что в раю температура воздуха навеки - плюс 19 по Цельсию. И
в любое время суток можно зайти в маленькое уютное кафе, где мне обрадуются и с
удовольствием выслушают, но при этом не огорчатся, если мне взбредет в голову
не показываться там неделями...
- Намек поняла, - насмешливо кивнула она. - Можете быть покойны: если вы
исчезнете, я и не подумаю огорчаться. Но если зайдете на огонек, обрадуюсь
непременно. Вы мне нравитесь, Макс. И ваша история сама по себе - весьма
элегантный сюжет... Хотя она все же не дотягивает до совершенного литературного
сюжета.
- А что такое, по-вашему, "совершенный сюжет"? - удивленно спросил я.
- Хотите знать, что такое "совершенный сюжет"? Что ж, могу рассказать.
Наделите своего героя теми качествами, которые вы считаете высшим оправданием
человеческой породы; пошлите ему удачу, сделайте его почти всемогущим, пусть
его желания исполняются прежде, чем он их осознает; окружите его изумительными
существами: девушками, похожими на солнечных зайчиков, и мудрыми взрослыми
мужчинами, бескорыстно предлагающими ему дружбу, помощь и добрый совет... А
потом отнимите у него все и посмотрите, как он будет выкарабкиваться. Если
выкарабкается (а он выкарабкается, поскольку вы сами наделили его недюжинной
силой) - убейте его: он слишком хорош, чтобы оставаться в живых. Пусть сгорит
быстро, как сухой хворост, - это жестоко и бессмысленно, зато достоверно... Вот
такую историю я бы непременно написала, если бы принадлежала к числу господ
литераторов. Но я, слава Богу, не литератор, а всего лишь женщина, случайно
ставшая бессмертной, спрятавшись между строчек чужих стихов...
- Но ваш "совершенный сюжет" очень похож на мою историю, - дрогнувшим
голосом сказал я.
- На первый взгляд похож. Но вы живы. Да еще и в рай, можно сказать, при
жизни попали. Здесь с вами ничего не случится. Не сгорите небось...
- Возможно, сейчас вы беседуете именно с горсткой пепла, - горько
усмехнулся я.
- Не мудрите. "Горстка пепла", в отличие от вас, не может наслаждаться
беседой, вкусом горячего шоколада и запахом мокрой листвы. Так что не пробуйте
меня разжалобить, не выйдет. С какой стати? Вы - счастливчик. Если хотя бы
четверть того, что вы мне понарассказали, правда, о вас наверняка будут помнить
дольше, чем обо мне; значит, вполне может оказаться, что вы бессмертнее меня.
Только это здесь и имеет значение. Только это! Те, кого некому помнить,
исчезают, лишь их прозрачные тени иногда появляются на улицах. Они жмутся к
фонарям, поскольку темнота для тени - то же самое, что забвение для любого из
нас. Небытие.
- Не понимаю, - удрученно признался я. - Предположим, меня будут помнить
дольше, чем вас. Следовательно, я останусь жив. Но я-то вас буду помнить!
Получается, что вы не исчезнете, пока не исчезну я, разве не так?
- Не так. Наша с вами память друг о друге не в счет, так уж все устроено.
Почему - не знаю. Возможно, это свидетельствует о том, что обитатели Тихого
Города не так уж и живы... Но мои ощущения доказывают обратное, а я привыкла
доверять собственным ощущениям больше, чем теоретическим изысканиям.
Мы угрюмо помолчали. Но моя новая приятельница явно не была способна долго
оставаться хмурой. Она вдруг хлопнула себя ладошкой по лбу и рассмеялась:
- Эврика! Вполне возможно, что я теперь действительно гораздо более
бессмертна, чем прежде!
Я адресовал ей вопросительный взгляд. Она объяснила:
- Мои шансы на долгую-долгую жизнь связаны не с вами, а с нашим общим
приятелем Чиффой, который, как вы говорите, вернулся домой. Он ведь колдун?
Если верить вам, то колдун, и еще какой! А хороший колдун вряд ли станет
умирать от старости в собственной постели. И вообще вряд ли станет умирать,
правильно? А уж он-то меня не забудет...
- Да, действительно, - улыбнулся я. - Вам повезло: Джуффин - мужик
живучий. А вас и правда невозможно забыть. Это не комплимент. А констатация
факта.
- Что-что вы сделали с фактом?
- Поймал и отконстатировал, - важно объяснил я. - На свете стало одним
констатированным фактом больше.
- Это следует отметить, - рассмеялась Альфа. - Что вы пьете?.. Впрочем, не
отвечайте, попробую угадать. Джин или ром?
- И то и другое, можно без хлеба, - я процитировал бессмертного
Винни-Пуха, она одобрительно кивнула, опознав цитату (я и не сомневался, что
опознает) и загремела стаканами. Атмосфера, сгустившаяся было в течение
последних минут (со стороны мы, наверное, походили на пациентов санатория для
туберкулезников, обсуждающих свои последние рентгеновские снимки), разрядилась
окончательно и бесповоротно.
К тому времени, как в "Салоне" начали собираться завсегдатаи, мы с Альфой
уже опустошили полбутылки джина, перешли на "ты" и вообще чувствовали себя
старыми, чуть ли не фронтовыми друзьями. Она бесцеремонно сообщила своим
приятелям, что выменяла меня у некоего Альги: тот, дескать, получил Чиффу, ящик
португальского портвейна и горшок с голубой геранью, а она - нового клиента. О
том, что Джуффин покинул Тихий Город навсегда, мы договорились молчать. Альфа
утверждала, будто такая новость поспособствует новой вспышке эпидемии черной
меланхолии: чужая участь нередко кажется завидной даже тем, кто искренне
полагает себя одним из обитателей рая. Она же заверила меня, что на
исчезновение Джуффина никто не обратит внимания и уж точно никто не станет его
разыскивать: ни в заведении этого загадочного Альги, ни где-либо еще.
Приветливое равнодушие к отсутствующим было здесь единственным обязательным
правилом хорошего тона. Заодно Альфа успела мне объяснить, что любить стоит
только тех, кто в данный момент находится рядом, и только до тех пор, пока за
ними не закроется дверь. Следовать этому правилу оказалось неожиданно легко:
человек, существующий только в памяти, ничем не отличается от призрака. Я даже
удивился, что сам не додумался до такой простой и очевидной вещи...
Для начала я познакомился с высокой темноглазой женщиной по имени Клер.
Потом в кафе появились смуглый коренастый бородач по имени Сэмюэль и Алиса -
потрясающе красивая, но совершенно седая леди с глазами яркими, как мокрые
сливы; позже к нам присоединились еще несколько мужчин и женщин - к этому
моменту я уже истребил столько огненной воды, что утратил врожденную
способность запоминать человеческие имена. В самый разгар вечеринки я сдал все
дела автопилоту и отключился. Автопилот, впрочем, повел себя достойно: вежливо
попрощался с присутствующими и доставил меня в дом Джуффина, в холле которого я
и заснул, обстоятельно укутавшись в мягкий домотканый коврик. Во сне я слышал
перезвон медных браслетов на тонких запястьях Клер, сердечный смех Алисы,
вкрадчивый баритон Сэма, холодный клекот жидкости, льющейся в стаканы, утробный
скрип деревянной мебели, но не видел ничего, так что мой сон был похож на
бодрствование слепого...
Проснувшись, я весело ужаснулся собственному грехопадению, объявил
сердечную благодарность автопилоту и возрадовался отсутствию похмелья: в этом
смысле Тихий Город действительно мог считаться раем, без всяких кавычек. "Если
будет очень хреново, сопьюсь! - жизнерадостно подумал я. - Благо для этого
здесь, кажется, весьма благоприятные условия!"
Но спиваться не понадобилось. Воспоминания о Ехо, еще вчера сводившие меня
с ума, как-то подозрительно быстро истончились, стали бледными, нежными и
совершенно безболезненными - словно это были не дни моей жизни, а кинофильмы,
которые я успел посмотреть. Я по-прежнему любил этот город и людей, которые там
остались, но это была легкая любовь: она не причиняла мне страданий и не
разжигала желания вернуть прошлое. "Люди, которых не видишь, ничем не
отличаются от призраков", - думал я. Мудрая Альфа не только подпоила меня, но и
каким-то образом успела научить уму-разуму. За оба деяния ей следовало бы
памятник поставить, но я ограничился букетом сирени из собственного сада.
Так началась моя жизнь в Тихом Городе: я обзавелся жильем, впечатлениями,
мудрой воспитательницей (в лице Альфы) и нехитрой философской системой,
каковая, однако, помогла мне достичь некоего подобия душевного покоя; стал
потенциальным завсегдатаем симпатичного "Салона" и до полубеспамятства напился
в компании старожилов, что странным образом способствовало созданию иллюзии,
будто мы знакомы уже очень давно. Что ж, могло быть и хуже. Могло быть гораздо
хуже, черт побери!
Дни потекли один за другим, они стали невесомыми и незначительными... да и
дней, в сущности, никаких не было, только сумерки, в благоуханной синеве
которых попытки отсчитывать время утратили всякий смысл. Я и сам утратил всякий
смысл: стал одним из многих неторопливых статистов, заполняющих театр теней,
темным силуэтом в освещенном окне, замысловатой безделушкой на полке
страстного, но рассеянного коллекционера. Странно, но здесь, в Тихом Городе,
где время не имеет никакого значения, где некуда торопиться и невозможно
опоздать, я вдруг зажил размеренной жизнью пунктуального человека - к чему,
откровенно говоря, никогда не стремился. Как ни странно, мне это даже
нравилось.
Проснувшись, я принимал ванную и отправлялся завтракать в заведение Альфы.
Один из столиков - в углу, подальше от окна - по негласной договоренности
считался "моим". Я мог завтракать там в полном одиночестве или в компании
жизнерадостной хозяйки, которая тут же принималась потчевать меня
занимательными сплетнями о знакомых и незнакомых; а мог пригласить кого-нибудь
из посетителей присоединиться ко мне и сыграть в нарды. Нарды были самой
популярной настольной игрой в "Салоне" и, насколько я успел заметить, во многих
других забегаловках Тихого Города. Здесь чаще играли в "длинные нарды", чем в
"короткие", причем большинство игроков, как и я сам, предпочитали играть
черными и кидать не чужие, а собственные самодельные кости (окруженный
сочувствующими советчиками, я старательно вырезал свои кубики в течение
нескольких вечеров и, как ни странно, довел эту почти ювелирную работу до
победного конца). За все время я не встретил ни одного человека, который был бы
искренне заинтересован в исходе игры, однако все мы были очарованы процессом:
нежный клекот перекатывающихся кубиков, мелодичный перестук шашек...
После завтрака я возвращался домой и занимался наведением порядка или
возился в саду. Потом отправлялся на прогулку. Поначалу я старался всякий раз
непременно забрести туда, где не бывал прежде; со временем же понял, что улицы
Тихого Города похожи одна на другую, и махнул рукой на свою исследовательскую
деятельность. Прогулка обычно заканчивалась обедом, но не в "Салоне", а
где-нибудь "на стороне". Таким образом я отдавал дань жалким остаткам
собственной страсти к открытиям: размещал свое тело в новых интерьерах,
пробовал новые блюда, заводил новые знакомства. Бледные призраки "новых
впечатлений" меня вполне удовлетворяли; возвращаясь домой, я изрекал одну и ту
же фразу: "Это была хорошая прогулка" - что-то вроде сытой отрыжки, но не
желудочной, а душевной.
Дома я варил кофе, неисчерпаемые запасы которого обнаружились в кладовой,
топил камин, валялся на диване, листая старые энциклопедии, которыми были
уставлены мои книжные полки. Один из томов назывался "Новые сведения о вещах"*
и пользовался моим особым расположением: я читал эту книгу медленно, растягивая
удовольствие; книга отвечала мне взаимностью и, кажется, постепенно становилась
толще, словно в мое отсутствие неизвестный автор добавлял в нее новые и новые
статьи.
Потом я отправлялся в "Салон", поскольку сердце подсказывало мне, что у
гостеприимной Альфы уже начала собираться теплая компания, частью которой
теперь считался и я сам. Несколько коротких кварталов, знакомая стеклянная
дверь, уютный желтый свет лампы под плетеным абажуром. Ласковый аромат
цветочного чая, сладостное удушье кофейной пыли, густые табачные облака под
потолком, перестук льдинок в бокалах с крепкими напитками, неизменные нарды и
бесконечные разговоры, которые стали единственным внятным смыслом моего
призрачного бытия. На дружескую болтовню расходовались все душевные силы, что,
безусловно, было мне только на руку: я физически не мог тосковать, как не смог
бы, скажем, поднять в воздух товарный состав или взять на руки новорожденного
слоненка.
Дома я укладывался в постель, сладко потягивался и засыпал - крепко и без
сновидений; с непривычки мне поначалу казалось, что я сплю всего несколько
минут в сутки, но, сверив свои впечатления с Альфой, которая видела меня и в
конце дня, и почти сразу после моего пробуждения, я убедился, что стал
редкостным засоней. Что ж, все к лучшему. "Солдат спит - служба идет".
Новые приятели понемногу открывали мне свои странные тайны.
Серьезная, спокойная красавица Клер, обладательница тонких запястий,
оленьих глаз, высоких скул и звонких браслетов, однажды со снисходительной,
словно речь шла о давних школьных проказах, улыбкой поведала мне, что в прежней
жизни убила не менее сотни человек.
- Вы были наемным убийцей? - опешил я.
- Нет, что вы, Макс. Это была не профессия. Так, любительство. Просто я
слишком серьезно относилась к поэзии...
- Если вы убивали плохих поэтов, сто - это слишком мало; если же
гениальных, цифра чересчур велика, - заметил я.
Клер оживилась.
- Вы все очень правильно понимаете. - Она дружески сжала мою руку, чего за
ней прежде не водилось. - "Сто - слишком мало" - о, еще бы! Но у меня не было
задачи убить всех плохих поэтов. Я - здравомыслящий человек, я прекрасно
понимала, что это невозможно. Но плохой поэт - это полбеды. Существуют гораздо
более опасные типы. Они пишут стихи к именинам, свадьбам и юбилеям. Стихи ко
дню окончания средней школы. Стихи в честь Пасхи. Высокопарные стихи по поводу
любого торжества, какое только может случиться в их бессмысленной жизни.
- Знаю, как же, - хмыкнул я. - И этих безобидных дурачков вы убивали?
- Именно эти "безобидные дурачки" уничтожили магическую составляющую
поэзии, - жестко сказала Клер. - Их трудами поэзия стала обычной ритмически
организованной речью. Эта разрушительная техника описана еще в Библии и
называется "поминать всуе". Понимаете ли вы, что это значит - потерять
магическую составляющую?
- Догадываюсь, - горько усмехнулся я. - Я сам, кажется, потерял свою
"магическую составляющую"...
Впрочем, горечь моя прошла почти сразу. Секунду спустя я и сам удивлялся
собственному пафосу.
- Вам виднее, - сухо заметила Клер. - Но речь сейчас идет не о вас, а о
поэзии. В юности я была достаточно наивна, чтобы полагать, будто дело еще можно
поправить...
- Вы убивали людей, которые писали стишки к праздникам? - удивленно
уточнил я.
- К праздникам, и не только... Но суть вы уловили верно.
- И вас не поймали? - недоверчиво спросил я.
- С чего бы? - Она пожала плечами. - Меня невозможно было заподозрить. С
точки зрения следствия, у меня не было решительно никаких побудительных
мотивов. В нескольких случаях их смерть была мне чрезвычайно невыгодна:
ущемлялись мои материальные, карьерные и прочие интересы... К тому же я была
очень ловка и осторожна - сейчас сама удивляюсь.
- И чем это закончилось? - осторожно поинтересовался я.
- Как видите, ничем. Поэзия так и осталась ритмически организованной
человеческой речью. Сотня трупов ничего не изменила. Мне следовало родиться на
тысячу лет раньше - тогда еще можно было что-то исправить... Когда я поняла
это, я занялась другими вещами.
- А сами вы писали стихи? - бестактно спросил я.
- Да. Недостаточно плохие, чтобы наложить на себя руки, - невозмутимо
парировала Клер. - Но читать я их вам не буду. Не время, не место. Да и не
нужны вам стихи - ни мои, ни чьи-то еще.
У меня на языке уже крутился вопрос: как ее-то занесло в Тихий Город и
много ли народу помнит ее за пределами этого призрачного мира, но я вовремя
вспомнил, что Альфа предостерегала меня от разговоров на эту тему.
В течение нескольких вечеров после этого разговора я пожирал Клер глазами,
пытаясь вообразить себе, как она подсыпает яд в бокал незадачливого сочинителя
или таится с охотничьим ружьем в глубине чужого сада... Но любопытство мое
довольно быстро угасло - и не потому, что Клер перестала казаться мне
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг