(другого инструмента поблизости не оказалось), долбил его с остервенением
и жадно глотал отскакивавшие кусочки. При виде такой массы воды у Николая
Николаевича сделались судороги в пищеводе.
- Подожди-ка. С Андреем беда.
С кусочками льда он возвратился в агрегатную. От тепла ладони лед
медленно обращался в воду, а Николай Николаевич капал ее на обезображенные
ожогом губы Андрея.
Механик застонал, медленно разомкнул веки. На Дектярева глянули мутные
кровоточащие комочки - то, что некогда было глазами.
- Андрюша, это я. Слышишь меня, Андрей?
- Николай Николаевич... Значит, все в порядке?
- Все в порядке, черт побери, все в порядке. Выбрались-таки на волю.
Теперь победа за нами.
- Хорошо.
Механик забился в приступе сухого лающего кашля, и в уголках его рта
показалась кровь.
- Обожгло меня... И внутри все обожгло... Так больно... Но что я хочу
сказать вам... Сказать...
- Потом, Андрюша, потом. Ты вот пей сначала.
Андрей, хрипя и задыхаясь, торопливо слизывал с губ капли влаги,
которые падали из сложенной лодочкой ладони Николая Николаевича.
- Когда уж потом... - заговорил он снова. - Крышка мне, Николай
Николаевич.
- Не чуди!
- Да вы не думайте, я не боюсь. Мне за Вадима обидно... Я вот боялся,
что не успею... - новый приступ кашля опрокинул его на груду одеял и
матрацев.
Кусочки льда растаяли, Дектярев отправился за новой порцией. Скорюпина
он нашел спящим прямо на полу около синтезатора. Едва утолив жажду, Павел
не нашел в себе сил добраться до кабины отдыха.
Андрей поминутно терял сознание. Приходя в себя, говорил короткими
торопливыми фразами:
- Я бы быстрее... справился. Глаза прихватило. По дороге понял, что
нужно...
делать. Как открытие... получилось. Руки не слушались.
В груди у механика булькало, он скрипел зубами от боли. Его обваренное
тело оставалось неподвижным, почти мертвым.
- Вы... один, Николай Николаевич?
- Один, Андрюша. Павел спит как убитый. Даже напиться досыта не успел.
Позвать его?
- Нет, нет, не нужно! Я вам одному... Хотел бросить подземоходы. С вами
побыл... с Валентином Макаровичем. Я бы теперь... на всю жизнь...
механиком.
Оправившись от нового затяжного приступа кашля, он помолчал, собираясь
с силами.
- В кармане... достаньте... - попросил Андрей.
Дектярев одеревеневшими пальцами расстегнул карман его комбинезона. В
руке его оказалась фотография девушки. Он не сразу признал в ней жену
Суркова.
Девушка была совсем юной, лет семнадцати, в скромном сереньком платьице.
- Что с нею делать, Андрюша?
- Вы не подумайте... плохого... Николай Николаевич. Фотографию... я...
на заводе... случайно... Вы отдайте... ей. А Вадим... Вы не
рассказывайте...
о... Вадиме. Работайте! Рабо... тайте! Теперь... до самой поверхности.
А если...
Андрей умер, не закончив фразы. Николай Николаевич остался сидеть в
низком помещении агрегатной, обхватив колени руками. Ему было в такой позе
гораздо неудобнее, чем в колодце, но он ничего не замечал теперь. Он забыл
о мучавшей его жажде, перестал чувствовать нестерпимую ломоту во всем теле.
Лицо его окаменело в суровом, почти хищном выражении. В сердце Николая
Николаевича погасли последние искры страха. Смерть механика ожесточила его.
Что его теперь сможет остановить, ослабить волю?
Так начались семидесятые сутки пути.
21
Их осталось двое, и подземоход показался им огромным и пустым. Четыре
кабины, как этажи покинутого жильцами здания, давили своим безмолвием.
Дектярев и Скорюпин не расставались ни на минуту. Они вместе
поднимались к передатчику, вместе спускались к рабочему пульту.
Глубина - четыре тысячи километров. Позади граница четвертой геосферы.
Подземоход вторгся в ядро земли. Медленно снижается температура за
стенами корабля. Термоизмерители показывают две тысячи семьсот два
градуса. Зато стремительно возрастает интенсивность излучения Биронта.
Приборы сигнализируют о продолжающемся переохлаждении вещества.
Но в кабинах все остается таким же, как и в первые часы рейса. Спокойно
светятся созвездия разноцветных сигнальных лампочек. В четыре ряда горят
матовые окошечки приборов. Самописцы вычерчивают на лентах замысловатые
кривые - зашифрованные сведения обо всем, что происходит вокруг
подземохода.
И Дектярев сидит в привычной позе, слегка ссутулившись и поставив на
панель локти. Пальцы его рассеянно вертят электроперо, на обмороженном лбу
собрались мелкие складочки. Он размышляет.
Напротив устроился Скорюпин. Юноша облизывает потрескавшиеся губы,
прислушивается к бормотанию ученого и, поглядывая на него, не может
удержаться от улыбки. С лысины Николая Николаевича лоскутьями слезает
кожа, уши распухли и стали огромными, а нос похож на большую спелую сливу.
Николай Николаевич пытается понять причину недавнего наклона
подземохода.
Нет сомнения, что корабль встряхнуло именно в момент перехода из
четвертой геосферы в ядро.
Но почему?
Течение?
Дектярев недоверчиво качает головой. Приборы достаточно чувствительны,
чтобы отметить самые незначительные перемещения вещества. Да к тому же
если бы вопреки здравому смыслу течение все-таки существовало, корабль
качнуло бы еще раз при выходе из него. Однако вторично крена не
последовало.
Может быть, "ПВ-313" еще и не вышел из течения? Если так, то остается
только ждать.
Уже девятнадцать суток ведет ученый наблюдения за веществом ядра.
Электронная счетно-решающая установка не выключается по
десять-двенадцать часов. Павел по мере своих сил и способностей помогает
Дектяреву. Он работает не очень быстро, но все указания ученого выполняет
с удивительной точностью. Одна беда - устает быстро. До чего же вымотал
силы этот проклятый колодец. Случается, Павел засыпает во время
наблюдений. Николай Николаевич не сердится.
- Спи, спи! - машет он рукой на Павла. - Я пока один справлюсь.
Павел бросается на матрац, постеленный тут же у пульта. Вода,
концентраты тоже принесены в кабину, чтобы не тратить силы и время на путь
в шесть с половиной метров. А сил маловато. Поднимешься из одной кабины в
другую и сразу садишься на пол - занимается дыхание, дрожат от слабости
колени.
Сам Дектярев почти не встает из кресла. Он работает с холодной
настойчивостью, не щадя себя, работает без излишней торопливости, без
признаков нервозности. За своей спиной геолог постоянно ощущает незримое
присутствие Биронта и Чуракова. Вместе с ним они всматриваются в приборы,
вместе с ним размышляют над результатами расчетов.
Павлу становится не по себе, когда, забывшись, Николай Николаевич
разговаривает с Валентином Макаровичем и с Андреем, словно те, живые и
зримые, находятся у пульта.
Ученый не помнил, чтобы он еще когда-нибудь в своей жизни трудился с
таким подъемом. Он весь ушел в исследования. И во время сна и во время
приема пищи голова продолжала работать. Не смущала больше возможность
появления новых опасностей, а что они появятся, сомнений не было. Он
вырвет у природы ее самые сокровенные тайны и сделает их достоянием
человечества.
Многое удалось бы значительно быстрее, будь рядом Валентин Макарович.
Часто в своих исследованиях геолог двигался на ощупь, полагаясь лишь на
смутные догадки, - все-таки он не был специалистом в атомной механике, а
все происходящее сейчас в ядре можно объяснить, только опираясь на сложный
математический аппарат теории переохлаждения.
Капля по капле накапливалось подтверждение того, о чем очень несмело
догадывался Дектярев еще до рейса "ПВ-313": подземоход оказался в
своеобразном течении, но в таком течении, которое захватывает все ядро.
Короче говоря, ядро вращается с иной скоростью, нежели вся остальная
масса земного шара.
Потребовалось известное время, чтобы полученный вывод уложился в
сознании.
Теперь и на долю Дектярева выпало открывать истины, которые
противоречили установившимся понятиям.
Продолжающийся рост давления привел к тому, что на границе четвертой
геосферы и ядра произошел резкий скачок в увеличении плотности, настолько
резкий, что вызвал нарушение контакта, разделение геосфер.
- Итак, дорогой Валентин Макарович, - обращался Дектярев к
воображаемому Биронту, - давайте сделаем заключение. Ядро, как вы
утверждали в свое время, действительно представляет собой переохлажденное
вещество. Теперь у меня на этот счет нет никаких сомнений, хотя я и не
смогу уже ничего прибавить к вашим доказательствам. Посудите сами, я не
атомист. И в данный момент меня интересует не столько причина, сколько
следствие. Между ядром и четвертой геосферой нарушен контакт. Чувствуете:
контакт! А далее формируется такая картина - прошу вас выслушать как можно
внимательнее! Пластическое вещество, подобно водам океана, подвержено
приливам и отливам - влияние нашего естественного спутника - Луны. А
приливы и отливы, как вам известно, замедляют вращение Земли. Теперь мы
можем уточнить: не всей Земли, но только ее оболочки, ибо в оболочке
сосредоточена основная масса. И на ядре сказывается тормозящее действие
Луны, но не в такой мере. В итоге возникла разность в скорости вращения.
Эта разность появилась не сразу, она накапливалась миллиардами лет, пока
не достигла величины в девятнадцать и семь десятых метров в сутки. Вы
поражены? Еще бы! Проскальзывание идет вдоль окружности длиной в двадцать
две тысячи километров. Границы раздела к тому же прижаты друг к другу
чудовищным давлением в двести миллионов атмосфер и имеют разные
внутриатомные структуры. Чувствуете, куда я клоню? На поверхности раздела,
там, где идет проскальзывание, должны возникать электрические заряды. И
эти заряды, несомненно, участвуют в движении ядра.
Таким образом, получается, что ядро земли как бы опоясано витком
провода, по которому течет ток невероятной силы. До сих пор геологи были
заняты поисками полезных ископаемых, а ваш покорный слуга обнаружил залежи
чистейшего самородного электричества. Придет время, когда люди построят на
внутренней границе четвертой геосферы тысячи электростанций, мощность
каждой из которых будет превышать мощность всех существующих ныне станций,
вместе взятых. Тут стоит постараться, коллега, не правда ли?
А вот вам другая сторона дела. Прохождение электрического тока через
проводник согласно законам физики вызывает появление магнитных силовых
линий. А что должен вызвать этот единственный виток вокруг ядра? Я отвечаю:
магнитное поле Земли.
Те же законы физики говорят нам еще кое-что. Ток, бегущий по одному
проводу, может навести, индуцировать ток в другом проводнике. Для нашего
витка вторичной обмоткой является астеносфера. Именно там возникают токи
Фуко. Они передвигаются вслед за ядром в виде вихрей и... У меня даже в
голове мутится. Однако сомнений уже нет: эти вторичные токи пытаются
увлечь за собой вещество астеносферы, то есть создают в ней вертикальные и
горизонтальные течения, передвигают материки.
Рассуждая вслух, Николай Николаевич не прекращал наблюдений и расчетов.
Скорюпин застывал в ожидании, что вот сейчас ученый собьется, все
перепутает. Но ничего подобного не происходило. Паша улыбался, покачивал
головой и сам налегал на вычисления, порученные ему геологом. Время от
времени он вслушивался в рассуждения Николая Николаевича, размышлял над
ними. Как, например, давление может привести к проскальзыванию? Известно,
что две металлические пластинки, прижатые друг к другу высоким давлением,
спекаются в сплошной однородный кусок металла. Но как представить себе
обратную картину, когда давление заставляет металлический брус распадаться
на пластинки?
Что касается самого Николая Николаевича, тот уже не смущался подобной
противоречивостью. Основное внимание ученый перенес на изучение
пограничного слоя между ядром и четвертой геосферой.
22
Дектярев спустился в кабину управления и сел в кресло водителя. Без
труда разыскал он маленькую зеленую кнопку, не колеблясь, нажал ее.
Подземоход остановился.
Сверху не спустился, а камнем упал перепуганный Скорюпин.
- Что случилось, Николай Николаевич? - спросил Паша.
- Ровным счетом ничего, Павел Дементьевич. Мы чуточку постоим на месте.
Мне нужно произвести кое-какие замеры в зоне проскальзывания. Она уже
далековато, а если двигаться, то будет еще дальше. Так что не волнуйся,
Паша, все в порядке.
Четверо суток, пока ученый не собрал достаточно материала, машина
оставалась неподвижной. Четверо суток Дектярев делал вид, что не замечает
устремленных на него тоскующих глаз связиста.
Ученый работал. За четверо суток он осунулся. Он постоянно, каждую
минуту чувствовал на себе глаза Павла. Но чувство долга было сильнее
чувства жалости. И разве сам он не страдал от этой остановки, которая еще
на четыре дня отдаляла возвращение на поверхность?
Подземоход снова тронулся в путь, а Николай Николаевич сказал Скорюпину:
- Включай передатчик.
Целый час длилась передача. Дектярев подробно сообщал результаты
последних открытий. Тайна земного магнетизма разгадана. Характер сил,
передвигающих материки, установлен.
Едва они закончили передачу, замигала стрелка индикатора.
- Станция на приеме! - ахнул и не поверил своим глазам Павел.
"...почти три месяца от вас нет никаких известий, - услышали они голос
Лены.
- Все сейсмические станции ультразвуковой связи разыскивают луч вашего
передатчика, а найти не могут. Неужели вы продолжаете идти в глубину?.."
"А сейчас, - после короткой паузы предупредил диктор, - слушайте нас,
связист подземохода "ПВ-313" Павел Скорюпин. С вами будет говорить Таня
Егорова..."
- Таня! - Павел растерянно оглянулся на Дектярева.
Дальше случилось то, к чему давно пора было привыкнуть: змейка на шкале
индикатора поникла и превратилась в прямую линию. Луч станции соскользнул
в сторону, затерявшись в бесконечных массивах. Напрасно Павел призывал на
помощь все свое искусство. Ему не удавалось поймать даже вторичные
продольные колебания - эхо передачи. В отчаянии вращал он лимбы настройки,
работал переключателями.
- Ничего, Павлуша, - пытался успокоить его Николай Николаевич, - ты не
слышишь Таню, но она сейчас обращается к тебе, и это уже кое-что значит.
Разве у тебя не хватает воображения представить ее у микрофона? А о чем
она говорит, даже мне не трудно догадаться, честное слово.
Похохатывая, Дектярев шутливо подтолкнул кулаком в бок Скорюпина. Тот
улыбнулся вымученной, болезненной улыбкой.
У самого Николая Николаевича стало муторно на душе, как еще никогда не
бывало. Появилось желание с кем-то поссориться, кому-то приписать вину.
Ведь что же это получается: наверху не получено ни одного сообщения с того
момента, как "ПВ-313" миновал зону гипоцентров. Все, что проделано им,
Дектяревым, и Биронтом, не вышло за пределы корабля, осталось мертвыми
покуда катушками магнитофонной проволоки.
Позади осталось четыре тысячи километров, но до центра земли еще две
тысячи триста. А потом бесконечно далекий путь до поверхности. Кто знает,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг