13
Четвертая геосфера, как и предполагал Николай Николаевич, имела
значительную протяженность. Глубиномер отметил уже две тысячи километров,
хронометр отсчитывал сорок семь суток со дня старта. Плотность вещества
продолжала увеличиваться, а его температура медленно снижалась.
Еще восемьсот, девятьсот километров, и произойдет новое скачкообразное
изменение в микроструктуре вещества.
Но какое?
Пять человек с тревожным нетерпением ждали выхода корабля к земному
ядру.
Сутки тянулись за сутками нестерпимо медленно. На отдых теперь
собирались в кабине водителя. Перенесли туда постели и устроились вокруг
люка, ведущего в полость бура. Пульт висел довольно далеко над полом, но
заслонял собой свет.
- Наше положение становится по-настоящему походным, - сказал Николай
Николаевич. - Если бы вместо люка нас обогревал костер, мы бы в этом
логове и в наших одеялах походили на доисторических пещерных людей. Не
затянуть ли нам песню?
- Вот чего действительно нам не хватает - музыки! - подхватил Вадим,
разгибая онемевшую спину. Уже несколько часов подряд он сидел над
очередным вариантом системы охлаждения. - Насколько бы легче стало на душе.
Ракетопланы всегда слышат голос земли, им передают целые симфонические
концерты. Мы же фактически отрезаны от мира.
- Отрезаны? Ну, нет! - заворчал Дектярев. - Лично я никакой
отрезанности не чувствую. Мы на одной планете с нашими друзьями, с
родными. Что касается музыки, да! Я, брат, тоже питаю к ней слабость. Но,
по совести говоря, мне в детстве слон на ухо наступил. Валентин Макарович,
может, вы споете?
- А, оставьте ваши шутки!
- Вам очень хочется услышать песню? - спросил Скорюпин.
- Вот где, оказывается, скрывается талант! - Дектярев запустил пятерню
в шевелюру связиста и бесцеремонно повернул его к себе лицом. - Лирическое
сопрано?
- Да нет, нет, что вы! - застыдился Паша. - Я тоже не пою. - Щеки его
порозовели. - Но я подумал, может быть вам понравится, если споет одна
девушка.
- Девушка?
Николай Николаевич выпятил губы и оставил в покое голову связиста.
- Уж не в кармане ли спрятана твоя девушка?
Скорюпин вместо ответа действительно полез в карман комбинезона и
бережно извлек оттуда небольшую кругленькую коробочку. Он открыл ее, и
присутствующие увидели магнитофонную ленту.
- Что же ты молчал до сих пор? - возмутился Вадим. - Кто исполняет?
Какие вещи?
- Да нет, здесь совсем не то, что вы думаете, - Скорюпин находился в
затруднительном положении. - Здесь записан голос одной моей знакомой.
Сначала письмо, а потом она поет. У нее очень хороший голос.
- Пусть будет твоя знакомая, - Вадим устало махнул рукой. - На безрыбье
и рак рыба.
- Не ладно ты говоришь, Вадим Сергеевич, - одернул Дектярев Суркова. -
Раз Павел говорит, что девушка хорошо поет, значит так оно и есть.
Действуй, Павлуша!
Скорюпин вылез из-под пульта и будто на крыльях взлетел по лесенке.
Вставляя ленту в звукосниматель, он заторопился. Пальцы плохо слушались
его; даже узнав о безвыходном положении "ПВ-313", он не волновался так
сильно, как сейчас. Ему бы давно воспользоваться аппаратом, каждый день он
ощупывал в кармане заветную коробочку, да все как-то стеснялся.
Пропустив конец ленты, на котором было записано письмо, Павел включил
звукосниматель.
"Павлуша! - прозвучал в кабинах звонкий девичий голос, и Павел
заулыбался, - а теперь я спою тебе песенку, которую ты заставлял меня петь
в Орловке.
Помнишь?"
Услышав первые аккорды, взятые на электронно-музыкальном инструменте,
которым снабжались ракетопланы, обитатели "ПВ-313" подняли головы, замерли.
Казалось, они целую вечность не слышали не только музыки, но просто
женского голоса. Вместе с голосом девушки в кабины ворвались звуки родного
солнечного мира. Звуки, подобно камням, падавшим в воду, всколыхнули
притупившиеся было чувства. Вместе с внезапным приступом тоски каждый
испытал необъяснимый прилив радости. Комок подкатывал к горлу, хотелось и
плакать и смеяться.
Это была популярная песенка о луне, внезапно вышедшей из-за туч и
помешавшей любовному объяснению астронавта, который должен отправиться в
первый полет... на Луну!
Не очень сильный, но верный голос с большим чувством выводил каждое
слово, вкладывая в него особый смысл. Биронт ухмыльнулся и глазами показал
Дектяреву на потолок. Николай Николаевич утвердительно кивнул головой.
Голос замолк.
- Еще! Снова! - дружно закричали геолог и атомист, а затем и
присоединившийся к ним Чураков.
Песню прослушали три раза. Связист возвратился очень серьезный, но
глаза выдавали его с головой.
- Где же она? - спросил Дектярев.
- На Луне.
- Ну, ну, я ведь не хотел обидеть тебя, Павлуша.
- А я совершенно серьезно, Николай Николаевич. Ее назначили туда
лаборанткой в опытную оранжерею. Таня - ботаник.
- Скажи, пожалуйста! Ты почти в центре земли, она - на Луне. И чего
только не случается. Таня... Хорошее имя. Она не приходила провожать тебя?
- Нет. Я ждал ее, но она, наверное, задержалась в своей лунной
оранжерее. Мы целый год не виделись. Вот перед самым стартом ленту от нее
получил.
Песня произвела благотворное действие на экипаж. Впервые, укладываясь
спать, никто из пятерых не взглянул на глубиномер. Время вдруг полетело
быстрее, и будущее показалось более радужным.
14
Вадим спал крайним у люка. Проснувшись, он выставил голову над его
краем, чтобы насладиться теплом, исходящим от труб. Он улыбался - в памяти
еще держались картины сновидений: Лена, пляж на реке, яркое солнце, теплое
дыхание ветра...
Но тут же он насторожился, от беззаботности не осталось и следа. Еще не
веря себе, Вадим рывком, по пояс, перегнулся через край люка. Прислушался.
Нет, слух не обманывает его - бур продолжает работать. Он выскочил из-под
пульта, выпрямился, взглянул на приборы: никаких изменений в режиме
действия аппаратуры не произошло. Тогда Вадим снова нырнул под пульт и
растолкал Андрея.
- Ну, чего тебе? - недовольно огрызнулся Чураков и повернулся на другой
бок.
Вадим рванул его сильнее.
- Подвинься к люку. Ничего не замечаешь?
Андрей заметил сразу, но счел благоразумным не делать поспешных выводов.
Сонному легко и ошибиться. Разгладив ладонями лицо, посидев несколько
минут поодаль, он снова придвинулся к люку. Тут начали просыпаться
остальные.
Всасывающие трубы становились холоднее, хотя двигатель работал на
прежней мощности. Электрический смерч все с той же легкостью распылял
вещество и подавал его в камеры подогрева.
Механик убедился, что сбываются предсказания атомиста: подземоход
двигался быстрее, делая уже не полметра, а восемь десятых метра в секунду.
Ни Биронт, ни Дектярев не могли с исчерпывающей ясностью объяснить
происходящего. Ученые только догадывались: в камерах идет бурный
термоядерный процесс, и отрицательная температура резко, скачком переходит
в положительную.
Вадим поспешил к пульту, чтобы проверить эту догадку расчетом. Если она
подтвердится, в будущем можно создать двигатель самой необыкновенной
конструкции! Но, едва включив счетно-решающую установку, Вадим опустил
руки.
Он хотел произвести расчет, он заставлял себя, но... что-то более
сильное притупляло мысли, ставило его в положение беспомощного
новичка-конструктора.
В кабинах падала температура. Нить на шкале термоизмерителя
приблизилась сначала к восьмерке, задержалась около нее на три четверти
суток и угрожающе двинулась дальше.
Холод заставил экипаж соорудить из матрацев подобие телогреек. Вид у
людей был совсем нелепый, особенно у Дектярева. В таком одеянии геологу с
трудом удавалось протиснуться в отверстие люка, и, делая это, он
чертыхался на весь подземоход.
Наконец он подсел к Вадиму и завел такой разговор:
- Вадим Сергеевич, дорогуша, а нельзя ли все-таки превратить
охладительную систему в отопительную? Природа выкидывает фокусы, так и нам
нужно выкинуть что-нибудь такое, - он покрутил пальцем в воздухе, - эдакое.
- Пожалуйста.
- Да ну? Придумал-таки?
- И придумывать ничего не нужно, Николай Николаевич, - Вадим покусывал
губы.
- Перестроить систему просто, но для этого ее потребуется выключить на
несколько суток. Скажите-ка мне: те двенадцать с половиной тысяч градусов
тепла, которые развивает магнитоплазменное поле, по-прежнему действуют на
корпус подземохода или их компенсирует переохлаждение вещества?
Дектярев вопросительно посмотрел на Биронта.
- Ни о какой компенсации не может быть и речи, - ответил Валентин
Макарович.
- Переохлаждение порождает новый вид энергии, но не уничтожает тепла.
Ваша охладительная система реагирует и на тепло и на холод. Но холод,
который передается в виде излучения, вызвал в полупроводниковых спаях
какие-то иные соотношения.
- Тогда и говорить не о чем. Мы не сможем и на секунду выключить
охлаждение.
Произойдет самоуничтожение подземохода. Устраивает вас такая
перспектива?
Дектярев взглянул на Андрея.
- Похоже, так, - подтвердил механик. - Термоэлементы охладительной
системы соединены в одно целое. Поодиночке их тоже не перестроишь.
- Нужно остановиться! - вырвалось у Вадима.
Геолог отрицательно покачал головой.
- Нет! - присоединился к нему и Биронт.
- Я не хочу мириться с тем, что нет никакой возможности перестроить
охладительную систему, - настаивал Николай Николаевич. - Я кое-что смыслю
в полупроводниках. Нужно подумать, Вадим Сергеевич. Понимаете: думать,
искать, не сдаваться. И только в этом наше спасение. Все зависит от вашего
конструкторского мастерства. Вы же сами знаете - настоящее решение может
прийти в голову неожиданно.
Это ли было не знать Вадиму! Но разве он уже не пытался решить вопрос с
перестройкой? Решение может прийти. И его может вообще не существовать.
Андрей вызвался помочь Вадиму. Вдвоем они отправились в агрегатную.
Там, сняв крышки реле-автоматов, всматривались в черные сверкающие глянцем
небольшие щиты. Каждый щит представлял собой реле. Заподлицо с его
поверхностью переплетались золотые линии - они соединяли между собой
полупроводниковые чувствительные узлы, небольшие серо-матовые диски.
Изготовленная как одно целое, схема чем-то напоминала каналы Марса,
видимые в оптический телескоп. В ней не было ни одной движущейся детали,
ни одного стыкового или резьбового соединения. До предела простую и
компактную, ее невозможно было перестроить в пути. Гораздо проще было бы
заменить реле целиком. Абсолютная надежность устройства и представляла
теперь трагедию для экипажа "ПВ-313".
Посоветовавшись, Андрей и Вадим пришли к выводу: ничего не придумаешь.
Нужна капитальная переделка, выполнить которую можно только в условиях
заводах.
Однако спустя несколько часов Андрей снова появился в агрегатной, на
этот раз в одиночку. Там он оставался довольно долго, прикидывая, как бы
все-таки пересоединить автоматы, не выключая их и не подвергая корабль
опасности.
Увы, его знаний инженера-механика оказалось явно недостаточно.
Глядя на линии впечатанной в щит схемы, Андрей убеждался в своем
бессилии.
Устранить в ней любую неполадку он может с такой быстротой, что за ним
не угонится ни один механик на свете, но придумать другое сочетание линий
и узлов... нет, тут нужно быть конструктором. И если уж у Вадима ничего не
получается, то нечего толкаться тут Андрею Чуракову.
15
Подземоход "ПВ-313" продолжал свой путь к ядру. В кабинах становилось
все холоднее. Температура упала до нуля. От дыхания людей запотевали шкалы
приборов, полированная поверхность пульта, металлические ободья люков.
Самодельная одежда из матрацев согревала тело до пояса, а ноги
оставались открытыми и коченели. Приходилось их обертывать простынями и
одеялами, класть сверху подушки. Но при этом уже нельзя было вставать из
кресла.
У Николая Николаевича мерзла лысина, он устроил из полотенец подобие
чалмы и стал походить на купца из древней Бухары.
Не выдержав, поднимались поочередно в агрегатную. Там было сравнительно
тепло, хотя поместиться в тесном помещении ее могли одновременно только
два человека.
Мечтали о теплой одежде: о валенках, о шубе, о шапке. Хорошо бы все это
сюда! Только кто же мог предположить, что экипаж "ПВ-313", погружаясь в
раскаленные недра, окажется в условиях ноябрьских холодов?
Температура падала теперь уже на два с половиной градуса в сутки, и,
когда хронометр отсчитал пятидесятые сутки, в кабинах было минус восемь
градусов.
На металлических частях рамы и пульта оседал иней. Особенно густо он
покрывал обод люка в полость бура: оттуда струился еще сравнительно теплый
воздух.
Отчаянно мерзли руки. Если Николай Николаевич еще мог это терпеть, то
худосочному Биронту приходилось туго. Атомист поминутно согревал дыханием
свои костлявые несгибающиеся пальцы, прятал их под мышки, чаще других
бегал отогреваться в агрегатную.
Температура снизилась до минус двенадцати... до минус пятнадцати...
восемнадцати... Но подземоход деловито и упрямо продолжал прокладывать
себе путь к ядру.
Обитатели корабля жили одной мыслью - скорее бы! Чем их встретит ядро?
Не будет ли его начало их концом? Вадим оставил попытки заниматься
усовершенствованием машины. Скорчившись в гамаке, накрывшись с головой
матрацем, он пытался согреть себя собственным дыханием.
На пятьдесят шестые сутки в кабинах мороз достиг уже двадцати одного
градуса...
* * *
Валентин Макарович коснулся глаз кончиком холодных пальцев, коснулся
осторожно и тут же отнял обратно. Глаза горели не то от насморка, не то от
переутомления, в голове появилась непривычная тяжесть, уши заложило, в них
не прекращался надоедливый шорох, будто где-то поблизости ворошили солому.
- Вам не кажется, что в кабине потеплело? - очень осторожно спросил
Биронт.
Николай Николаевич покосился на термоизмеритель: двадцать шесть
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг