- Да, незаурядная личность, - усмехнулся он и взял со стола ножик
для разрезания бумаги. - А с чего ты взял, что он учился в Школе? - спросил
он, постукивая ногтем по лезвию из слоновой кости.
- Он мне сам сказал. В прошлый День Героя, на приеме...
- Вот так пускаем в Школу всякую шваль, - огорчился Сигизмунд, - а
потом расплачиваемся...
- Вы о чем? - не понял Феликс.
- Да так... О наболевшем. Взять хотя бы меценатов... Раньше от них
отбоя не было - удавиться готовы были за приглашение на прием! - а
теперь... Некоторые даже здороваться перестали!
- Так он же не меценат, - вступился за Нестора Феликс. - Был
чиновник...
- Эти еще хуже, - безапелляционно заявил Сигизмунд.
- ...а стал жулик, - закончил мысль Феликс.
- Почему это жулик? - обиделся Сигизмунд. - Он теперь пророк.
Попрошу не путать, и жуликов почем зря не оскорблять!
Феликс усмехнулся.
- Ну, пусть будет пророк, - согласился он. - Правда, разница от
меня ускользает...
- Разница существенная. Человек всегда думал, как обмануть ближнего
своего, но одни предпочитали чистить карманы, а другие - души. Первых
называли ворьем, и били во все времена. Вторые же именовались шаманами,
жрецами, священниками и пророками. Их тоже иногда били, но редко. В
основном их очень уважали, а иногда даже боготворили.
- Что ж, доверяю мнению эксперта, - шутливо поклонился Феликс. - По
части мракобесия вы для меня - непревзойденный авторитет...
Еще не окончив фразы, он пожалел, что произнес ее. Он никогда
прежде не позволял себе иронизировать по поводу увлечения Сигизмунда, но
сейчас словно какой-то бес дернул его за язык. Видимо, несостоявшееся
убийство на Рыночной площади напомнило о себе таким странным образом...
Однако раньше Феликс не замечал за собой приступов неуместного веселья
после пережитого стресса; такое скорее было присуще Огюстену, с которым
Феликс делил кров последние два месяца. "Интересно, а истерия заразна?" -
сердито подумал Феликс, кляня собственную невоздержанность на язык и
опасливо поглядывая на Сигизмунда: не обиделся ли?
Сигизмунд же, уловив сарказм, сперва нахмурился, а потом вдруг
просветлел лицом и снял пенсне.
- Послушай... - сказал он мечтательно и посмотрел на Феликса снизу
вверх. - А что ты скажешь, если я отрепетирую на тебе одну маленькую
лекцию? Как в старые добрые времена, а?
Отложив в сторону футляр с мечом, Феликс осторожно присел на
краешек стола и сказал совершенно искренне:
- А знаете... С удовольствием!
- В таком случае... - засуетился Сигизмунд, убирая пенсне,
приглаживая волосы и поправляя оба шарфика, - в таком случае - приступим!..
Но прежде чем приступить, он снова вытащил платок и высморкался.
- Кгхм, - откашлялся он и заявил нерешительно: - Должен
предупредить, что это еще не лекция как таковая, а всего лишь конспект,
набросок...
Феликс скрестил руки на груди и приготовился слушать.
6
Невзирая на отчаянные попытки Сигизмунда привести образовательный
процесс в Школе героев к общепринятому "массовому" обучению, почти все
герои старшего поколения продолжали практиковать индивидуальную, "от
учителя - к ученику", систему передачи знаний, возникшую еще во времена
странствующих героев. В обиходе это именовалось "завести любимчика". К
примеру, Бальтазар ходил в любимчиках Готлиба со дня их несостоявшейся
дуэли, Огюстен очень недолгое время числился в фаворитах Бертольда, а
трагическая гибель Гектора заставила Алонсо преступить все писаные и
неписаные законы героев: он извел под корень население, а потом и спалил
все дома в той деревушке, где линчевали его ученика...
Сигизмунд, прекрасно понимая, что такими методами поголовье героев
не повысить, поначалу рвал и метал, а потом смирился и, после их с Феликсом
совместной швейцарской командировки (в ходе которой выяснилось, что Феликс
способен безропотно внимать даже самым бредовым умопостроениям), сам завел
себе обычай испытывать на Феликсе свои грядущие лекции, где главными
персонажами выступали различные антропоморфные твари: маги, превратившиеся
в оборотней и вампиров - и в области последних Сигизмунду не было равных.
Однако сегодня старик превзошел сам себя, избрав предметом своей лекции...
Хтона.
- Дьявол объявил людям о своем существовании сравнительно недавно,
- начал старик, помахивая костяным ножиком, будто указкой. - Конечно, когда
речь идет древних языческих верованиях, очень трудно отделить факты от
вымысла и доподлинно установить, действительно ли на горе Олимп проживало
семейство магов, правила которого дозволяли оскопление родителей, пожирание
собственных детей, изнасилование близких родственников и совокупление в
облике животных - или же все греческие боги на самом деле были
аллегорическими олицетворениями природных сил... С таким же успехом они
могли быть острой и злободневной сатирой на власть предержащих - но это, в
сущности, и не важно!.. А важно то, что среди всех этих жестоких,
бессердечных, звероподобных и вечно пьяных вершителей судеб человеческих
никогда не было дьявола - властелина абсолютного Зла.
- Как это не было? - уточнил Феликс с недоумением. Религия без
дьявола не укладывалась у него в голове. - А этот... Аид? Плутон? Разве
он...
- Ни в коем случае! Да, он был хозяином царства мертвых, но не
более того! Само слово "дьявол" по-гречески означает всего-навсего
"клеветник"... И греки в своем неведении относительно Хтона вовсе не были
одиноки. Если взять любую - будь то скандинавскую, славянскую, индуистскую
или китайскую - мифологию, то не трудно убедиться, что и там о Хтоне ни
словечка! Но чтобы не быть голословным, я позволю себе проиллюстрировать
свои слова примерами...
Сыпать примерами из древних мифологий Сигизмунд мог часами, и
Феликсу оставалось только почтительно слушать, периодически кивая и
вздрагивая от омерзения. Нравы древних богов не слишком отличались от
нравов тогдашних людей, и вызывали у Феликса чувство неосознанной
гадливости... Но вот, наконец, Сигизмунд исчерпал свой запас гнусных
эпизодов из бытия небожителей и выдержал драматическую паузу.
- Впервые Хтон предстал перед людьми под именем Ангро-Майнью, или
Аримана, - сообщил он доверительно. - А первым человеком, объявившим о
существовании дьявола, оказался некто Зороастр, более известный как
Заратустра... Именно древние персы оказались первыми, кто свел все
многообразие языческих пантеонов к двум непримиримым божествам.
- А...
- Почему двум? - спросил Сигизмунд, опережая вопрос Феликса. -
Это-то как раз просто. Если у рода человеческого объявился великий Враг, то
просто для душевного успокоения следовало выдумать ему достойного
соперника, а себе - защитника и покровителя, что и было с успехом воплощено
в колоритной фигуре Ахурамазды. Авторство этой незаурядной выдумки я
склонен приписывать все тому же Зороастру...
- А что в ней такого незаурядного? - удивился Феликс. - Еще один
божок. Разве что жадный очень. Монополист! - ввернул он модное словечко.
- О, не скажи! - предостерегающе взмахнул ножиком Сигизмунд. -
Ормузд был не просто "еще одним" богом. Он был первым богом-наставником!
Авеста, в отличие от всех предыдущих священных текстов, включала в себя не
только семейно-исторические хроники дел небесных, но и первые попытки
регулировать дела земные. Именно в Авесте впервые появились так называемые
"заповеди", инструкции бога для человека... Прежде боги никогда не поучали
людей. Наказывали, поощряли, игнорировали - но не наставляли! Поступки
языческих богов были лишены какой-либо назидательности...
Опасаясь, как бы Сигизмунд вновь не захотел прибегнуть к примерам
таких поступков, Феликс уточнил:
- Эта Авеста, как я понимаю, тоже дело рук Зороастра?
- Ну конечно же! - подтвердил Сигизмунд и неожиданно спросил: - А
был ли Зороастр магом?
Не успел Феликс даже толком растеряться, как Сигизмунд сам ответил
на свой вопрос:
- Почти наверняка! Как были магами Моисей, Иисус, Магомет, Гаутама
и прочие коллеги Зороастра...
Все-таки эрудиция у Сигизмунда была потрясающая: без запинки
перечисляя пророков, апостолов, святых и прочих подвижников всех мировых
религий и анализируя природу их чудотворной силы, он ни разу не сбился и не
приписал чудеса одного святого - другому. А даже если бы он и ошибся,
Феликс вряд ли смог бы его на этом поймать, и потому он решил смело
пропустить мимо ушей доказательства существования единого бога,
предъявленные его самозванными пророками за все время существования
монотеизма. Впрочем, Сигизмунду тоже вскоре наскучило пересказывать древние
легенды, и он, обрисовав в деталях мрачную до паранойи картину становления
мировых религий как заговора хитроумных магов ("ибо что есть молитва, если
не акт добровольной отдачи самых сокровенных желаний богу и служителям
его?"), снова вернулся к Хтону.
- Роль дьявола в космогонии этически-назидательных религий
умалялась по мере того, как возрастала роль бога-наставника - а она не
могла не возрастать! Сама идея всевышнего и всемогущего авторитета, перед
которым равны и король, и последний нищий, оказалась столь удобным
политическим инструментом, что даже вольнодумцы вроде Вольтера утверждали,
что, дескать, если бы бога не было, его следовало бы выдумать. Дьявол же в
своем истинном обличье в эту схему вписывался плохо, и его постепенно
низвели до уровня падшего ангела и невольного приспешника бога,
действующего с ним заодно. Маги, обязанные своей силой Хтону, начали было
полагать, что при помощи религии им удалось обхитрить своего благодетеля и
задвинуть его на второй план...
Лекция Сигизмунда, как и предсказывал Феликс, затянулась надолго:
солнце уже успело покатиться к закату и брызнуть лучами в окна библиотеки,
обращенные на запад. Феликс прищурился и приставил ладонь к виску, а
Сигизмунд, напротив, обратил лицо к заходящему солнцу и закинул руки за
голову, почесывая ножиком спину и нежась в теплых лучах.
- Но обхитрить дьявола пока не удавалось никому, - сказал он,
довольно жмурясь и смахивая из-за этого на старого и тощего кота, который
греет на солнышке старые шрамы. - Не стали исключением и маги. Ведь они,
стоявшие у истоков этических религий, самим своим существованием
противоречили их основному постулату: перед богом все равны. Маги не были
равны с людьми перед богом, и не желали быть равны между собой. Раскол
магов и церкви стал первым шагом к падению последней. И дело было вовсе не
в том, что без магов существование божества утратило всю свою чудотворную
доказательность - к тому времени в бога верило такое множество людей, что
ни в каких доказательствах уже не было нужды! Нет, причина угасания религий
лежала в ином: с распадом королевств бог утратил монополию на
всемогущество. Каждый маг в своем феоде мог с полным основанием объявить
себя богом - некоторые, кстати говоря, так и поступали, - и показать людям
на деле, а не на словах, что такое истинное всемогущество! И если для
феодов последствия порабощения были катастрофичны, то Метрополия из
поступков магов смогла сделать вывод: бог, если он и есть, совсем не такой,
каким мы его себе представляли. Настолько не такой, что лучше бы его и не
было...
Воздух в библиотеке прогрелся, и Феликсу, вспотевшему в своем
замшевом пиджаке, стало трудно сосредоточиться на словах Сигизмунда. Вместо
того, чтобы слушать, он принялся рассеянно скользить глазами по сторонам,
пока, наконец, не обратил внимание на крошечную дырочку на рукаве кофты
Сигизмунда, точно на локте. И тут он вдруг очень четко осознал и представил
себе, как нелепо, смехотворно, бессмысленно это должно выглядеть со
стороны: два старых и бедно одетых человека сидят среди книжных завалов в
огромном и совершенно пустом здании - и рассуждают о боге и дьяволе...
"Мы сошли с ума, - подумал он со страхом. - Мы просто выжившие из
ума старики. Мы забыли вовремя умереть..."
- ...и как изыскания мистера Дарвина отменили роль бога-творца, -
продолжал увлеченно вещать Сигизмунд, - так и построения мсье Канта
упразднили роль бога-наставника. Вера в бога уступила место вере в
человека; искать наставника и учителя отныне следовало внутри себя; люди,
осознав, что слеплены они не из глины, перестали нуждаться во всевышнем
гончаре...
- Сигизмунд, - не выдержал Феликс, - вам никогда не говорили, что
вы - закоренелый идеалист?
- А что в этом плохого? - невозмутимо спросил Сигизмунд.
- Ну... ничего, наверное... - пожал плечами Феликс. - Просто не все
такие же... э...
- Идиоты? - подсказал Сигизмунд, и Феликс смутился.
- Я хотел сказать - альтруисты... - начал он, но Сигизмунд его
перебил:
- Нет-нет, все верно. Идеалистов всегда называли идиотами. И со
стороны прагматиков это вполне логично: люди, чьи ценности недоступны не
только твоему кошельку, но даже твоему пониманию, похожи именно на идиотов.
Только так прагматик может смириться с существованием романтиков,
альтруистов и прочих идеалистов - ощущая свое ложное превосходство над
ними. Но будет о прагматиках: они неинтересны для анализа, как и всякие
другие примитивные существа. Гораздо важнее вопрос, каким образом идеалист,
верящий в человека и нравственный закон, может сохранить свою веру, когда
прагматики ежесекундно ее опровергают своими порой чудовищными, не говоря
уже - безнравственными, поступками? Это в бога было легко верить, потому
что его никто не видел - а как увидели, так сразу и верить перестали! А как
верить в человека? Не абстрактного Человека, а вполне конкретного подонка,
ради которого герой должен быть готов умереть также решительно, как и ради
невинного ребенка?
Вопрос явно был риторическим, однако Сигизмунд замолчал и выжидающе
посмотрел на Феликса. Тот сказал:
- Хтон.
- Именно! - возликовал Сигизмунд. - Ты всегда был смышленым
мальчиком, Феликс... Именно Хтон, властелин абсолютного Зла, является
главным стержнем любой формы идеализма. Идеализм вообще всегда вырастает из
отрицания, а кто годится для него лучше, чем дьявол?.. - Сигизмунд набрал
воздуха в грудь, что означало близящийся конец лекции, и объявил,
торжественно взмахнув ножиком для бумаг: - Вольтер ошибся! Не бога
следовало бы выдумать, но дьявола, ибо веру в бога можно заменить верой в
человека, но без веры в дьявола не может быть веры в человека!
Переведя дыхание после столь длинной тирады, Сигизмунд надсадно
кашлянул, прочистил горло и спросил застенчиво:
- Ну как?
- Ничего, - оценил Феликс. - В целом неплохо. Особенно про магов,
как отражения всемогущества бога... Хотя вообще-то экскурс в историю не
мешало бы сократить, а вот о вере в дьявола надо поподробнее.
Если в лекторской ипостаси Сигизмунд блистал парадоксальными
выводами и отточенными формулировками, то под ударами критики он
продемонстрировал свою полнейшую незащищенность.
- Ну, - начал оправдываться он, - это же еще не лекция, а, как я
уже заметил, набросок, черновик... Первые, так сказать, чертежи...
Рубашка Феликса прилипла к спине и подмышкам; в библиотеке было
жарко и душно, и в Феликсе взыграло желание поквитаться за потраченный
вечер.
- К тому же, - добавил он безжалостно, - ваша теория плохо
соотносится с реальностью. Я имею в виду Храм Дракона и его многочисленных
прихожан, - пояснил он в ответ на изумленный взгляд Сигизмунда.
- Ах, вот ты о чем! - неожиданно рассмеялся Сигизмунд. - Ну,
Феликс, голубчик, это недостаток скорее реальности, чем теории...
- Я не понимаю, Сигизмунд, - сказал Феликс недовольно: рыночные
драконьеры все еще стояли перед его глазами, - что вас так веселит в этой
новой религии?
- Хотя бы то, что новых религий не бывает! - весело рассмеялся
Сигизмунд. Смех его превратился в припадок судорожного кашля, после
которого старик вытер выступившие на глазах слезы, стукнул себя напоследок
кулаком в грудь и продолжил гораздо менее благодушным тоном: - Атрибутику
эти змееложцы позаимствовали у офитов, философию - частично у гностиков, а
в основном - у манихеев, ритуальные песнопения содрали у христиан,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг