раскрыв рот, вернее, не столько на него, сколько на кинжал друида.
Темно-русый и большеротый, он не ел, потому что раньше уже поужинал с
хозяйкой, однако внимательно наблюдал за всеми движениями друидов,
провожая взглядом каждый проглоченный кусок. Ян хотел было позвать его за
стол, но хозяин указал на миску, лежащую наверху в головах у мальчика, -
она была наполнена золотистыми медовыми лепешками, вкус которых Коростель
уже успел оценить. Мало-помалу он перестал обращать внимание на мальчика и
всецело занялся едой, потому что глаза у него уже начали слипаться.
- Похоже, у вас был долгий путь, почтеннейшие, - поджал губы Мотеюнас, от
внимательного взора которого не ускользнуло, что гости уже начали украдкой
позевывать. - Пора вам отдохнуть, а то уже и за окном стемнело.
- А разве тут солнце когда-нибудь садится? - простодушно удивился Снегирь.
Хозяин непонимающе воззрился на друида.
- Конечно, - удивленно молвил он. - Даже солнце должно иногда отдыхать.
Мотеюнас встал и отодвинул занавеску на окне. Во дворе действительно
стемнело, стояла на первый взгляд обычная весенняя ночь. Пораженные друиды
затаили дыхание, и в наступившей тишине неожиданно громко прозвучал
спокойный и будничный голос Травника, умевшего сохранять самообладание в
любой ситуации.
- Действительно, время позднее, хозяин. Не ответишь ли перед сном на
вопрос?
- Изволь, - согласился Мотеюнас. - В чем твоя нужда?
- Нужды нет, - вздохнул Травник, - чистое любопытство. Не скажешь ли,
почтеннейший, что за странная маска, которая висит у тебя над косяком?
Он указал на длинный лик какого-то лесного существа с человечьими чертами
лица, выполненный в манере литвинских деревенских резчиков по дереву с их
любовью к вытянутым чертам и миндалевидным глазам, длинным скулам и тонким
губам. Маска была грубо раскрашена и обвита сухими веточками омелы -
дубовой лианы-паразита, чьи магические свойства были хорошо известны и
почитаемы друидами.
Мотеюнас долго смотрел на Травника, словно увидел его впервые. Затем он
покачал головой и закурил трубку, причем от внимательного глаза Симеона не
ускользнуло, что руки хозяина, сильные и жилистые, слегка задрожали.
- Теперь я понимаю, что вы действительно явились издалека, - задумчиво
проговорил Мотеюнас. - А в прошлые ночи вы никого не видели?
- Никого, - не моргнув глазом быстро сказал Снегирь. - А кого мы должны
были видеть?
Хозяин снова помолчал, жуя губами, словно его собственный карп из садка.
- Я не знаю, кто они такие на самом деле, - он наконец нарушил молчание,
осторожно поправляя висящую на гвозде маску, - это ночные страхи, и у
каждого они свои.
- А нельзя ли поподробнее? - попросил Март, с которого сон как рукой
сняло. Друиды составили лавки к печи, и Мотеюнас поведал им о странном и
непонятном проклятии, нависшем над этими тихими речными берегами.
Едва наступала ночь - а солнце здесь все-таки садилось, хотя и очень
поздно по обычным земным меркам, - в селения людей приходили странные
существа, обличьем напоминавшие умерших родственников и близких хуторян.
Они стучали в окна, вызывали перепуганных жителей на темные подворья,
пугали детей и женщин. Мужчины, рискнувшие выйти из дома переведаться с
нечистью, исчезали бесследно, а возвращались лишь некоторые, но уже в
обличье призраков. Все они были в бесформенных серых одеждах, с белыми
лицами и темными провалами глаз. Говорили, что кое-кто видел у них клыки и
длинные изогнутые когти, выглядывавшие из широких рукавов. Самое ужасное
было то, что они как две капли воды походили на умерших родственников
жителей деревни и чаще всего досаждали именно тем домам, где раньше
влачили земное существование. Они окликали селян по именам, знали
мельчайшие подробности из их прежней жизни, норовили ворваться в дом.
Людей, готовившихся выступить против ночных пришельцев, с наступлением
темноты сковывал липкий, обессиливающий страх, мутился разум, оружие
выпадало из рук. Некогда приглашенные ведуны попытались изгнать призраков
из этих Закатных Земель, но у них ничего не вышло, и они ретировались
восвояси. Уходя, они посоветовали местным жителям оборонять жилища
изображением родового предка - Чура, имя которого испокон веков
бессознательно повторяли дети в своих шумных играх с погонями и
укрывищами. Селяне теперь сами вырезали из осиновых и ясеневых досок
изображения предка, известные по старинным поминальным книгам, которые
издавна хранились на чердаках и по бабьим сундукам. Для пущей крепости
личины обвивали омелой, крепь-травой, вороньим глазом и другими
растениями, обладавшими магической силой, отпугивающими всякую нечисть и
особо помогающими в ночное время.
Лики-амулеты сдерживали ночных пришельцев, неизвестная сила, таящаяся в
них, отпугивала нечисть от дома. Дети первыми понемногу стали привыкать к
страхам, и, хотя никто уже не заигрывался во дворе допоздна, многие
мальчишки похрабрее нет-нет да и норовили подглядеть за тем, что
происходит на улице ночью, в щелки между занавесками. Матери нещадно их
гоняли, но разве за всеми уследишь! Именно от мальчишек и узнали, что
среди пришельцев стали появляться оборотни маленького роста, почти дети.
Нечисть приходила не каждую ночь, но никогда не пропадала надолго.
После рассказа хозяина в комнате наступило молчание. Друиды были весьма
озадачены, и дело было даже не в том, что в этих землях теперь были вполне
определенные преграды, могущие встать на пути их миссии. Каждый задумался
над тем, куда они попали после того, как задвинули за собой люк в часовне
храмового замка. Это уже не было подземельем, темным и затхлым чуланом,
куда они неожиданно провалились, пусть даже и по собственному желанию.
Друиды почувствовали, что они очутились в Стране Подземелья, жители
которой, как они поняли со слов Мотеюнаса, даже не подозревают, что есть
какая-то иная страна с другим солнцем, другими людьми и другими богами. И
было неизвестно, насколько уютно будет в Подземелье и Травнику с Яном, и
Снегирю с Молчуном, и Марту, который уже сделал здесь одно доброе дело,
вполне созвучное с его светлой юношеской душой. А где-то позади остался
ничего не подозревающий Книгочей, и можно было только молить провидение,
чтобы он принял хоть какие-то меры предосторожности. Где-то шли в ночи
Лисовин и деревянный Гвинпин, и дорога их была неизвестна друидам, и это
очень тревожило Травника.
- Ну, пора, почтеннейшие, отдохнуть с дороги, - встал с лавки хозяин. Тут
же из соседней комнаты вышла его жена и, улыбнувшись, жестом пригласила их
войти. Друидов встретили низкие и широкие кровати, застеленные свежим
бельем. Усталые путники один за другим вышли в сени умыться перед сном.
Ян украдкой взглянул наверх, но мальчик, по-видимому, спал, закутавшись в
одеяло. Хозяйка улыбнулась Яну краешками губ и сунула ему в ладонь медовую
лепешку. Коростель жестом поблагодарил ее и пошел спать.
Утомившиеся за день, друиды заснули быстро. Только Молчун, оставленный
сторожить первым, уселся на краешек кровати, отодвинул занавеску и стал
смотреть в ночную темень. В доме все постепенно стихало, перестала звякать
посудой хозяйка, корова, которую врачевал Збышек, тоже успокоилась, и
только за окном высоко в листве серебристо стрекотал большой кузнечик.
Какое-то время Ян слушал его, недоумевая, как такое маленькое существо
может издавать такие громкие звуки, но потом усталость сморила его, и он
незаметно для себя уснул.
Молчун разбудил его на смену через пару часов, а ему показалось, что он
совсем не спал, только прилег и сразу же встал. Немой друид указал Яну на
окно и что-то невнятно промычал. Коростель прильнул к стеклу, но было
темно, и глаза еще не привыкли - в их комнате ярко горела толстая свеча.
Он отослал Молчуна спать, успокоив его, так как друид все пытался ему
что-то объяснить, поминутно указывая на занавески. Вскоре тот уснул, а Ян
вернулся к окну и стал смотреть во двор. Постепенно стали рельефно
вырисовываться детали двора: лавка, поленница, колодец в отдалении. Двор
был пуст, лишь иногда его освещало белое сияние луны, словно приносимое
порывами ветра.
Так Ян сидел долго, пока не услышал в доме тихий звук, будто звякнула
ложка в пустом стакане. Коростель понаслышке знал об обычаях домовых,
поэтому тихо встал и на цыпочках подошел к двери. Она отворилась с тихим
скрипом, и Ян осторожно выглянул в комнату. На широкой высокой кровати,
затянутой тюлевым пологом, спали хозяева. Ян встал на лавку и осторожно
заглянул за печь. Там лежало смятое одеяло и маленькая подушка-думка с
подложенной под нее большой вязаной кофтой. Хозяйского сына не было,
наверное, вышел в сени до ветру. В ту же секунду из маленькой кухоньки
донесся тот же звук, что он уже только что слышал. Ян вошел в кухню и
сразу увидел мальчика, тот сидел за дощатым столом, застеленным домотканой
скатеркой. Мальчик посмотрел на Яна, и в его глазах на секунду вспыхнула
искорка интереса. Потом он опустил глаза и вернулся к своему занятию,
прерванному приходом Яна.
На столе лежала большая краюха серого хлеба. Мальчик отрезал от нее
большие ломти и важно, степенно их ел, медленно и тщательно жуя. Ян присел
напротив на лавку и дружески улыбнулся мальчику. Мальчик отрезал очередной
кусок и предложил его Коростелю. Ян покачал головой, тогда мальчик еле
уловимо пожал худенькими плечами и стал есть его сам. Коростель вспомнил,
что на печи он только что видел ту миску, которая лежала у мальчика за
ужином. Она по-прежнему была полна медовых лепешек, но лакомство было не
тронуто.
- Ты кто? - спросил мальчик, жуя хлеб и запивая его водой из большой
глиняной кружки. В ней была маленькая ложечка, она-то и звякала о край,
когда мальчик отпивал воды. Он и жевал серьезно, задумчиво, словно
машинально выполнял некую важную работу, ни на секунду об этом не забывая.
- Меня зовут Ян, - ответил Коростель, внимательно глядя на мальчика, не
понимая смысл этого простого действа.
- А-а, - понимающе протянул его собеседник и тут же откусил очередной
кусок ноздреватого хлеба.
- Ты голоден? - спросил Ян только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Рот мальчика был набит, и он только отрицательно помотал головой,
продолжая жевать.
- Зачем тогда ты ешь хлеб? - улыбнулся Коростель. - Есть гораздо более
вкусные вещи. Хочешь, я принесу тебе лепешек? Они медовые, сладкие...
Мальчик снова покачал головой и отпил воды, слегка подавившись. Хлеб был
мягкий, недавней выпечки.
- Слушай, у меня в котомке есть заячья ножка, вяленая, закопченная, как
говорят охотники, с дымком. Хочешь угощу?
На секунду мальчик заинтересовался, но интерес его, как оказалось, был
другого рода.
- Ты охотник?
- Нет, - ответил Ян. - Я живу в лесу, недалеко от реки, только эта река
течет... в другом месте.
- А сюда ты лесом пришел? - гнул свое маленький хлебоед.
- И лесом тоже, - сказал Коростель, не понимая, чего мальчик от него хочет.
- А заячьего хлеба у тебя нет, случаем? - спросил мальчик.
- А разве зайцы хлеб пекут? - в свою очередь спросил Ян и тут же вспомнил
гневную тираду Снегиря по поводу подобной манеры вести разговор.
- Пекут, - убежденно заявил мальчик, на мгновение перестав жевать.
- Это кто ж тебе такое сказал? - усмехнулся Коростель.
- Мотеюнас сказал, отец, - солидным басом ответил его собеседник. - Он мне
иногда с охоты приносил хлеб, когда я не озорничал и мать слушался.
Говорил, зайцы кланяться велели и хлеба передавали.
- И чем же этот хлеб такой особенный? - поинтересовался Ян. Он уже
догадался о подлинном происхождении "заячьего" хлеба.
- Заячий, - мечтательно произнес мальчик, давая понять, что именно этим
словом все сказано. Однако тут же прибавил: - Вкус у него особенный...
лесной такой. По виду-то больно не отличается, такой же, как у матери. Но
мать всегда большие караваи печет, а у зайцев только горбушки всегда
бывают. Зато вкусные - мочи нет, я их всегда съедаю до последней крошечки.
Мальчик помолчал, потом для полной уверенности все же спросил на всякий
случай:
- Так нет хлеба-то?
- Нет, брат, заячьего нет, - развел руками Ян и запоздало посетовал, что
не надо было ему про заячью ножку упоминать, а тем более есть предлагать,
раз он так их любит и хлеба от них ждет.
- Понятно, - ответствовал мальчик, взял очередной ломоть, внимательно
рассмотрел его и откусил большими передними зубами, как маленький серый
заяц.
- Так ты потому так хлеб любишь, что он на заячий похож? - улыбнулся Ян.
- Нет, не только, - важно ответил мальчик. - Хлеб - он полезный. Его надо
есть побольше, иначе...
Он замялся на мгновение и, коротко взглянув на Коростеля, дескать, стоит
ли делиться с ним тайной, тут же откусил ноздреватую корку очередного
ломтя.
- Иначе - что? - спросил Коростель, всем своим видом демонстрируя живейший
интерес к тайне мальчика.
- Иначе умрешь, - спокойно и буднично закончил тот. Слово было столь
неожиданно, что Ян даже растерялся - что-то ворохнулось в душе, в памяти
древним преданием.
- Кто это тебе сказал такую ерунду? - справившись с собой, подчеркнуто
весело рассмеялся Ян.
- И вовсе это не ерунда, - возразил маленький философ. - Если хлеб не есть
совсем, будешь становиться тоненьким-тоненьким, как тростинка, слабым и...
- он на секунду замер, видимо, припоминая чьи-то слова, - и немощным, вот.
Так побудешь немного, высохнешь как шкилет и помрешь. Поэтому я теперь
хлеб ем, не то что раньше. Прежде-то я его не больно любил, а теперь вот
понял.
- Чушь какая-то, - пробормотал Ян. - Хлеб, конечно, полезная вещь, не
спорю, но и без него можно обойтись, есть много вкусностей похлеще. Кто
это тебе голову задурил?
- Вовсе даже и не задурил, - ответил мальчик, обиженно шмыгнув носом. -
Это мне дед сказал.
- Шляются тут у вас, наверное, всякие бродяги, учат вас, мальцов, всяким
глупостям. Поменьше слушай всяких юродивых, вот дольше и проживешь, -
посоветовал Ян, который, не найдя больше в доме родственников Мотеюнаса,
по-своему понял слово "дед".
- Никто у нас тут не шляется, кроме ночных, - упрямо сказал мальчик. - А
дед - мой родной, он материн отец.
- Родной? - переспросил Ян. - А, ну понятно.
Он на ходу перестроился и снова пошел в атаку, опираясь на извечное
преимущество взрослого над ребенком.
- Я с твоим дедушкой утром поговорю. Он с вами живет, на хуторе?
Мальчик покачал головой, во все глаза глядя на Яна.
- Если недалеко, можем сходить вместе. Ты проводишь меня к нему? Мы вместе
поговорим, и ты поймешь, что просто неправильно понял его. Договорились?
- Дядя, - тихо сказал мальчик, и Ян вздрогнул. - Я не могу тебя к нему
отвести. Дедушка помер.
Ян неожиданно для себя потянулся за хлебом и, взяв ломоть, откусил большой
кусок кисловатого серого мякиша. Мальчик одобрительно посмотрел на
Коростеля и последовал его примеру. Так в молчании они съели по куску, и
мальчик рассказал Коростелю, как умирал его старый дед.
Дед долго болел, и когда пришел срок умирать, он тяжело мучился, дух никак
не мог покинуть исстрадавшееся тело. Все это происходило на глазах у
мальчика, все, вплоть до последнего вздоха некогда веселого, а потом
постоянно стонущего, дурно пахнущего непонятного существа с ввалившимися
щеками и заостренным носом. Дед изредка приходил в сознание и тогда
пытался разговаривать с внуком, торопясь дать ему последний жизненный
совет или наставление. Чаще всего это случалось посреди ночи, и мальчик
надолго запомнил тихий шелестящий голос, переходящий в свистящий шепот,
прерываемый натужным кашлем. Умирающий рассказывал мальчику о своей жизни,
о том, как он сам был мальчиком, о его родителях. Мальчик услышал от деда
много вещей о жизни, часть которых казалась ему странными, часть -
поучительными, что-то - просто горячечным бредом или нелепицей.
Однажды дед обратил внимание на плохой аппетит мальчика. Мальчик
действительно плохо ел и был очень худой, кожа да кости, как говаривала
мать, когда мыла его в круглой глубокой лохани.
- Это все оттого, что ты плохо кушаешь, - прошептал дед. Он долго молчал,
собираясь с силами, а мальчик сидел на полу, на старом половичке,
прислонясь головой к постели. - Надо больше есть, внучек. Самое главное,
кушай побольше хлебушка. В нем вся сила, вся правда в нем, если хочешь
знать.
Мальчик сидел спиной к нему и слушал. Он уже привык и почти не обращал
внимания на тяжелый дух, исходивший от дедовских простыней.
- Поэтому кушай, внучек, кушай хлеба побольше. А то очень уж худой ты,
совсем слабенький. Вот смотри, не будешь хлеб кушать - тоже умрешь. Как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг