грязное и полуобгорелое. Поисками бородача было решено заняться позднее,
сейчас нужно было срочно спасать Молчуна.
Кругом лежали весенние леса, на пригорках в редкой траве серебристо
позвенивали кузнечики, а над цветами во множестве порхали серые лесные
корольки и шустрые бабочки-голубянки. Кое-где на тропках были лужи от
давнишних дождей, и на песке рядом с водой сидели большие траурницы;
темно-коричневые и бархатно-черные крылья их были окаймлены белыми и
желтоватыми аккуратными лентами. Птичья разноголосица становилась все
громче, более удачливые пернатые уже вили невидимые гнезда. Лисы вышли на
утреннюю разведку, принюхиваясь и решая, куда податься на поиски добычи. В
траве шелестели неугомонные ежи, а на редких пнях, высохших и
отполированных солнцем, грелись неподвижные гадюки и безногие
ящерицы-веретеницы. Друиды быстро шли вдоль звериных тропинок, и ни
человек, ни зверь не могли бы их сейчас остановить.
Далеко, на другом конце их пути, Снегирь отчаянно массировал виски
неподвижно лежащего рядом с ним Молчуна. Легкий ветерок с реки овевал
разгоряченное лицо друида, он резко смахивал с лица пот и вновь принимался
за работу. Иногда он окликал товарища, но тот молчал, и Снегирь смачивал
губы Молчуна ключевой водой из фляжки. Когда на опушке леса показались
Книгочей, Травник и Ян, Казимир с трудом встал на затекшие ноги, съехал на
заду с песчаного пологого откоса и опустил голову в быстро текущую речную
воду. К нему стремительно бросились по дну любопытные пескари,
привлеченные необычным предметом в воде, но Снегирь только махнул на них
рукой и немедленно скорчил ужасную гримасу. Рыбки в панике брызнули в
разные стороны, а Казимир вытер щеки и, кряхтя и бормоча что-то себе под
нос, стал взбираться на берег. Там Травник уже хлопотал над Молчуном, а Ян
торопливо разводил костер, чтобы вскипятить воду для врачевания.
ГЛАВА 13
ОБРАЗЫ И ПОДОБИЯ
Лисовин очнулся под вечер. С трудом разлепив веки, он попытался
поразмышлять, чем же его могли одурманить, но через некоторое время понял,
что без Книгочея тут, пожалуй, не обойтись, а тот был далеко. Лис лежал в
каком-то низком деревянном сарае, такие местные жители любят использовать
для хранения овощей. Видимо, урожай в прошлом году выдался неважный,
внутри даже отдаленно не пахло гнилой капустой или порченым картофелем,
что свойственно всем неудачно перезимовавшим амбарам. Здесь было сухо и
чисто. Лисовин лежал среди больших охапок сена, его руки были намертво
перехвачены крепкими веревочными путами. Он попытался наклонить
подбородок, однако путы явно наложил человек знающий, и от каждого
движения головы сильно резало между ног и в подмышках, поэтому после
нескольких безуспешных попыток освободиться бородач был вынужден
отказаться от своего намерения и принялся осматриваться по сторонам.
Окна были заколочены досками снаружи, и сквозь неширокую щель внизу
пробивались последние лучи вечернего солнца. Редкие отверстия в деревянных
стенах были тщательно заткнуты паклей. Перед Лисовином стоял небольшой
столик и пара стульев, сплетенных из толстых ивовых прутьев. На столе
лежали кружка, пустая миска, щепотка соли в тряпице и луковица. Между
косяком и дверью высвечивалась узкая полоска света, а сквозь нее были
отчетливо видны щеколда и дужка от огромного амбарного замка. При взгляде
на нее, однако, друид презрительно хмыкнул - только бы руки развязать, а
там никакие замки и стены не удержат. Оставалось одно - лежать и пассивно
ждать развития событий. Лисовин твердо решил не упустить своего шанса, а в
том, что он рано или поздно выпадет, друид не сомневался. Поэтому он
расслабил все тело и вплотную занялся веревками. Еще его немного
беспокоило отсутствие Гвинпина.
Между тем зелье, видимо, еще продолжало действовать. Периодически на
Лисовина накатывала тошнотворная волна, его мутило и темнело в глазах. Он
попытался вызвать рвоту, но желудок и без того был пуст и лишь тупыми
спазмами отвечал на попытки самолечения. Тогда друид стал по привычке
делать методические глубокие вдохи, задерживая дыхание перед выдохом.
Через некоторое время в голове просветлело, и Лисовин снова уснул, теперь
уже почти здоровым, крепким сном. Пока он спал, Коротышка несколько раз
заглядывал в оконную щель и внимательно смотрел на спящего друида. В
соседнем доме готовили ужин Кукольник и Колдун.
Когда друид проснулся, за окном уже было темно. Путы на нем ослабли, но
руки, как и прежде, были перехвачены за локти, и он никак не мог
пропустить между ними ноги. Перед Лисом лежали краюха хлеба, большой
ломоть сыра и, самое главное, стояла белая квадратная плошка с чистой
водой. По ней на маленькой соломинке разъезжал бесстрашный рыжий лесной
муравей, занесенный сюда невесть каким ветром. Друид округлил щеки и
легонько дунул, чтобы и воду не расплескать, и от непрошеного нахлебника
избавиться. Затем он с наслаждением осушил добрую половину плошки, но,
откусив сыра, почувствовал легкий привкус плесени. Желудок Лисовина тут же
тревожно заурчал, и друиду пришлось умерить свой пыл. Затем неожиданно
отворилась дверь, и друид быстро закрыл глаза, притворившись спящим.
Когда он приоткрыл их вновь, то обнаружил, что прямо на столе уселись два
существа, в одном из которых, несмотря на темноту, он узнал Гвинпина (его
круглый черный бок слегка обгорел). Второе существо заслуживало особого
внимания, его Лисовин видел впервые. Рядом с Гвинпином сидела кукла,
одетая в мышиного цвета костюм с манжетами на рукавах, на ногах
красовались ботфорты, а на шее - широкий плоский воротник, почти
закрывающий плечи. На голове куклы был невысокий остроконечный колпак,
расшитый серебряными звездами из фольги. Вершину колпака увенчивала
кисточка, а на руках франта были белые матерчатые перчатки. Куклы сидели,
свесив ноги, на краю стола и тихо беседовали. Видимо, они продолжали
разговор, начатый еще на улице. Голос у куклы был сухой, надтреснутый, и
он весьма гармонировал с длинным острым носом и высокими скулами. Что-то в
его облике было от старого худосочного орла, заложившего в ломбард свои
полысевшие крылья. Лисовин, однако, привык не доверять первому
впечатлению, особенно если дело касалось говорящих кукол. При всем своем
критическом отношении к Гвину Лисовин отдавал должное его великолепной
реакции и массивному острому клюву, которым деревянная кукла как-то на
глазах у друида расколола толстую ветку для костра. Правда, при этом у
Гвинпина был такой вид, словно он не менее других был поражен произошедшим.
Беседовали куклы тихо, на друида они не обращали внимания, уверенные, что
он крепко спит. Гвинпин в чем-то настойчиво убеждал собрата, а тот молча
слушал, изредка вставляя отрывистые замечания, подобно охрипшей, каркающей
вороне. Лисовин не сумел сразу определить для себя, друг или враг
Гвинпинов собеседник, поэтому он продолжал притворяться спящим и лежал,
внимательно прислушиваясь к разговору.
- Я с тобой уже битый час говорю, Мастер, - возмущенно твердил Гвинпин,
болтая ногами на весу. - Даже человек бы уже понял.
- Что понял? - хрипло спросил его собеседник.
- Да все, все, Мастер! Я слышал, как они говорили с Птицеловом там, в поле
возле замка. У меня в голове все перевернулось.
- Раньше ты его называл Хозяином, даже мысленно, - проговорил Мастер.
- А ты не укоряй прошлым, - отрезал Гвинпин. - Хозяином я считал
Кукольника, а Птицелов - его Хозяин, но не мой. Они меня отослали, как
собачонку ненужную, да еще и с выгодой для своих дел темных.
- С каких это пор куклы обсуждают дела людей, тем более - своих хозяев? -
бесстрастно спросил Мастер. Он даже не глядел на собеседника.
- У меня нет теперь хозяев, - заявила мятежная кукла. - Создатель не
удосужился представить меня хозяевам, он просто выделил для меня тело,
которое еще неизвестно кто изготовил. Теперь я сам решаю, с кем мне
дружить и куда ходить, но я никогда больше не заберусь на опостылевшую мне
сцену веселить мужланов и сельских юродивых.
- Но ведь это - предназначение кукол, Гвиннеус...
- Никто не знает мое предназначение, даже я сам, - запальчиво прошипел
Гвинпин. - Но ты, Мастер, ты сам рассуждаешь о порядках и законах, и сам
же ставишь людей над куклами, Мастер, избранный своим народом.
- Театр Кукольника - еще не весь народ, - спокойно констатировал его
невозмутимый собеседник.
- Правильно, но еще сроду не бывало, чтобы кукла не помогла кукле,
ссылаясь на интересы людей.
- Ведь ты просишь не за себя, Гвиннеус, а за людей.
- Люди людям рознь, ведь и среди кукол также частенько попадается дрянь.
Но сейчас я вижу, может быть, немного шире, чем ты, Мастер. Те, кому ты
сейчас служишь, затеяли нехорошее, причем, насколько я это понимаю, они
собираются насолить чуть ли не всему роду людскому. Все большое всегда
начинается с малого, и сейчас, захватив в плен хорошего человека, которого
я немного знаю, они уже чуть-чуть сдвинули чашу весов в свою сторону.
При этих словах Лисовин мысленно закатил вверх глаза и усмехнулся, даром
что усмешка получилась кривой. Мастер, однако, видимо, что-то уловил,
потому что он наклонился вперед и долго разглядывал друида, который тут же
добросовестно засопел.
- Сейчас он спит, чары его замутили, - горячо молвил Гвинпин, - а завтра,
может быть, его ждут пытки и мучения, и это ты обрекаешь его на них,
Мастер, ты со своими рассуждениями о равновесии и предопределенности.
Может быть, за это люди когда-нибудь проклянут кукол.
- В любом случае без нас они не обойдутся, - твердо сказал Мастер, однако
проницательный Лисовин почувствовал, что уверенность старшины кукол уже
поколеблена.
- Конечно, - скорчил язвительную гримасу Гвин. - Уже сейчас в людском мире
считается, что куклы необходимы только для детей, для их фантазий и
развлечений. Люди стали делать кукол по своему образу и подобию, и они же
сами и пугают друг друга своими искривленными обликами. Даже ты, Мастер,
дай Создатель тебе долгой и счастливой будущности, даже ты, которого куклы
здесь избрали своим старшиной, сделан как Кукольник.
- Я не его подобие, я просто в его облике, - тихо промолвил Мастер, и
Лисовин навострил уши. - Кроме того, Кукольник - не человек в привычном
для тебя понятии этого слова.
- А кто же он тогда? - недоверчиво пробормотал Гвинпин.
- Он наш Хозяин, кто бы он ни был, - отрезал деревянный аристократ. -
Разве тебе не все равно, ведь это другой, чужой нам народ? Кукол не
интересует судьба других народов. У них свой путь.
В иные времена Лисовин давно бы расхохотался, во всяком случае, поставил
бы заносчивого кукольного королька, каким ему виделся собеседник Гвина, на
подобающее ему место. Но вместе с тем бородач не мог себе представить
Мастера, висящего на гвозде в грязной каморке старого комедианта. Он,
безусловно, был сильной личностью, и место его было среди сильных людей
или других существ. Сейчас от него, видимо, как-то зависела свобода
Лисовина, и Гвинпин, похоже, твердо решил ее добиться. Где в это время
находились зорзы, Лисовин не знал, да и не очень печалился о них.
- В свою очередь я хочу спросить тебя, почтенный Гвиннеус. Почему тебя
отпустил Хозяин и зачем тебе свобода этого пленника? Стоит ли она нашего
благополучия, ведь Закон кукольного народа говорит о том, что нет зла
превыше вреда Хозяину. Что ты на это скажешь?
Мастер все так же молча смотрел прямо перед собой немигающими стеклянными
глазами, и его ноги слегка покачивались над лежащим друидом.
- Твой Хозяин - слуга Птицелова, он для них царь и бог, поэтому и отпустил
меня, - страшным шепотом заговорил Гвинпин. - Кукольник даже не знал об
этом, и он, наверное, даже не заметил моего отсутствия. Птицелов дал мне
поручение к этим людям, потому что они - друиды, жрецы лесов. После этого
я мог идти на все четыре стороны, никому я уже не был нужен.
- Ты ведь мог и вернуться обратно, - одними губами прошептал Мастер. Он
словно беседовал сам с собой, почти не глядя на Гвинпина. Лисовин
окончательно открыл глаза и теперь мучительно соображал, для чего зорзы
дали свободу Гвинпину, свободно разгуливающему в их лагере.
- Насколько я знаю мир людей, - с присущей ему самоуверенностью заявил
Гвинпин, - даже их собаки не возвращаются, когда хозяин их не ценит. Пусть
бьет, пусть колотит, держит в голоде и холоде, но пусть берет на охоту,
пусть хвалится ею при гостях. Птицелов тут же забыл обо мне, как только
убедился, что я выполнил его поручение, а Кукольник имеет свое мнение
только когда Птицелова нет рядом. Оказывается, среди людей ходят разные
слухи о них, а называют их зорзами. Я был в деревне, где они учинили
странные и страшные вещи, совсем не подумав, что обрекают сотню жителей на
смерть от истощения. Все это я понял только потом, когда этих селян спасли
друиды, в том числе и этот рыжий бородач. Зорзы - враги людей, но они
вредят не сознательно, а походя, как человек раздавливает зазевавшегося
муравья, может быть, даже не желая ему зла, просто не заметив, что ли...
- У них могут быть свои счеты, а куклы не вмешиваются в дела людей, -
бесстрастно ответствовал Мастер.
- Это так заведено было раньше, - упрямо заявил Гвинпин. - Я знаю Закон
кукольного народа, тот, который ты упоминал. Но есть еще обычай, который
не нарушила ни одна кукла с минуты своего Сотворения. В решении спорного
вопроса между куклой и человеком или каким-нибудь другим существом
кукла-судья всегда встанет на сторону сородича. Нет высшей справедливости,
чем голос и закон крови.
Лисовину показалось забавным, что о крови говорит деревянное существо,
покрашенное дешевой краской. Вообще в эти минуты в голове друида роились
самые разные навязчивые мысли, и он никак не мог их отбросить, чтобы
сконцентрироваться на главном - спасении и последующей за ним мести.
- Я избран старшиной и всегда руководствовался справедливостью, кто бы ни
испрашивал ее у меня, - сказал Мастер громче обычного, и в его голосе
проскользнули нотки возмущения.
- Зорзы никогда не обратятся к тебе за советом, ты для них - низшее
существо, - отрезал Гвинпин и возбужденно прищелкнул клювом. - Люди для
них тоже не много значат, так только, как ступеньки на лестнице.
Лисовин улыбнулся в бороду. Гвинпин начинал ему нравиться. Друид не
обладал какой-то особенной проницательностью, но очень уважал и ценил это
свойство в других. Гвинпин меж тем уверенно сел на своего любимого конька.
- Мы, куклы, - маленький народ, - торжественно провозгласил Гвин. - Раньше
я думал, что нас ожидает великое будущее, что когда-нибудь мы выйдем из
тени на главную сцену и о нас все заговорят. Пожив несколько дней на
свободе, я понял, что кое-кому так и суждено просидеть весь спектакль в
зрительном зале на самом последнем ряду. Сцена уже занята, причем там
играют свои роли настоящие актеры, не то что мы - куклы. - Он театрально
вздохнул и развел крыльями. - Поэтому каждому из нас нужно рано или поздно
делать свой выбор. Если ты принадлежишь зорзам и душой и телом, значит ли
это, что ты, Мастер, полностью разделяешь их планы? Эти земли принадлежат
людям, и всегда здесь жили люди. Может быть, пора начинать жить своим
умом, старшина? Что тебе до зорзов, они ведь даже не сделали ни одной
куклы! Они только владеют нами...
- Ты всерьез думаешь, что я, Мастер кукол, могу предать своих хозяев? -
Кукла по-прежнему смотрела прямо перед собой, словно была
загипнотизирована собственными размышлениями. - Они даже тебя не пленили,
ведь ты волен в своих поступках!
- Я им еще пока не враг, - тихо молвил Гвинпин, - во всяком случае, им не
был, пока они не причинили вреда моим друзьям.
- За три дня ты приобрел друзей, да еще среди людей?
Впервые Мастер позволил себе такую слабость, как сарказм.
- Представь себе, да, нашел. - Гвинпин смущенно поерзал на заду. - Только
они еще об этом не знают. Зорзы обманом захватили моего товарища в плен. Я
не могу его освободить сам, поэтому пришел к тебе.
"Интересно, почему это?" - полюбопытствовал Лисовин - разумеется, про себя.
- Это делает честь твоему благородству, почтенный Гвиннеус, - сказал
старшина кукол. - А ведь возможно, что зорзы, как ты их теперь называешь,
специально оставили тебя на свободе, чтобы ты подставил под удар наш
народ. Чем же я могу тебе помочь?
- Мне нужно, чтобы ты, Мастер, сам освободил этого человека по имени
Лисовин. Я обращаюсь к тебе со Словом куклы!
Наступила тишина. Обе куклы молчали. Лисовин, естественно, тоже, но он
размышлял и усиленно шевелил пальцами. Возможно, в эти минуты бородач дал
себе зарок при случае разузнать побольше об этом народе, который он прежде
никогда и народом-то не считал. Наконец Мастер встал и оказался чуть ниже
Гвинпина, только его голова в колпаке была непропорционально большой.
- Ты все обдумал? - спросил старшина кукол.
Гвинпин молча кивнул, а для этого ему пришлось наклониться всем телом, и
он едва не грохнулся вниз, еле удержавшись крылышками за край стола.
- Думаешь, это и есть тот исключительный случай, когда можно сказать Слово?
- У маленького народа своя правда, и зачастую она поважнее правды Больших,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг