И она окружила девочку самыми нежными заботами.
Так продолжалось два года, как вдруг молодая лесничиха, сраженная
недолгим недугом, умерла.
За несколько минут до смерти она позвала мужа и потребовала от него,
чтобы он поклялся, что не оставит Ксани и будет воспитывать ее наравне с их
сыном.
Николай Норов, несмотря на кажущуюся суровость, горячо любил жену. Он
исполнил желание умирающей, повторил за ней слова клятвы, а через три дня
опустил в могилу на деревенском кладбище труп любимой жены.
Разорение, смерть жены, все ужасы пережитого горя сразили лесничего:
Норов запил. Во хмелю он был грозен и шумлив, проклинал свою жизнь, бранил
весь мир, бил и ломал вдребезги попадавшиеся под руку вещи.
Двое испуганных детей: бледный хромой семилетний мальчик и пятилетняя
девчушка с очаровательным цыганским личиком, со страхом забивались в угол и
оттуда полными ужаса глазенками следили за разбушевавшимся лесником.
Хозяйство шло вкривь и вкось. Работник-помощник, взятый Норовым,
кое-как приглядывал за детьми, кормил их горячей похлебкой, когда было
время ее сварить, а то ограничивался подачкою в виде ломтей черного хлеба,
который дети съедали наскоро, забившись в темном уголку.
Время шло. Хилый, болезненный и хромой мальчик и румяная, смуглая
крепыш-девочка жили душа в душу. Они поверяли свои маленькие горести и
заботы друг другу, утешали один другого, как умели и могли.
Николай Норов не сдержал слова, данного жене у ее смертного ложа. Не
нежным отцом, а суровым отчимом явился он для Ксани. Озлобленный своей
несчастливой судьбою и незадавшимся болезненным и хилым калекой-сыном, он
невольно каждый раз при виде сильной и крепенькой девочки, хорошенькой и
здоровевшей не по дням, а по часам, задыхался от боли, гнева и обиды.
Сильно и жестоко насмеялась над ним судьба: его собственный сын - жалкий
ходячий недуг, а рядом - этот пышно расцветающий махровый дикий цветок
леса!
Нечего сказать, добрым помощником будет ему его Василий!..
И он ненавидел девочку, ненавидел помимо собственной воли и
несправедливо, сурово обращался с нею.
- У-у! глазастая цыганка! Дармоедка! - не раз слышала от него Ксаня
неистовый крик и брань под пьяную руку.
Ненависть Норова к пышно расцветающей девочке росла с каждым годом.
И все большим и большим ожесточением проникалась душа лесника по
отношению к одинокому ребенку, о матери которого не было ни слуха ни духа.
Пока Вася был дома, отец его встречал в сыне ярого защитника маленькой
Ксани. Вася помнил слово, данное отцом его умирающей матери, и постоянной
была фраза чуткого, смелого мальчика в минуту гневных припадков отца:
- Папа, не обижай Ксаню! Ты обещал это маме, помнишь! Ты клялся ей,
что будешь ее любить как родную дочь.
И сурово поникала на грудь в такие минуты голова Норова, и он уходил,
что-то сердито ворча себе под нос.
Так было до тех пор, пока хромому не исполнилось десять лет, и отец не
отвез его в губернский город в училище. Тут-то и началась мучительная жизнь
для Ксани. Лесничий дал полную волю своему разбушевавшемуся гневу и злобе
на маленького приемыша и жестоко наказывал бедную Ксаню за малейшую
провинность.
К несчастью, девочка обладала далеко не мягким характером. От брани,
толчков и побоев ее глаза разгорались дикими огоньками, лицо принимало
хищное, угрожающее выражение.
Вся трепещущая она убегала в лес, в глубь его, в самую чащу, громко
крича дикие угрозы по адресу злого дяди.
Крестьяне, проезжавшие по лесной дороге, видели крошечную фигурку
девочки, ее исподлобья, как у загнанного зверька, сверкающие глазенки, ее
иссиня-черные кудри, спутанные на лбу, и говорили в суеверном страхе:
- Ишь, колдунья-то сама ушла, побоялась, но оставила дочку нам на
горе, ведьма нечистая... Дождемся еще - подрастет малая, покажет нам свою
силу... Польются не раз из-за ведьмовой дочки слезы людские...
И каждый старался уколоть, оскорбить, обидеть чем-нибудь ни в чем
неповинную девочку. Не только взрослые, но и маленькие крестьянские
ребятишки травили Ксению, как волчонка, кричали ей вслед бранные слова,
называли "колдуньей" и "лесовичкой".
Норов не верил ни в колдунов, ни в леших, ни в лесовиков. Он не мог
поэтому разделять суеверного взгляда невежественных крестьян на несчастную
девочку, тем более, что хорошо знал, кто она такая. И все-таки под злую
руку, обуреваемый винными парами, кричал на нее, топая ногой:
- Змееныш!.. Колдовское отродье! Лесовичка негодная!..
Хотя, конечно, в душе он вовсе не считал ее ни колдуньей, ни
лесовичкой.
* * *
Между тем Вася после четырех лет ученья в губернском городе вернулся в
лесной домик еще более ослабевший от городской жизни, но окрепший духом, с
новыми впечатлениями и безумной любовью к живому книжному слову.
Ксане было тогда двенадцать лет. С прекрасным, свежим личиком, дикая,
ожесточенная и упрямая девочка показалась Васе лесным загнанным зверьком.
Она встретила недоверчиво своего недавнего друга.
"Пожалуй, загордился ученостью, кичиться станет, важничать. Ну и шут с
ним тогда совсем!" - закружилась в ее мозгу подозрительная мысль при первом
же свидании с Васей.
Но четырнадцатилетний Василий не "важничал", не гордился. Напротив, он
горячо отнесся к своему маленькому другу и с первых же дней принялся за
умственное развитие Ксении. Что знал сам, все старался передать ей, тайком
от отца, в тихие, длинные ночи, когда лесничий, заперев на ночь свою
сторожку на ключ, уходил на ночной дозор по лесу.
Вскоре под руководством своего друга маленькая Ксаня выучилась читать
и писать. Выучилась и кой-чему другому, узнала о разных странах и народах,
о чужих землях и о том, что было за много веков на Руси великой. Все то,
что вынес хромой мальчик из четырехклассной школы, - все передал он своей
смуглой подружке.
Неожиданная и счастливая встреча с гимназистом Виктором, сыном
графского управляющего, еще больше пододвинула вперед дело развития Ксани.
Кудрявая смуглая девочка и юноша-гимназист из "Розового", как
называлось имение графа Хвалынского, находившееся в трех верстах от опушки
леса, встретились случайно у Чертовой пасти и разговорились. Из этого
первого разговора Ксаня узнала, что Виктор Мурин не боится ее, не считает
колдовским отродьем, как ее деревенские враги; больше того - не верит ни в
какое колдовство, ни в какие чары, потому что читает умные книги и учится
по ним, и знает из них, что нет на свете ни леших, ни домовых, ни русалок,
ни лесовиков, ни лесовичек, ни прочей нечисти.
И книг у него много - целый шкаф, целое богатство.
- Хочешь, буду давать тебе читать? - предложил он девочке. - Приходи в
Розовое за ними.
Глаза Ксани заискрились восторгом. Она, благодаря своему учителю Васе,
знала уже прелесть печатного слова, и вся так и загорелась счастьем.
- Хорошо... приду... не надуй только! - буркнула она себе под нос и
помчалась в чашу, как дикий, нелюдимый зверек.
И пришла в тот же вечер.
Виктор не обманул Ксаню. Он стал давать ей книги без счета, каждый раз
у ограды управительского домика, за углом. В дом она не входила, боясь
встречи с людьми и опасаясь их насмешек.
С жадностью пробегали эти книги в лесной сторожке хромой мальчик и
черноглазая девочка. Прочитывали, поглощая страницу за страницей, и Ксаня
несла обратно книги в Розовое, чтобы получить другие.
Новая жизнь открывалась перед нею, и вся злоба и обида уходили куда-то
далеко, далеко в такие минуты из ее ожесточенной маленькой души.
То были сладкие, радостные мгновения.
Глава V
Лес колдует. Тайна разоблачена
Был вечер... Дремал старый лес... Затихли очарованные июньскими
сумерками великаны-деревья, затихли кузнечики в пышной траве... Ветерок
застыл меж ветвей лиственниц, околдованный той же тишиной... Словно
непонятные чары струились в зеленовато-синем пространстве леса с пушистых
верхушек исполинов-дерев, с мягкой и мшистой травы и моха...
По лесной дороге шла Ксаня.
Короткая юбочка, чистый фартук, грубые кожаные башмаки, старенькая, во
многих местах заплатанная кофточка и ярко-красный платочек поверх смоляной
головки - единственная роскошь ее убогого костюма, - вот и весь наряд
"лесной девочки", как называл ее сын управляющего, Виктор, или "лесовички",
как звали ее крестьяне.
"Лесная девочка" шла в Розовое. Шла под вечер, чтобы никто ее не
заметил в графской усадьбе. В смуглой руке она держала пачку книг - милых
книг, которые несла обменять на другие, неведомые.
Ксаня шла легко и быстро, подпрыгивая, как коза, с упоением вдыхая в
себя свежий смолистый запах и глядя разгоревшимися от удовольствия глазами
по сторонам. Лес колдовал своей зачарованной тишиной, милый, старый лес,
который она знает вдоль и поперек и в чащу которого ее влечет всегда
неодолимо.
Милый, старый лес! Каждая былинка ей в нем знакома, каждая травка. Она
знает, где находится гнездо старой иволги, знает дупло лисички, знает, где
водятся выводки диких уток и куропаток над лесной топью... Все огромные
исполинские муравьиные кучи знает наперечет. Нет нужды, что велик старый
лес: она его избегала вдоль и поперек, беспечно напевая себе под нос,
иногда со старым дядиным ружьем, унесенным потихоньку, то учась стрелять по
уткам и тетеревам, то мастерски передразнивая крик кукушки, ястреба,
иволги. А иной раз, когда соберутся за ягодами жарким июньским днем
крестьянские ребятишки, она нарочно опередит их, запрячется в кустах и,
шутки ради, стонет и воет страшным голосом оттуда, точно настоящая лесная
колдунья. Дети в ужасе, побросав кузовки от грибов и ягод, несутся чуть
живые от страха врассыпную. А она за ними: свищет, гикает, хлопает в
ладоши, хохочет дико, страшно, на весь лес.
- Лесовичка! - в исступлении вопят ребятишки и стрелой мчатся от нее.
Ксаня злорадствует: "отомстила"!..
Они ее травят, мучают, грозят поколотить, когда она выходит из своего
леса за съестными припасами в деревню, - так вот им за это. До смерти
напугает их. Она - сердитая, мстительная, злая. Она не простит. Лесовичка
ведь она.
Порой ей и самой кажется, что она лесовичка. У других детей есть отец,
мать, братья, сестры, родственники. А у нее никого... Откуда она? Не знает
Ксаня.
И кажется ей порой, что вышла она из дупла старого дуба... Вышла прямо
на лесную поляну и стала жить... Старый лес ее отец. Смолистый воздух кинул
и румянец в ее щеки, и жгучий огонь в черные глаза... Лес же дал ей эту
силу и смелость, и ловкость руке, и быстроту ногам. И бесстрашной сделал ее
старый лес. Ничего она не боится. Ничего! Ночью на кладбище пойдет и
мертвецов вызывать станет, в дикой пляске готова кружиться с ними. Или
ночью же в самую чащу леса пойдет, дразнит старого лешего, вызывает смуглых
зеленокудрых дочек его играть с ней, вызывает и... смеется... Любо ей, любо
ждать их и замирать от непонятной сладкой радости в надежде быть услышанной
ими. Но они не приходят, - не хотят... Она не их... Она им чужая...
Кто же она, в самом деле? Спрашивала Василия - молчит Вася... Да разве
он знает?
Точно сквозь туман припоминает она женщину чудную, легкую, гибкую, как
прутик, - вот-вот переломится... Красавицу мать свою припоминает Ксаня...
Давно это было, лет двенадцать назад, а то и больше. Носила ее мать по
лесу, прижимала к груди, а сама не то говорила, не то пела... Или другой
раз разодетая в белое платье, нарядная, изящная понесет ее, Ксаню, в самую
чащу леса, поставит на пень, а сама ходит кругом, что-то странное говорит,
то плачет, то смеется, руками машет, то к земле припадет, то опять вскочит
на ноги, обоймет Ксаню и нежно-нежно целует и в лоб, и в щеки, и в глаза.
Помнит Ксаня эти поцелуи. Как сказка старого леса приятны ей они...
Где теперь мама? Далеко она. Уехала, счастья искать уехала... Не
вернется... Дядя Николай говорит - не вернется... Далеко уехала.
- Мама ты моя, мама! - вырывается иногда из уст девочки, и напряженная
тоскливая дума роет горячую головку под смоляными кудрями... Личико Ксани
становится тогда невыразимо грустным...
А кругом лес колдует...
Колдует лес...
* * *
- Вот тебе одна книга, вот другая, вот третья. Прочти все... особенно
эту, про демона, про дьявола, который на землю слезал, монахиню смущал...
На, держи...
- Викторинька!
- То-то Викторинька. Рада, небось... Глазенки сверкают... А
"Капитанскую дочку" прочла?
- Прочла... Досадно, что храброго капитана убили.
- Уж и досадно!
- Ей-Богу... А про демона как же?
- Ладно, прочтешь и узнаешь. Книги можешь дольше задержать... У тебя в
сохранности, знаю.
И высокий сероглазый гимназист лет 16, здоровый, мускулистый и
стройный, с открытым красивым лицом и веселым взором, кивнул Ксане.
- Прощай! А вечером придешь на праздник взглянуть? - неожиданно
добавил он, останавливая девочку.
- На праздник? - вырвалось изумленным звуком у той. - На какой
праздник?
- Вот чудная! Ничего не знаешь! - и гимназист весело рассмеялся... -
Лесовичка и впрямь!.. Не даром тебя дразнят люди... Кроме своего леса,
ничего знать не хочешь... Вот что: для графинюшки Наты устроен бал в
замке... Слыхала, небось, что графинюшка приехала? Десять лет дома не была.
Все по заграницам лечилась. Видишь, ей наш климат вреден, но теперь, как
переехали графы сюда в Розовое, то нашли, что графинюшку можно воспитать и
на родине, дома... И вернули... Ну, вот для нее и праздник устроили...
Соседи все съедутся... Нарядные, богачи. Фу-ты, ну-ты!
При этих словах гимназист презрительно свистнул и добавил:
- Не люблю я, когда гости у нас. Наши "графинята" еще больше нос тогда
задирают... Бестолочь! Кичатся, а чего? - сами не знают... Крестьян из
Соневки позвали на розовую лужайку... Пироги для них пекут, пива
наварили... Угощенье будет мое почтение, тру-ля-ля... Приходи!
- А никто не увидит?
- Платочек надень - не узнают, или большую шаль... У тебя есть такая,
знаю, от матери осталась... Ведь верно есть? Приходи...
- Приду.
И кивнув, в свою очередь, головой мальчику, Ксаня ринулась было к
двери. Ей послышались в соседней комнате управительского дома чьи-то легкие
крадущиеся шаги...
Сегодня она, по желанию сына управляющего, Виктора, отважилась в
первый раз проникнуть в самый дом управляющего, где жил в летнее время у
отца гимназист Витя Мурин. Надо было спешить: неровен час - нагрянут...
Уже Ксаня была на пороге, когда мальчик, точно осененный вдруг
какой-то лукавой мыслью, сказал, значительно глядя на свою гостью:
- Ты про приключение слыхала?
- Про какое приключение?..
- Да про графское... Их в ту грозовую ночь, пять дней тому назад,
лошади понесли на самую на Чертову пасть... Думали - конец пришел...
Молодая графинюшка сразу того... "ахи! охи! унеси мои потрохи!" Плачет и
кричит: "дайте хоть на копеечку еще пожить!" и тому подобное... Вдруг
выстрел прямо в лоб коренной... Коренная бац... Графинюшка "ах!", граф "ох"
и давай спрашивать "кто стрелял?" И прыг да скок из своего корыта. Но так и
не узнал, кто стрелял... Оказалось, нечистая сила стреляла... Какая-то
черная фигура, ростом с маринованную корюшку, и свое имя не говорит...
Таинственный незнакомец... Кум дьявола!.. И шут его знает еще кто! На все
вопросы молчит или мычит, или сопит, что-нибудь в этом роде... А кучер
Андрон и ляпни: "Лесовичка!"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг