длинной, рыжеватой бородою и неприятные блуждающие глаза, горящие сухим
блеском раздражения и злобы, хранили следы гнева.
- Чего раскудахталась не в пору? - свирепо кинул он Ксане. - Говори,
как смела трогать мое ружье?
И огромные руки рыжеватого гиганта упали на стройные, еще детские
плечи смуглой девушки и впились в них.
- Зачем брала ружье? Говори! - и он тряс изо всей силы девочку, в то
время, как мрачные глаза его сверкали, как два раскаленных угля.
Вся кровь мгновенно отлила от щек Ксении. Ее смуглое, розовое личико
стало белым как мел. Взор сверкнул из-под нависших над ними черных кудрей.
- Не смей меня трогать, дядя! - резко прокричала она, будя
воцарившуюся в домике минутную тишину.
- Что-о-о-о?
И огромный человек разразился зловещим смехом.
- Ах, ты, дрянь эдакая! - кричал он, задыхаясь. Его налитые кровью
глаза блуждали по комнате, точно выискивая что-то, пока наконец его взор не
приметил висевшую на гвозде плетку. Сорвав ее быстрым движением, он
взмахнул ею над спиной девочки... Но в это мгновение хромой юноша,
спотыкаясь, чуть ли не падая, ринулся к отцу.
- Не делай этого! Не делай, отец! - умоляюще болезненным выкриком
сорвалось с его побелевших губ.
- Молчать! Знай свое место, мозгляк! - загремел великан, наполняя
своим голосом не только лесной домик, но и весь старый лес в окружности.
Но юноша не испугался. Он схватил огромную руку отца обеими своими
худенькими руками и весь бледный шептал, срываясь на каждом слове:
- Вспомни маму! Вспомни маму, отец! Ты не тронешь Ксаню! Не тронешь,
не тронешь! Или бей меня, лучше бей меня, но не Ксаню! Ради мамы - не бей
Ксаню!..
Он едва стоял на ногах и трясся, как в лихорадке.
А Ксаня была спокойна.
Ее побледневшее лицо бесстрашно поднялось на гиганта... Два черных
глаза, как две яркие, черные звезды, впивались в его лицо и, казалось,
говорили:
- Попробуй меня тронуть! Попробуй только!
Гигант поднял голову и встретил этот смелый, горячий, бесстрашный
взгляд.
И новым бешенством закипело его сердце.
- Ах! так вот ты как!
И рука с плеткой взвилась...
- Отец! Отец! Берегись! Покойная мама смотрит на нас с неба и все
видит! - послышался истерический вопль хромого, и он заслонил девочку от
удара своей тщедушной фигуркой.
Гигант выронил плетку, вздрогнул и повернулся к двери. Зрачки его
округлились от ужаса.
Чья-то невидимая фигура шевелилась в темных сенях.
- Она!.. Жена!.. Маша! - зашевелились беззвучно губы гиганта, кривясь
в судорожной усмешке. Но вслед затем, рассмотрев стоявшего в дверях
человека, он сказал уже спокойно:
- Дмитрий, ты?
На пороге стоял приземистый парень с тупым безбородым лицом.
- Хозяин, поспешай! У широкой поляны лес рубят, - произнес он сиплым
голосом и снова исчез в темноте сеней.
Гигант наскоро схватил ружье и, нахлобучив фуражку, выскочил за ним
следом.
Но, подумав немного, он вернулся, плотно запер дверь и два раза
повернул ключ в замке снаружи.
- Опять в западне! - гневно крикнула Ксаня, как только она и хромой
мальчик остались одни. - Опять мы под ключом, Василий! Какая мерзость!
- Молчи, Ксаня! Могло бы быть и хуже! - произнес хромой, и глаза его
договорили то, о чем молчал язык.
- Ударить меня! Меня! О-о! Нет, этого нельзя! - и угрюмее засверкали
черные глаза девочки. - Этого я не позволю!
И она бешено топнула ногой.
- Ну, полно, полно! Перестань! - ласково говорил хромой, поглаживая
костлявыми, исхудалыми пальцами спутанную чернокудрую головку. - Хорошо,
что отца позвали... Теперь он долго не вернется... Давай пойдем-ка
взглянуть на наше сокровище. Мы ведь не кончили того, что прислал третьего
дня Виктор!
Точно луч солнца скользнул по лицу Ксении и чудесно осветил его.
Угрюмое выражение затравленного зверька исчезло с ее личика, и оно разом
засияло мягкой, чарующей красотой.
- Да, да, Вася! Идем скорее!
Они схватились за руки и спешно, насколько позволяла искалеченная нога
больного, прошли в дальний угол комнаты.
Хромой толкнул крошечную дверку. Она растворилась, жалобно скрипя на
ржавых петлях, и они очутились в узенькой каморке, наполовину занятой
убогой постелью.
Хромой подошел к постели и отбросил рукой тощий матрац. На деревянных
досках кровати лежали книги. Они покоились, аккуратно и заботливо
разложенные на досках кровати.
- Вот! Видишь, что я придумал. Здесь он не найдет их ни за что на
свете. А в комоде мог наткнуться! Понимаешь? - лукаво произнес хромой и,
осторожно взяв одну из книг, вышел из каморки в сопровождении Ксани.
Очутившись снова в первой комнате, они уселись около старого,
почерневшего от времени стола, прибавили света в кривобокой лампе, и хромой
Василий, раскрыв книгу, стал читать вслух.
Замирая от восторга, вся - трепет и внимание, Ксаня ловила с жадностью
каждое слово чтеца. Черные глаза ее горели счастьем, сердце замирало от
удовольствия. Недавняя обида сурового дяди была забыта...
А кругом маленького домика лесничего шумел старый лес и нашептывал
другие сказки, другие были, которым не было, казалось, ни начала, ни
конца...
Глава IV
Кто они были?
Вот что рассказывал старый лес.
Это было за двенадцать лет до происшествия у Чертовой пасти.
В маленьком лесном домике умер лесничий, наблюдавший за старым лесом,
принадлежащим богатому помещику, жившему постоянно за границей и только
изредка заглядывавшему на родину.
Узнав о смерти лесничего, хозяин леса приехал в свое владение. Надо
было найти нового сторожа, чтобы доверить его надзору все лесные богатства
в виде гигантов дубов, исполинских сосен и кудрявых, стройных,
женственно-нежных березок, которыми было полно лесное царство. И вот
неожиданно предстал перед владельцем леса человек огромного роста, мрачный
и угрюмой внешности.
- Сударь, возьмите меня на место покойного лесничего! - сурово
произнес он, глядя исподлобья на хозяина-лесовладельца.
Тот удивленно взглянул на него. В угрюмой внешности незнакомца,
несмотря на грубую и сильно поношенную одежду, было что-то такое, что
показывало, что он человек, очевидно, не простой. Хозяин удивился.
- Милейший, - произнес хозяин леса, изумленно глядя на огромную фигуру
и суровое лицо гиганта, - место лесничего оплачивается скудно. И притом я
полагаю, что вам помириться с вечным прозябанием в глуши, в убогом домишке
сторожа вряд ли будет по нутру...
- Будет по нутру! - угрюмым эхом отозвался гигант, - хотя я дворянин и
сам был землевладельцем когда-то, но теперь я нищий, все потерял, разорился
и вот я принужден искать места.
Владелец леса был удивлен.
- Но бывшему помещику и дворянину могло бы найтись иное, более
подходящее занятие, - проговорил он.
- Я не ищу иного. Подальше от людей и ближе к природе. Люди обманут.
Люди продажны. Природа - нет... Люди, друзья сделали меня нищим, пустив по
миру с женою и ребенком, и я ненавижу их за это всей душой... В лесу, как
дикий зверь в берлоге, я спрячусь с семьею, и они не увидят меня... А за
ваш лес вы не бойтесь. Я буду хороший сторож. Я честен и беспощаден. Ни
одного деревца, ни единой ветки не позволю я срубить из вашего леса,
сударь. Будьте покойны. Подлые воры забудут дорогу в ваш лес,
познакомившись с этой рукой...
И, мрачно блеснув глазами, гигант вытянул руку, сжал ее в исполинский
кулак и этим жилистым, огромным кулаком погрозил кому-то в пространство.
Лесовладелец окинул еще раз быстрым взором его внушительную фигуру и
произнес мысленно:
"У старого лесничего ближние мужики крали из-под носа лес. Это видно
по срубленным пням на опушке. У этого не посмеют. У него вид
страшилища-великана из детской сказки. А что честный он человек - видно по
лицу, по глазам, угрюмым и строгим. Возьму его к себе".
И тотчас же договор был заключен, наем состоялся, и новый лесничий,
Николай Норов, поселился в лесном домике со всею семьею.
Их было трое взрослых и двое детей: жена лесничего, Мария Норова,
южанка, уроженка далеких Бессарабских степей, их сын Вася, пятилетний
мальчик, живой портрет матери, но хромой от рождения, нежный и хрупкий, как
девочка, и молодая вдова, Антонина Марко, подруга Норовой, с трехлетней
девочкой Ксаней.
Черноглазая стройная красавица с огненным взором и матово-бледным
лицом, Марко с детства не разлучалась со своей подругой Марией Норовой и
жила постоянно с ними. Она тоже приехала из Бессарабии, где она
перебивалась со смерти мужа с хлеба на квас, часто терпя нужду и голод.
Когда Норовы, у которых в Бессарабии было большое имение, разорились,
благодаря бесчестным людям, обманувшим доверие Николая Норова, и все бывшие
друзья отвернулись от них, маленькая семья решила уехать с родного юга
искать счастья на севере. Антонина Марко, не раздумывая ни минуты, поехала
вместе с ними.
Трогательная дружба была между обеими молодыми женщинами. Это были
точно родные, любящие друг дружку сестры, хотя Марко внешностью и нравом
резко отличалась от Марии Норовой.
Странная была эта Марко. Что-то горячее, цыганское, было в ее лице, в
ее резкой, гортанной речи, в ее дивном грудном голосе, которым она то
читала наизусть стихи, то распевала песни, такие же таинственные и
прекрасные, как и она сама.
О ней ходили странные слухи. Окрестные крестьяне часто видели ее
высокую, тонкую и прямую фигуру, скользящую, как призрак, по лесу, похожую
на какое-то сверхъестественное существо. То она появлялась в каком-то
странном, белом костюме и со спущенными до пят локонами бродила между
деревьями и кустами, беззвучно шепча что-то и сопровождая таинственный
шепот широкими движениями руки. И при этом глаза ее, черные, огромные,
горящие ярким огнем, как-то растерянно блуждали кругом.
То опять, одетая в пестрое, яркое платье, с всклоченными волосами она
бегала по лесу и напевала песни, от которых точно вздрагивал и замирал
восторгом старый лес...
Иной раз опять, вырядившись, точно на бал или праздник, она брала на
руки свою маленькую дочурку Ксаню, отправлялась с ней в самую чащу леса,
ставила малютку на пень, а сама, кружась, прыгая и танцуя вокруг нее,
громко-громко произносила какие-то длинные речи, нарушая этим зачарованную
тишь мирного лесного царства.
Загадочным казалось крестьянам поведение "чужой", черноглазой и
черноволосой женщины. Кто-то пустил слух, что она колдунья, с лешим в
родстве находится. Этого было достаточно для темных суеверных жителей
отдаленной лесной глуши, веривших в домовых и леших, чтобы сразу же решить,
что молодая женщина в родстве с лешим, что она лесная колдунья.
И с тех пор ее не стали в своих разговорах называть иначе, как "лешей"
или "лесной колдуньей".
- Колдует лешая! Опять колдует! Быть беде! - шептали в страхе
крестьяне, в паническом ужасе глядя на эту странную, как призрак скользящую
по лесу, фигуру.
Иногда в смуглых руках "колдуньи" они видели книгу или тетрадь, и
тогда их суеверному ужасу не было предела.
- За чернокнижие взялась, быть беде! Изведет нас всех проклятая
колдунья! - шептали они, сворачивая с дороги во избежание встречи со
странным существом.
Как раз в первый же год водворения в лесу нового сторожа в деревне,
лежавшей в трех верстах от леса, случился падеж скота.
Крестьяне решили, что всему горю причиной проклятая колдунья, что
бродит она по лесу и своими чарами и заклятьями убивает скот.
- Микола Мартынович, - обратились они к новому лесничему, - ты прогони
колдунью, пока не околдует, не изгубит нас и наших детей. Прогони, а не то
мы ее сами порешим... Быть беде!..
Лесничий угрюмо мотнул головой, ничего не ответил, но передал в тот же
вечер жене и ее подруге разговор с крестьянами.
- О, глупые! Они не могут понять, им не разъяснить моих действий. Что
делать? - тревожно обратилась Марко к своим друзьям.
- Тебе надо уехать! Ничего другого не остается... И чем скорее, тем
лучше... Медлить нельзя! Уезжай, дорогая... Крестьяне озлоблены теперь и
Бог знает на что способны! - вся встревожившись, советовала Мария Норова
своей подруге. - Тебе и так не место в этой глуши... Поезжай "туда"... к
своему счастью, Тоня, дорогая! Отдайся тому, что манит и влечет тебя
неудержимо. А когда соберешься с силами, создашь себе имя "там", приезжай
навестить нас, милая моя "лесная колдунья"...
И на губах Марии Норовой заиграла бледная улыбка.
- Но ты... как ты останешься без меня, Маня, дорогая? - протестовала
Марко.
- У Марьи есть муж... - угрюмо отвечал за жену лесничий. - Этот муж
сумеет уберечь ее...
- Тогда я еду! - решительно заявила Антонина, - но не потому еду, что
испугалась угрозы невежественных людей, принявших меня за колдунью, а
потому, что считаю себя не вправе висеть на шее у вас, друзья, когда вы
сами переживаете лишения и беды, и потому, что не хочу подвергать вас
опасности... Еду и беру с собою Ксаню.
Ее черные цыганские глаза блеснули решительным огнем.
- Что ты! Что ты, Тоня, брать ребенка неведомо куда! Подвергать его
невзгодам и опасностям кочевой жизни! Ни за что! Ксаня останется с нами!
- Ты хочешь, чтобы я рассталась с Ксаней! - бледнея прошептала та. -
Нет, нет!
- Тоня, моя дорогая... Не беспокойся о Ксане... Мы с мужем сохраним
твою дочурку... Даю тебе слово... Нет, больше того, клянусь тебе именем
Бога, что твоя Ксаня будет воспитана мною наравне с Васей. И если, не дан
Бог, умру, с мужа возьму ту же клятву. Поезжай без страха: твоя девочка
останется в надежных руках.
Антонина Марко взглянула на подругу. Нежные щеки Марии горели ярким
румянцем. Ее глаза блестели такой неотразимой нежностью и готовностью
сдержать свято свою клятву, что Марко успокоилась разом.
- Да, ты права, - проговорила она горячо и убежденно, с ясною верою в
свои слова. - С Ксаней мне будет трудно... Ее надо оставить, раз ты так
советуешь... Я уеду одна, уеду искать счастья для моей Ксани... для моей
девчушки... Я верю, что из меня выйдет прок, и скоро, скоро моя девочка
получит все то, чем пользуются богатые, знатные дети. Уеду работать для
моей Ксани.
И вскоре после этого разговора исчезла лесная колдунья, в последний
раз с рыданием прижав чернокудрую головку своего ребенка к груди...
Успокоились крестьяне. Не скользит больше стройный призрак по зеленому
мху старого леса...
При жизни Норовой от Антонины Марко письма приходили в первые месяцы
довольно часто из разных мест. Но затем переписка прекратилась, и с тех пор
не было получено ни одного письма.
- Бедная Тоня! - говорила лесничиха. - Где она? Что с нею?
Она послала несколько писем по последнему адресу подруги, но спустя
несколько месяцев все эти письма получены были обратно с надписью:
"Антонина Марко выбыла неизвестно куда". Все старания Норовой узнать, где
находится Марко, были тщетны.
- Не может быть, чтобы Тоня бросила своего ребенка, забыла о нем... -
говорила лесничиха и еще нежнее полюбила маленькую дочурку своей подруги.
- Ксаня теперь одна на свете, - повторяла часто Норова, - и моя
обязанность заменить ей мать.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг