Евгений Сыч.
Знаки
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Соло".
OCR spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
1
На рассвете солнце встает из-за горы огромное и добродушное - не жжет,
а согревает. Добродушие вообще свойственно огромным и непроснувшимся. Но
по мере того, как поднимается оно в зенит, чтобы обозреть подвластную ему
землю, солнечный круг уменьшается и, наконец, становится, тем, что есть -
маленьким раскаленным кружком, посылающим на землю жесткое излучение,
которое помогает выжить одним и иссушает других.
Огромное солнце показалось из-за ближней горы и съежилось. Быстро и
неотвратимо начиналось утро праздника и несчастья.
В это утро из недалеких деревень приходили в город крестьяне. Они
приносили с собой на обмен что-нибудь - вязанку хвороста, мешок кукурузы,
приводили с собой детей; здоровых двадцатилетних парней и дочерей - девиц
на выданье, я голоногих подростков, и малышей, совсем еще несуразных.
Трудно ли устроить праздник? Кто его делает, знаете? Праздник люди
делают сами, они все делают для того, чтобы был праздник и было хорошо.
Только и нужно им - знать, когда праздновать, а еще - чему радоваться. Об
этом лучше всегда заранее сообщать, предупреждать. А еще лучше, если
программа дня не вчера придумана, если она проверена поколениями, освящена
традицией. Вот тогда праздник будет настоящим! За месяцы станут ждать его,
вспоминать о нем, о будущем празднике, готовить его в себе. И когда
соберутся - все в чистом, все в праздничном, нужно только не обмануть их
ожиданий: сделать все так, как они вспоминали, как надеялись - "как в тот
раз". А в тот раз сильно хорошо было... Известно - праздник! Отцы все
серьезные, матери озабоченные. Дети просто радуются, юноши и девушки
присматриваются.
Если сейчас им преподнести что-то новое, если сейчас их чем-то
ошеломить, то только помешаешь им праздновать: отцам быть серьезными,
матерям - озабоченными, юношам и девушкам присматриваться друг к другу.
Только детям будет хорошо, им все равно что, лишь бы что-то. Значит, важно
добиться, чтоб никаких отклонений, чтобы все как всегда, чтобы был
праздник. Лучше всего программа стандартная, проверенная. От добра добра
не ищут.
Сначала ярмарка. Постоять, поробеть немного. Сменять у кого что есть на
кому что нужно. Привыкнуть, подивиться - пестро живут, шустро, шумно -
лихие люди в городе. Пива выпить чуток - не чтоб напиться, а от стресса
только.
Ну а там все на поле. Состязаться. Состязаться, конечно, будут не все,
состязаться будут юноши: в беге, борьбе, метании снарядов, стрельбе. В
военно-прикладных видах, в общем. Спорт, он чем хорош? Во-первых, здоровые
все физически, а значит, работают лучше и в случае чего - резерв надежный.
А во-вторых, чем больше бегаешь, тем меньше мыслей разных ненужных в
голову лезет. В здоровом теле - здоровый дух. Умели люди сказать! Такие
высказывания называются аксиомами. Аксиома - это то, что не надо
доказывать. Нет, в самом деле не стоит доказывать. Лучше запомнить и все,
а то еще запутаться можно. Логика вообще вещь запутанная: тезис, аргумент,
а то еще - тезис, антитезис, синтез. Чтобы истину доказать, чтобы всем все
объяснить доступно, эти премудрости надо насквозь знать. Те, кто аксиомы
измышляет, обучены чему следует, и, между прочим, хороший паек за свою
работу получают. А остальным потому надо слушать и запоминать
дорогостоящую мудрость: в здоровом теле - здоровый дух.
Так что, чем больше народу прыгает и чем дальше - тем полезнее для
общества. Остальные пускай на прыгающих смотрят, это тоже полезно. Отцы
вспоминать будут, как в свое время прыгали. Девушки пусть приглядываются -
им замуж выходить, а муж, он всегда лучше, когда поздоровее. И подростки
тем временем тоже пусть прыгают, поодаль - придет и их черед
соревноваться. Пример старшего брата - лучший пример. Ну, а матери, матери
только и надо, чтобы дети здоровые. Так пускай смотрят - умиляются.
Положительные эмоции - вещь полезная. Праздник! Все при своем интересе.
Что и требовалось.
Третий пункт программы - казнь. Сожжение. Из всех видов казни этот -
особенно эффектен. Удушить или там укоротить на голову - это все быстро и
недостаточно зрелищно. Видимость плохая, особенно если много
присутствующих. Между тем желательно, чтобы каждый видел своими глазами
хоть что-то, детали-то он домыслит. Ближние - ближе стоящие чувствуют на
своих лицах жар костра. Дальние во всяком случае видят пламя или хотя бы
дым и чувствуют запах горелого. Хотя, если быть до конца откровенным, не
так уж много запаха от одного преступника... Но тем не менее, сожжение -
наиболее богатое нюансами общественное мероприятие. Без него праздник не
праздник.
Кого сожгут сегодня на площади - очередного отравителя или поджигателя?
Вот и хорошо, что сожгут. Значит, никуда он не спрячется, никуда не
денется от бдительного ока Инки, отца народа, всевидящего,
всепроникающего. Значит, спокойно могут жить законопослушные граждане,
тверда и крепка власть над ними...
...Взяли Амауту ночью. Черт его знает, что он там наизобретал, лучше
без рекламы, чтобы не привлекать лишнего внимания.
Ночь Амаута просидел в дежурке, потому что начальство на его счет не
дало никаких указаний и дежурный не знал, в какую камеру его следует
помещать. Утром, охранник повел арестованного по длинным коридорам и
переходам в кабинет следователя.
- Доброе утро, - сказал следователь. - Прошу садиться!
И показал на трехногую неустойчивую табуретку; Садиться Амаута не
захотел. Он был сильно возмущен.
- По какому праву? - сказал он.
Следователь поморщился. Он не любил банальностей, хотя и притерпелся к
ним на своей работе.
- Вы садитесь, садитесь, - посоветовал он. - Зачем же стоять? Разговор
у нас будет серьезный, возможно, и долгий - это от вас зависит. И не
кричите. Вы человек ученый, должны знать, что сила не в громкости.
Амаута сел. Надо сказать, что за бессонную ночь он порядком устал, к
тому же сидеть для него было более естественно, чем стоять на ногах.
- Так что там у вас случилось? - спросил следователь. - В чем дело?
- Это я у вас должен спросить, в чем дело?
- Давайте договоримся, - сказал следователь, - здесь спрашиваю я.
- Но я не знаю, что говорить! - возмутился Амаута.
- А вы рассказывайте всю правду, - посоветовал следователь. - Так
легче.
Амаута говорил долго и старательно. Следователь не очень разобрался в
тонкостях, зато в ходе следствия выяснилось - и подследственный этого не
отрицал - что он изобрел знаки для записи звуков речи, что работу вел
втайне от широкой общественности, посвящая в свои исследования лишь узкий
круг лиц, что, возможно, сложилось тайное общество, один член которого -
ученик Амауты, а других подследственный не назвал. Следователь сделал
вывод, что изобретение велось с целью, выяснить которую конкретно не
удалось, но по аналогии вещественных доказательств можно предположить: с
целью вызвать эпидемию холеры, так как подобный прецедент имел место в
период правления отца народа Явар Йакана.
Этого было достаточно для передачи дела в святейший трибунал.
Настал день суда и был суд.
Амаута ждал его давно с нетерпением и надеждой. Надеялся он не на
мягкость, не на доброту, не на забывчивость или слабость судей. Нет,
наоборот, он хотел, чтобы суд был как можно более беспристрастен и строг.
Строгость, научная строгость - непременное условие установления истины.
Честно сказать, раньше, до всей этой глупой истории, он относился к
судейским с некоторым предубеждением, попросту считал их людьми
недостаточно умными для того, чтобы заниматься каким-либо более серьезным
делом. Сейчас, после длительного общения со следователями, он только и
хотел, чтобы ему была предоставлена возможность объяснить все людям,
находящимся на более высоком интеллектуальном уровне. Людям, способным
понять его объяснения. Не на эмоции он рассчитывал - на логику.
Председательствующий на чиновника походил мало. Создавалось
впечатление, что он вообще участвует в разбирательстве из собственного
любопытства. Судейские относились к нему с большим почтением, это Амаута
отметил сразу. Сначала, пока шла обязательная процедура - возраст,
родители, род занятий? - председательствующий молчал, только смотрел на
подсудимого внимательно и с интересом. Задающего вопросы он не слушал
вообще, и Амаута торопился скорее ответить на все это, второстепенное.
Ждал разговора - умного, интересного. И дождался.
- Так в чем же заключается суть вашей работы? - спросил
председательствующий.
- Я разложил речь на звуки и зафиксировал их. Что такое звуки? Единицы
речи. Мельчайшие части, из которых состоит слово. Вот я говорю: "Инка",
при этом - следите! - произношу: и-н-к-а. И, н, к, а - звуки, составляющие
речь. Всего их не так много, как может показаться, всего я насчитал
основных, часто употребляемых, сорок восемь звуков. И для каждого придумал
знак-изображение, букву, иначе говоря. Теперь я могу с помощью этих знаков
зафиксировать любое слово.
- Зачем?
- О, ваша милость, область применения этого изобретения в реальной
жизни исключительно велика. Например, правитель произносит речь, а десяток
специально обученных рабов записывают ее на пергаменте. Получаем десять
экземпляров речи. Один отложить в архив, для потомства, остальные девять
гонцы разнесут в провинции, доставят губернаторам. А там те, кто знает эту
систему знаков, прочитают речь, и губернатор будет в курсе последних
событий.
- Ты хочешь сказать, что слова Инки будет повторять язык простолюдина?
- Нет, это не обязательно. Можно научить разбираться в буквах и
губернатора.
- Ну-ну, - засомневался председательствующий.
- Ваша милость, - убежденно сказал Амаута, - любой человек в состоянии
овладеть знанием букв.
Высокий суд решил провести следственный эксперимент. Привели ученика.
Председательствующий говорил на ухо Амауте слова; тот записывал их своими
буквами-знаками на листах, раб относил листки ученику, сидящему в
противоположном конце зала лицом к стене, и тот громко называл слова
председательствующего, и ни разу не ошибся.
- Если ввести систему письменности, - оживился Амаута, видя, какой
произведен эффект, - то во всех провинциях страны судьи будут по одним
судить законам, правители будут править, подчиняясь единым требованиям, а
отчеты станут точнее, в соответствии с высочайше утвержденными
инструкциями. Опыт великого военачальника может стать достоянием каждого
капитана или лейтенанта. Знания, накопленные одним поколением, перейдут к
другому без потерь, и через сто лет страна станет впятеро богаче знанием,
чем теперь.
- Достаточно, - оборвал его председательствующий. - Мы поняли вас. Ложь
и правда будут одинаково изображаться буквами-знаками.
- Да, - признался Амаута.
- Слова правителя и слова плебея будут записываться одинаково, -
продолжал председательствующий.
- Ну почему же, - замялся ученый. - Можно изображать их разными по
цвету, по величине.
- Не юли! - взорвался председательствующий. - Это вторичные черты, а по
сути знаки будут одинаковые. Значит, ты хочешь приравнять правителя и
плебея.
- Нет, ваша милость, - запротестовал Амаута. - Я не собирался этого
делать.
- А что ты собирался делать? Бог дал нам глаза, чтобы видеть, уши,
чтобы слышать, язык, чтобы говорить. А дал нам бог способность
воспроизводить знаки?
- Но, ваша милость, - сказал Амаута, - бог дал нам руки, но не дал
палку-копалку, которой крестьяне рыхлят землю, бог дал двадцать пальцев
для счета, но не дал кипу-шнуры со счетными узлами, с помощью которых
человек может считать до тысячи и больше.
- Демагогия, - не согласился председательствующий. - Все это дал народу
Великий реформатор Вира Коча, сын бога. А ты - тоже сын бога? В своей
гордыне решил ты, что сын бога был глупее тебя, раз не дал этих
знаков-букв, столь способных, по твоему разумению, облагодетельствовать
человечество, ты кощунствуешь, твои измышления кощунственны в самой
основе. А мысль, в основе которой лежит кощунство, и деяние,
прикрывающееся ею, не могут быть направлены на добро. Так для чего ты это
придумал? Скажи нам, высокому суду, свои намерения. Открой правду перед
лицом бога! Для чего?
- Я уже объяснял, ваша милость, - сказал Амаута, потерявшись. - Вы
меня, наверное, не так поняли.
- Значит, ты считаешь нас неспособными понять тебя? Считаешь нас
глупее? Ты впал в грех, это грустно. Ну, что ж, - председательствующий
оглянулся на прочих членов святейшего трибунала. Они сидели с застывшими
лицами.
Амауту увели.
Во второй раз его повели на суд святейшего трибунала через неделю
ровно. Он опять предстал перед ответственными лицами - лицами,
ответственными за истину и правопорядок, и это были другие судьи, не те,
что на первом заседание, и вроде бы, рангом пониже. Когда он явился, ему
оказали, что ввиду запутанности дела он должен сознаться и покаяться для
облегчения совести. Амаута сказал, что согласен и попросил поскорее
закончить разбирательство. Утро было прохладное и пасмурное, и пасмурно
было в стенах суда, где окна, задрапированные тяжелой тусклой тканью, и в
солнечный день почти не пропускали свет.
Ему сказали, что его признание относительно греховных знаков, им
изобретенных, чтобы записать человеческую речь, чтобы поймать звуки в
клетку символов, чтобы уравнять слова простолюдинов и властвующих, чтобы
изменить мир и свергнуть отца народа и самого господа, как подтвердили и
свидетели, дают основание считать его, Амауту Ханко-вальу, колдуном,
пытавшимся вызвать эпидемию холеры. И что из любви к богу и великому Инке
ему советуют сказать и объяснить всю правду относительно всего, что он
сделал против веры и народа и назвать лиц, внушивших ему это. Однако их
увещевания не смогли вытянуть из Амауты больше, чем он уже сказал на
следствии и прошлом судебном заседании, причем теперь он говорил неохотно,
словно понуждая себя повторять снова и снова слова, которые лишь скользили
по их сознанию, повторять мысли, им непонятные и, конечно, неверно
понятые.
Когда он замолчал, наступила тишина. Потом один из судейских сказал,
что они, высокий суд, вынесли впечатление, что он, Амаута, говорит
неправду, вследствие чего и пришли к убеждению, что необходимо пытать его.
Однако они считают своим долгом предупредить, что из любви к богу ему
предлагают сначала, до пытки, сказать правду, ибо это необходимо для
облегчения его совести.
Амаута ответил, что он уже оказал правду.
Тогда выступил вперед второй судейский, неотличимо похожий на первого,
без особых примет, и сказал скороговоркой заученную формулу:
- Ввиду сего по рассмотрении данных процесса мы, высокий суд, вынуждены
присудить и присуждаем Амауту Ханко-вальу к пытке водой и веревками по
установленному способу, чтобы подвергся пытке пока будет на то воля наша,
и утверждаем, что в случае, если он умрет во время пытки или у него
сломается какой-нибудь член, это случится по его вине, а не по нашей. И
судя таким образом, мы так провозглашаем, приказываем и повелеваем ныне,
заседая в суде.
Приказали отвести обвиняемого в комнату пыток и отвели.
Находясь уже в комнате пыток, члены святейшего трибунала спросили
Амауту, не хочет ли он сказать правду до раздевания. Он ничего не ответил,
и стал раздеваться.
Когда он был раздет, его стали увещевать сказать правду до начала
пытки. Он ответил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг