Александр Стеклянников
Чья-то жизнь...
#3
Предисловие.
Предисловия принято писать штампованными, понятными фразами, ну а я
по-другому и не умею. Цель всех моих работ - выбить почву из-под ног
читателя, заставить его усомниться в самой адекватности его повседневного
поведения. И далее... оставить его беззащитным наедине с чудовищем огромного
мира, пожирающим его уверенность в себе и завтрашнем дне. И если мне это не
удалось, то исключительно по причине ничтожности моих возможностей и
мизерности моего писательского таланта.
Все, что тут написано, каждую фразу, каждое слово, можете понимать
буквально. Здесь нет ничего такого, что не имело бы права на существование.
Именно поэтому все чаще посещает меня тот особый вид страха, настолько
спаянный с надеждой и восторгом, что разделить это триединство на
составляющие представляется совершенно невозможным. Более того, ненужным и
опасным.
А. С.
Глава 1
ЗАМОК
Я не знаю, откуда начать. Правда. Поэтому начну сначала. Вот я стою у
глубокого крепостного рва с почти отвесными берегами и черными глубинами
там, внизу, в преисподней. Незамутненные воды будто улыбаются чему-то
своему, тайному, и от этой улыбки холодеет под ложечкой, и внизу живота
рождается неприятная нутряная дрожь. Передо мной подъемный мост, ведущий к
тяжелым из почти черного мореного дуба воротам. У ворот стоит человек с
длинным луком в руках и натягивает тетиву. Слышу пение упругой тетивы и
свист стрелы, не успеваю сообразить, но лишь угадываю, по чьему адресу
спешит смертоносное послание, неуклюже, подобно старому матрацу, шлепаюсь в
дорожную колею, подняв целое облако пыли; откатываюсь за камень. Нет того
страха, который сопровождал меня при взгляде в бездну рва, есть лишь
недоумение, вероятно рожденное некомпетентностью, или просто незнанием того,
что в мире, черт возьми, существует смерть. И что она не дремлет. И не знает
жалости. Стрела уносится вдаль. Провожая ее взглядом, вижу петляющую в
холмах дорогу, уходящую к дальнему лесу и исчезающую в узкой просеке. Воздух
свеж, густ, как хмельные меды наших предков. Над лесом кружит пара черных
птиц, оглашая окрестности резкими неблагозвучными криками. Их крылья
напоминают раскинутые длани маленьких икаров с измазанными дегтем пальцами,
и все их поведение поразительно разумно. В чем причина их присутствия в этом
месте в это время, для меня загадка. Как и причина полета в моем направлении
изящной белой стрелки, что сейчас валяется где-то в пыли на расстоянии не
более сотни шагов от моего тела. Мда..! Здесь, стало быть, мне не рады. Я не
люблю насилие, но верю в удачу. И поэтому не паникую, слыша приближающийся
топот и остро режущие слух звуки чужой речи. Сейчас во мне снова проснется
слово. Кроме удачи есть еще кое-что. Я доверяюсь своей путеводной звезде,
тому, что она меня выведет, кривая то есть, хотя все обстоятельства, всё
окружение говорят об обратном. Я никогда не дождусь момента перехода, я не в
силах более терпеть. Неловко вскочив, вытаращив глаза, жду приближения
новоявленных врагов. Страшно, господи, страшно! Да не впервой.
"Слово", - кричу я ближайшему из воев, указываю рукой ему за спину, -
"Слово!" - обвожу широким жестом пространства холмов, лесов, оспину замка,
окруженного рвом. "Слово...", - и вижу слово, оно проносится мимо меня,
обдав горячим дыханием колени, и переходит во власть чужих умов. Как
хотелось бы сейчас лечь, расслабиться, наблюдая сверхъестественную работу
чего-то непостижимого, но близкого и родного. Мы забываем, что слово несет
вовне нашу жизнь, расцвечивается нашей натурой. Что, выпуская в мир слово,
нужно его оживлять, индуцировать сердечный ток, как это сейчас проделал я.
Натягивая фибры душевной плоти и слегка касаясь их, вызывать к жизни
неслышимые ухом тона артериальных струн, что не звуком полнятся, и не
разумом понимаются. Бессердечного человека легко узнать по словам его.
Разговоры его утомляют, как и само присутствие его. Хочется поскорее
дослушать начатую им фразу и, извинившись, выйти вон (что-то такое я помню,
но где, когда и, главное, зачем..?). Сердечный человек льет слово свое прямо
собеседнику в глаза, в грудь, мягко и уступчиво, а, бывает, и мощно и
искристо; но всегда это вызывает живой отклик у слушателя, желание слушать и
слушать не переставая. Рождается улыбка, взгляд теплеет, движения
приобретают точность, быстроту, обтекаемость; и человек желает жить и
передать желание сие другому. Иногда в существо входит то, что называют
окрыленностью; и ты уже летишь, как будто тело просыпается... О, да; а оно
знает, знает лучше всех других частей тебя, что значит жизнь. Оно трепещет
силой солнца. Оно уже не органическое варево веществ, но сгусток меткости.
Невиданного, цельного, тугого столба потоков силы проводник. Само как столб,
колонна прозрачности; прохлады слитной, плавного кружения частиц
манифестация. Это тело уже как золотой змей, гибкое и нерушимое... Что может
сделать слово, когда оно есть выразитель сущности натуры, а не всего лишь
рефлексивная интерпретация захваченных где-то и кое-как переваренных
отрывков чужих мыслительных потоков, вычитанных истин тень пустая! Как оно
могуче, когда его звучание есть колебание твоих глубинных тайных нот..,
когда ты просто... живешь тем, о чем говоришь. И голос не отрывисто и резко
падает вовне, не попадая в такт дыханию природы, но медленно и верно течет,
как река густого меда с сияющими вкраплениями серебра и золота в своей
теплой монолитной массе, не оставляя места вздору, творя покой и радость
созидая, даря предметам смысл бытия.
И... что? Когда я вижу то, что описать не в силах, оно теряется и
погружает ум в болото бессилия. Но я верю слову, а оно, непостижимым образом
превратившись из владыки меня в верного подданного, творит безумие, а люди
подчиняются. Ах, если бы только люди... Погруженный в толпу слов, окруженный
и ведомый ими, чьи суровые лица становятся сначала никакими, потом мягкими,
словно воск, я вхожу на опущенный мост, миную арку ворот, с тяжелым
скрежетом, завершенным гулким ударом о землю, отделивших меня от мира вовне,
и сознаю, что капли масляного света, льющегося с небес, лишь грезятся
воспаленному разуму. Тряхнув головой, окончательно прихожу в себя и окидываю
деланно мрачным взором неестественно мрачный внутренний двор.
- Что-то муторно сегодня. Не находите? Пара часов сна - не то ли, что
нужно, чтобы мир снова засиял красками? Я не прав?
Мда. Не очень-то впечатляюще. Но стражники молчат, они согласны. И они
уходят. Один за другим. Как бы нехотя, но не смея противиться. Остаюсь в
одиночестве, но понимаю, что это иллюзия: одиночество и не кончалось. Вечнее
вечного, бессмертный спутник жизни, оно ни шагу мне не даст ступить, не
освятив грядущего своим туманным взором. Одиночество незнающего.
Шаг за шагом я преодолеваю громаду лестницы, чьи ступени, казалось,
вырублены были под ступни великанов. Как знать. Замок стар. Настолько, что
звезды, возможно, помнят со своего рождения острый шпиль, вознесенный на
высоту тысячи локтей, но не стремящийся достигнуть небес, ибо сами небеса в
поклоне молят его о нисхождении. Как твердыню земной тайны.
Я вхожу в первую келью. Здесь живут, это заметно по раскиданным вещам,
отсутствию пыли и, главное, по запаху, что сопровождает любое обжитое
человеком помещение. Запаху прирученного слова. Человек отличен от животного
кроме всего прочего еще и способностью приручать, приручать всех и вся,
создавать в представителях других видов и даже типов привязанности и
находить в этом свое убогое наслаждение, или, наоборот, пути проявления
некой тайной потенции, место которой в далеком будущем, а цели которой пока
непостижимы. Когда-то и это было для меня загадкой. И я силился разом объять
ступени славы, более похожие на этапы превращения тьмы, кои предстоит пройти
каждому, кто выбрал между величием скорой смерти и несносностью бесконечного
пребывания второе.
Вторая. Третья. Четвертая.
В пятой келье, в которой, теперь это ясно, мне предстоит обосноваться,
на столе обнаруживаю наряду с явными признаками необжитости старую книгу в
переплете из незнакомого материала. Шкура дракона.., но скорее всего, просто
пергамент телячьей кожи выделки бог знает какого года с рождества бог знает
кого. А нужно ли мне сейчас это знать, я не знаю. Сначала я не знал ничего,
пялясь пустым взглядом на замок перед собой. Теперь я не знаю почти ничего.
Мне нужно время. Я осторожен, как мышь, пуглив, как заяц, и абсолютно
неосведомлен, как... Тусклый свет струится сквозь маленькое оконце. Книга
кажется вырубленной из камня; и что она не продавливает рассохшуюся кафедру
и деревянные половицы - как чудо, как полет воздушного шара вверх, вопреки
закону тяжести, или благодаря какому-то другому, неизвестному пока, закону.
Я слышу ее зов, и волнение теснит грудь и сбивает дыхание. Второго никак
нельзя допускать. Дыхание - след, основа и причина жизни. Моей, по крайней
мере. Слегка коснувшись пальцами ветхого книжного переплета, обнаруживаю,
что он не так уж ветх. Сбросив котомку на пол кельи, пробую тыльной стороной
ладони смахнуть пыль с обложки старой книги, дабы рассмотреть и, возможно,
прочесть надпись, исполненную золотым тиснением. Ох, въедлива пыль веков,
она застревает в порах кожи, и ее не оттереть даже полой плаща. Надпись
нечитаема. Может быть, позже. Приоткрываю книгу, заглядываю на заглавную
страницу. О, господи! С листа в меня пристально всматривается некто. Это
портрет молодого человека с растрепанной бородой и... С ужасом замечаю, что
губы его движутся; успеваю сообразить, что заглавная страница выполнена в
виде обычного гибкого зеркала, а бородатый странник - я сам. Настоящий
артефакт! Чья больная фантазия создала этот образчик бессильных попыток
человеческого ума постичь непостижимое? Кто умер, захваченный в плен
собственным творением, не умея, а может быть, не желая воспротивиться силам
более могущественным, чем способность его ума подчинить эти силы и
использовать их? И умер ли, вот что самое страшное?
Пытаюсь захлопнуть зловещую книгу, но поздно. Взмахнув пустой ладонью,
обнаруживаю себя стоящим на пыльной дороге и вглядывающимся в раскинувшееся
передо мной великолепие природных красот. Оборачиваюсь, вижу старинный
замок. Чуть впереди на дороге замечаю продолговатый со знакомыми очертаниями
предмет... Тонкая стрела с белым оперением и острым зазубренным кончиком.
Пока подымаю ее с земли, память услужливо предоставляет на алтарь мысли
недавние воспоминания, предлагая проанализировать происшедшее. Зачем? Слово
ведет меня, я полностью доверяюсь жизни. Хватит с меня борьбы с невидимыми
врагами, как их ни зови - Время, Разум, Воля, Смерть. Иду вперед, к замку. Я
знаю, меня там ждут. Хотя и знаю, что глубоко ошибаюсь.
Слава человеческой забывчивости, мост так и не подняли. На стук в
ворота появился заспанный охранник, неся во взоре риторический вопрос и
готовясь погрузить его в мой разум. Опережаю сие действие, показав ему
тоненькую стрелку с белым оперением. Чего я жду? Что он признает
принадлежащий ему предмет, заберет его, а меня вышвырнет вон?.. Но фокус
срабатывает. Загадочно ухмыляясь, прохожу мимо охранника, мимоходом вручив
ему стрелу, и быстро иду к каменным ступеням лестницы, ведущей в недра
центральной башни. Слово завершает работу, заставив тело мое, обернувшись
вполоборота, кинуть застывшему в задумчивости стражу пару незначащих фраз.
Повинуясь, он закрывает ворота, поднимает мост и отправляется досматривать
сны.
Первая. Вторая. Третья.
Дверь в пятую келью чуть приоткрыта. Прокрадываюсь тише мыши, осторожно
заглядываю в щель. За столом, больше напоминающим кафедру, стоит бородатый
молодец в плаще, вплавив недвижный взор в старую книгу в кожаном переплете,
и едва заметно шевелит губами. Зачем отрывать от дел занятого человека?
Бесшумно скользнув по коридору, попадаю на лестницу, ведущую вниз, в
подвалы. Мда, сколько раз зарекался, а все кажется, что в следующий раз ну
вот точно получится, ну вот вроде и ошибки все учел, и подготовил историю
как нельзя более подходящую. Ан нет. Одиночество смеется в лицо дерзнувшему
осуществить замысел, масштабности которого позавидовали бы ангелы, если бы
существовали. И будет продолжать смеяться голосом самого господа, а разгадка
таинства слова будет все так же далека, как пики тех гор, что наблюдал,
топча пыльную дорогу на пути к замку. Но даже горы достижимы при должном
напряжении сил и при настойчивости. Закон же одиночества будет царствовать
вечно, и доказательством тому - недвижная фигура невесть откуда взявшегося
бородача в пятой келье, так и не достигшего сладости взаимного обогащения с
Создавшим-его Созданным-Им.
Лестничная спираль кружила и кружила, факелы на стенах горели ярким
пламенем без дыма. Кем бы ни были служители твердыни, их аккуратность
внушает уважение. И тревогу. Ибо рождает вопрос "Зачем?"
Я все спускался, вздрагивая от гулкости эха, рожденного ударами кованых
каблуков о рубленые в сплошной скале ступени, и начиная прозревать достойный
восхищения замысел строителей замка - возвести его на цельной скале из
камней, вырубленных в ней же; и получалось, что, насколько замок возвышался
ввысь, настолько же, повторяя его форму, уходили в скалу хладные пустоты
запутанных подвалов. А может быть и гораздо ниже и обширнее были эти
катакомбы, уходящие, кто знает, к сердцу ли горы, где от стен веет адовым
теплом и на полу возможно испечь яичницу, к дальним ли горам, что питают сей
замок могуществом и силой по одной-единственной артерии воспетого в веках,
но так никем никогда и не найденного подземного хода. Гадай, гадай, поэт,
думай. Никто не посягнет на твое право воплощать задуманное, даже тот, кого
бы ты назвал собой. Но жди беды. Да тебе уж не привыкать!
То ли день, то ли месяц прошел, но скорее, не больше трех часов. Пусть
будет так. Все едино, раз на каждом десятом шаге спотыкаешься, стало быть
пора отдохнуть. Нет уж, только не здесь! Какой может быть отдых на пути к
гибели ли, к разгадке ли цели моего путешествия, просто к чему-то опасному,
перед чем ну никак нельзя расслабляться, если не хочешь лишиться головы!
Внимание. Осторожность. Чуткое проникновение в сердце событий.
Однако, невесело, уж не к чертям ли в пекло пожалую? Эдак не долго
осталось до преисподней. Терпения древним строителям было не занимать,
похоже, в ущерб фантазии. Столько пройти и видеть лишь однообразие уходящей
все вниз да вниз змеи дьявольского коридора! А не по кругу ли я хожу?!
Прямо-таки заколдованное местечко. Ну-да с волшбой у местных проблем нет.
Только заказывай.
Неожиданность нектаром на плесневелый сухарь однообразия. Лестница
кончилась внезапно, заставив участиться пульс и напрячься в ожидании
сюрпризов тело.
Зачем я иду туда? Запоздалый окрик благоразумия, не успев
распространить своего влияния, был раздавлен тяжелым каблуком веры в
происходящее. Слегка попетляв для приличия, коридор вдруг окончился неким
подобием тупика. Это был не тупик в полном смысле слова, а как бы тонкая
каменная перегородка, разделяющая, казалось, не просто объемы двух
идентичных пространств, а разные принципы. Во! На стене слева я узрел
большой рычаг. "Потяни меня!"
Медленно, колыхаясь, подобно тяжелой парчовой занавеси, поднялась
каменная стена, как будто законы природы и превращений твердых веществ были
выдуманы не для нее. Одиночество сдавило когтями страха бедное сердце,
заставив плеть отчаяния хлестнуть коней действия, понесшихся вскачь по колее
событий. Эхо грохота еще металось по коридорам, когда я в безрассудстве
своем переступил невысокий каменный порожек, ведущий в большой зал,
настолько тускло освещенный редкими факелами, что размеры его лишь
угадывались, да и то большей частью благодаря великолепному эху. Внезапно
каменная штора тяжко опустилась за моей спиной, обдав ноги потоком теплого
воздуха; и более - ни звука. Я замер, в напряжении воли силясь разгадать
небесный замысел, но, скорее, изо всех сил пытаясь просто не умереть от
ужаса. Страх ведет нас от тупика к тупику, превращающихся по мере нашего с
ними взаимодействия в потоки возможностей, расщепляющихся на ручейки
бесконечно малых случайностей, кои, в свою очередь, как крохотные кирпичики
действительности, строят нашу Жизнь.., но не то, что мы называем "жизнью".
Ведомы страхом, мы забываем себя, и воспринимаем слово как зверя, крушащего
железными челюстями с таким трудом выплетенную нами паутину заменителя
бытия. И одари его господь большей силой и терпением камня. Ибо ведомый -
лишь мера развития, слепо стремящаяся стать несобой.
Тело била нервная дрожь. Я ждал, прислушиваясь. Чего? Грохота обвалов,
безумных воплей чертей, несущихся на своих легких копытах именно к этому
месту в предвкушении обладания моей столь много повидавшей душой? Видимо,
разуму нужно было время, чтобы успокоиться и вновь обрести опору в
неизменности законов бытия, как прежде, когда-то, во времена своего
безраздельного царствования. Я ждал, как ждала природа того момента, когда
она смогла бы передать вожжи своему заместителю, добросовестно
выдрессированному с одной целью - превзойти самого себя. Я горестно качал
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг