с деньгами, выпить. С этой целью отправились, чтобы избежать слишком уж
сильного расхождения с Петяшиным предложением, в баню, где Петяшу - после
парилки, да с отвычки, да под коньячок с кофейком - развезло так, что
Димычу пришлось доставлять его на такси прямым ходом домой. Время было,
однако ж, еще не позднее, а посему он и решил, раз уж Петяша полностью
неконтактен, навестить место службы, где немедленно по его прибытии
образовался аврал, плавно переходящий в состояние сумасшедшего дома. В
порядке ликвидации оного пришлось даже лететь в Москву, откуда он, Димыч,
вернулся лишь нынче поутру - так что, понятное дело, никакой Кати он не
знает и никакого Бориса, живого или мертвого, под дверью Петяшиной
квартиры не наблюдал.
Слушая его повествование и, в свою очередь, излагая то, что помнил сам,
Петяша никак не мог отделаться от мысли, что появление Димыча помешало
додумать какую-то крайне важную мысль. Помимо этого, вертелось в мозгу и
еще что-то, явно не сообразующееся с Димычевым рассказом, как-то
опровергающее его...
Стоп!
- Димыч, погоди! Погоди, пока не забыл!.. Что за записку ты мне оставил,
в таком случае? Малопонятно этак, однако -устрашительно... Сейчас найду.
Сорвавшись с табурета, Петяша ринулся в комнату и выдвинул ящик стола, где
вместе с наличными должно было находиться и Димычево послание.
Где же?.. А, вот!
Вернувшись в кухню, Петяша выложил листок на стол.
- Не знаю, - медленно проговорил Димыч, внимательно прочтя бумажку и
даже глянув ее на просвет. - Просто отказываюсь понимать. Не писал я
этого!
Под рубашкой у Петяши образовался липкий, тряский холодок.
- Как - "не писал"? Записка - не твоя?
- Н-не знаю, - неуверенно повторил Димыч. - Почерк - мой; точно. Но я
этого не писал. Напрочь не понимаю, что бы вся эта мутота могла значить.
- И Катя... - ослабшим, всякий напор и разгон утратившим голосом
продолжил перечень несообразностей Петяша. - Она же тебя помнит... Это
она мне сказала, что ты меня, вместе с нею, привез домой, а потом позвонил
куда-то, оставил записку и ушел.
Димыч сделался страшен. Судя по лихорадочному блеску глаз, теперь уже он
- и не без повода, надо заметить! -подозревал себя в помрачении чувств.
Нет, все же - вздор, что сотня лет чтения фантастических романов так уж
переменила человеческий менталитет, снабдив людей устойчивыми
стереотипными реакциями на любые возможные необычности! Фантастика - в
наше время повальной утраты общественного интереса к науке (а ведь как
Гагарина с плакатами-то встречали!) и подмены тяги к знаниям тягой к вере
- разве что сообщает читателю о том, чего не бывает на свете. В
сверхъестественное готовы поверить лишь те, кому больше не на что
надеяться, и вера эта приводит разве что к обогащению так называемых
колдунов, ведьм и прочих "корректоров кармы", во множестве рекламирующихся
через любую газету. Неудивительно, что нормальный грубый материалист,
столкнувшись с чем-нибудь непонятным, не укладывающимся на первый взгляд в
рамки его грубого, материалистического миропонимания, первым делом
устремится проверять здравость психики или уж, на крайний случай, даст
зарок - вот прямо с завтрашнего вечера! - бросить пить.
Что, в свою очередь, способствует обогащению частнопрактикующих
невропатологов или тех (забыл, как эти врачи называются), кто лечит от
алкоголизма...
- И во второй раз, - говорил Петяша, понемногу наращивая темп, - когда
Борис прямо на лестнице помер, она тебя помнила... И ты ее помнил!
Тут Димыч вздохнул с некоторым облегчением.
- Но Борис-то не помер?
- Нет... - растерянно ответил Петяша. - Он потом еще приходил.
- Не в виде какого-нибудь зомби, надеюсь?
- Нет.
- Значит, не было всего этого?! - уже зло, взведенно этак, спросил Димыч.
- Может, и не было...
Внезапно Петяшу тоже охватила сильнейшая, отчаянная злоба.
- А что тогда было?! - заорал он. - Что?!
- А я откуда знаю?! - заорал тоже, отвечая вопросом на вопрос, Димыч. -
Мне, думаешь, легче, чем тебе?!
Злоба мгновенно исчезла. Сделалось совестно - что за истерики, в самом
деле... Димыч ведь тоже должен бы переживать что-то, не сильно
отличающееся от его, Петяшиных, собственных страхов.
- Извини, - медленно проговорил он.
Стоило успокоиться, как у Петяши снова возникло чувство, будто он
запамятовал о чем-то важном и впрямую относящемся к предмету беседы.
Только теперь это явно были не размышления, прерванные приходом Димыча, а
нечто более давнее и, безусловно, более материальное...
Вот болван!
- Димыч! Совсем забыл... Борис в последний свой приход, сегодня с утра,
принес какую-то тетрадь. Сказал: часть дневника этого самого Флейшмана!
- Ну-у?!
Настроение Димыча кардинально переменилось. Теперь лихорадочный блеск в
глазах его означал припадок обнадеженного любопытства и вместе досаду на
дырявую память друга, умудрившегося забыть о такой важной вещи.
- Читал уже?
- Нет, не успел.
- Тащи!
34.
Покинув кухню, Петяша принялся мучительно вспоминать, куда подевал эту
чертову тетрадь - в обозримом пространстве ее не наблюдалось. Осмотрел
стол, пошарил в ящиках...
Нету!
Петяша еще раз попытался восстановить в памяти, что он делал до того, как
отправиться на поиски врача, понимающего в человеческой психике.
Вроде бы на стол бросил... В кухню с ней не ходил.
Тетради в грязно-коричневой липкой обложке не было нигде.
Впрочем, ежели этот Флейшман - такой уж из себя могучий волшебник, что
ему стоило вернуть пропажу на место?
- Ну? - поинтересовался возникший в дверном проеме Димыч.
- Нету нигде.
- Т-та-ак... - Димыч со злобной сосредоточенностью почесал подбородок.
- Кто, говоришь, в квартире был и выходил куда-нибудь после того, как
этот Боря тетрадь принес? - Тут взгляд его упал на notebook, о коем
Петяша давно уж успел позабыть. - А это еще откуда? Купил? Лучше бы
нормальную железку приобрел, пижон несчастный! Оно - и дешевле раза в
три...
Петяша не отвечал. Он стоял столбом, словно его расчетливо треснули по
маковке, прилично контузив, но не сбив с ног.
Значит, Катя...
Меньше всего ему хотелось подозревать в чем-нибудь Катю. Так с нею было
здорово, и...
Петяша сморщился до того, что в висках заломило. Конечно, ему теперь есть,
что терять, и наработанное за время бродячей жизни неверие в бескорыстное
доброжелательство к своей персоне должно бы от этого только обостриться.
Ан - хрен! Притупился, поистрепался инстинкт самосохранения...
- Ты - хоть знаешь, куда она ушла? - дожимал тем временем Димыч. - Кто
такая? Где живет? Телефон ее хотя бы?!
Только теперь Петяша осознал, что за все проведенное вместе время не
удосужился выяснить даже Катиной фамилии. Зачем бы?
- Телефон... Телефон она должна была оставить...
- Где?!
Петяша снова оглядел захламленный стол. Из-под корпуса notebook'а, верно,
торчал клок бумаги.
- Вот, наверное... ага: один-два-пять, три-пять, ноль-восемь.
Димыч, досадливо крякнув, выдернул бумажку из его рук.
- Значит, так. Если эта тетрадь была взаправду, то - сам понимаешь. А
если, что тоже можно допустить, Борис на самом деле мертв, у меня -
просто провалы в памяти, а у тебя -галлюцинации по двадцать пять кадров в
секунду... Уж и не знаю, что тогда. Ладно, там будет видно. Где ближайшие
таксофоны с карточками? Чтоб из твоей квартиры не говорить...
- Разве что - на Горьковском.
- Ага... - Димыч секунду помедлил. - Тогда подожди, я -скоро. Сейчас
проверим, откуда она меня знает. И - знает ли вообще.
- Может, не нужно? - нерешительно возразил Петяша. - Она сказала,
завтра с утра приедет...
- "Сказала"... Мало ли, кто что сказал! Сиди; я сейчас.
Откачнувшись от косяка, Димыч шагнул в прихожую. За ним хлопнула дверь. По
лестнице дробно защелкали каблуки.
35.
Оставшись наедине с самим собою, Петяша тяжко опустился на тахту.
Только этого, блллядь, не хватало... Чтобы еще и Катю подозревать хер
знает, в чем...
Плохо; плохо и неуютно было Петяше. Вдобавок - никак не проходило
ощущение, что в разговоре с Димычем он снова вспоминал о чем-то важном, о
чем-то таком, составлявшем, может быть, единственную его надежду хоть на
какой-то успех в борьбе с абсолютно непонятным, неведомо на что способным
врагом.
Сомнений в том, что борьба-таки предстоит, у него уже не оставалось. Какие
еще сомнения; ежели все, с ним, Петяшей, происходящее, есть галлюцинации,
что тогда вообще реально?!
Однако бороться - уж очень не хотелось.
А насчет доверия к Кате... Что ж, ошибся - значит, сам себе злобный дурак.
Вообще, понятия любви, веры и прочего в том же роде, типа патриотизма,
гуманизма-альтруизма или вовсе загадочного "общего блага" давно и хорошо,
как нельзя лучше, приспособлены к извлечению из них выгоды. Посему надо -
ой, надо бы! - все то, что призвано воздействовать на чувства клиента,
поверять разумом. Только ведь - лень, да и не всегда это представляется
возможным... Приходится иногда кому-то верить и на слово. Хотя бы - тем,
кому, вроде, невыгодно желать тебе зла.
Эх-ххх...
И все-таки: что же ему, Петяше, такого приходило в голову? Ведь,
определенно, что-то дельное в мыслях промелькнуло...
- Сидишь? - раздался от окна смутно знакомый хриплый голос.
Испуганно вскинувшись, Петяша увидел дневного своего знакомца, Туза
Колченогого, сидящего на подоконнике и очевидно довольного произведенным
эффектом.
- Сижу, - раздраженно отвечал он. - Я думал, ты совсем пропал. Или -
вообще мне почудился.
- Эт-ты со зла говоришь, - энергично, юмористически возразил Колченогий.
- А фляжка? А портсигар? А костюм? А машинка эта, наконец? Что, до сих
пор чудятся?
Петяше вовсе не под настроение выходило поддерживать беседу в веселом,
шутейном ключе. Он молча взирал на пришельца, давая понять, что с
нетерпением ждет продолжения.
- Ну, чего ты на меня вызверился? - продолжал Колченогий, которого
полное отсутствие ожидаемой, видимо, радости от его появления заметно
сбило с толку. - Не мог я с тобой оставаться; не мог! Были к тому
причины. А вот сейчас - есть-немножко время и на треп. Давай, спрашивай!
Сам же, в конце концов, хотел!
Петяша тяжко вздохнул. Хотел... Мало ли, чего он когда хотел!
- Не вовремя ты, - со сдержанной досадой пояснил он. - Извини. Ну...
как тебя засадили в бутылку - спрашивать, я думаю, бесполезно?
Туз Колченогий подозрительно зыркнул на Петяшу, мазнул взглядом, в коем
ясно читалось отвращение, по бутылкам из-под шампанского под столом и у
тахты.
- Эт-точно, - подтвердил он. - А тебе - зачем?
- Просто, - якобы соврал, нарочито изобразив "морду ящиком", Петяша. -
Для интересу.
- Ты лучше такими штуками не интересуйся, - посоветовал Колченогий. -
Спрашивай лучше нормальные вопросы.
Петяша поразмыслил. Вот так, запросто, содержательных вопросов в голову не
приходило.
Х-мммм... А отчего, интересно, этот Туз, раз уж так свободно вещи из
ничего создает, безропотно нахальства от него, Петяши, терпит? Из
благодарности, что ль? Отчего опасается рассказать, как в бутылку попал?
Ну-ка, ну-ка...
- А какого хрена тебе возвращаться-то вздумалось? - вовсе грубо
осведомился Петяша. - Освободили - и гулял бы себе. По буфету...
Туз Колченогий от досады слышно скрипнул зубами, но никаких враждебных
действий против Петяши предпринимать не спешил.
Ладно...
- Хорошо, - продолжал Петяша. - Нормальный вопрос: что ты такое есть?
Объясни, если можешь, с точки зрения нормальных же представлений о жизни.
Или об этом тебя тоже спрашивать - без толку?
- Отчего же. Только - как бы это сказать, чтоб ты понял... Ага. Значит,
так: я есть чистая информация, обладающая сознанием, свободой воли и
способностью к изменению окружающей среды. Доволен?
- Хэ! - возмутился Петяша. - Человек тоже обладает сознанием, свободой
воли и способностью к изменению. И информацией его тоже вполне можно
обозвать...
- Нельзя его информацией обозвать, - мягко, но настойчиво перебил его
Колченогий. - Человек - это носитель информации, вроде дискеты вот для
такой машинки. А я -информация в чистом виде. Без носителя. Слыхал хохму,
будто информация - тоже материальна и имеет, в частности, удельный вес?
Так самая-то хохма в том, что она вправду материальна! Представь себе, что
она - на своем уровне - существует по тем же принципам, что и любое
другое вещество. Состоит из своих, информационных, молекул, которые, в
свою очередь, состоят из информационных атомов... Человеку для жизни ее
надо совсем чуть-чуть. Если вдруг побольше у кого-нибудь окажется, это
обычно называется интуицией: "нутром чую" и так далее. Но ежели вдруг
соберется ее столько, чтобы достигла она критической массы, получается не
ядерный взрыв, как от разных там обогащенных уранов, а существо вроде
меня. То есть, тогда она уже в чистом виде способна существовать и
приобретает все потребные для этого качества. Типа свободы воли,
способности к обучению и изменению окружающей среды... В общем, все дела.
Петяша слушал Туза, не перебивая. То, что излагал рыжий уродливый карлик,
было, пожалуй, логично.
Однако...
- Не слыхал я, однако, чтобы информация могла вот так на носители влиять,
- усомнился он вслух. - Вот эти самые портсигар, фляжка... Они -
информация или носители? Откуда они получились?
- От верблюда, - буркнул раздосадованный тупостью собеседника
Колченогий. - Они - носители, на которые я записал определенную
информацию. Как ты, допустим, можешь засунуть бумагу в принтер и файл с
текстом на ней распечатать. Или, скажем, на дискету скопировать этот файл.
Дошло?
- Ладно, - после некоторой заминки отвечал Петяша. - Механику этой
записи я все равно наверняка не пойму. Особенно, если вспомнить, что
файл-то с текстом - внешнего облика дискетки уловимо для глаз не
меняет... Ну да хрен с ним. Будем считать, что я на этом успокоился.
Хот-тя... Оно все - на самом деле так? А то я во всяких критических
массах - не шибко...
- Нет. Не так. Но ты же сам просил объяснить попонятнее, -ехидно отвечал
Туз Колченогий. - Вот и получи-себе аллегорию, причем - невероятно
грубую!
- Ну, если аллегория, то, безусловно, съест... Хорошо. -мстительно сказал
Петяша. - Значица, будем для ясности и дальше той же аллегорией
пользоваться. Теперь скажи: отчего ты все же вернулся? Неужто - из
чувства благодарности? Вполне ведь мог про меня забыть, и я бы даже не
сильно обижался... Значит, следующий вопрос в окончательном виде таков:
чего тебе, такой вот обладающей свободой воли, способностью к обучению и
прочему животноводству информации, от меня нужно?
Во взгляде Туза Колченогого появилось нечто новое. Как бы даже не тревога
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг