Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     -- А о чем? -- ласково погладив его по волосам, спросила Юсман.
     -- Юля беременна, -- коротко сказал профессор.
     -- От... тебя? -- вкрадчиво уточнила Юсман.
     -- От меня, -- подтвердил он.
     -- Ты уверен?
     -- Ты  что,  с ума  сошла, Виктория,  от кого же  еще! --  заволновался
профессор, -- Юленька. Она... ты должна это знать!
     --  Ты меня неправильно понял, Василий  Федорович, я хотела сказать: ты
действительно уверен, что Юля и в самом деле беременна?
     --  Да. Мы  вместе, с неделю  назад,  ходили  к врачу,  -- успокаиваясь
подтвердил профессор.
     -- Да-а, -- протяжно сказала Юсман.
     -- Что значит "да"? -- возмутился профессор, -- осуждаешь?!
     -- Да перестань ты, Василий  Федорович,  в самом-то деле, взрываться. Я
сказала "да" просто так. Каждой женщине внутренне, по природе, хочется иметь
ребенка, но не каждая может... его иметь.
     -- Прости. Я наверно тебя обидел, -- извинился профессор.
     Уличные фонари задумчиво освещали ярким желтым светом переулок.
     --  Ничего...  -- сказала  Юсман и помолчавши немного,  неожиданно, для
мечтательно  расслабившегося  в это  время профессора, активизировалась,  --
надо делать дело!  -- подвижно  и решительно  заявила  она. -- Идем, Василий
Федорович.
     --  Скажи,  Виктория, ты довольна  своим  по-ложением?  --  не  обращая
внимания   на  активизацию  Юсман,   холодно  проговорил  Аршиинкин-Мертвяк.
Оставаясь теперь  сидеть неподвижным и даже еще спокойнее в голосе, он будто
придержал своим вопросом подвижность Виктории.
     --  Ты...  имеешь  ввиду...  --  призадумалась  она,  --  мое   женское
положение?
     -- Да.
     -- Я всегда к этому стремилась. Мое  приобретение  -- это всегда была и
есть я сама.
     -- Счастливая ты.
     -- А разве ты не имеешь, то, что хотел?
     -- Кажется, уже не имею.
     -- Не понимаю тебя. Сожалеешь?
     -- Сейчас... Да. Но не о том, что получил возможность, а о  том, что не
могу возвратить ее.
     -- Удивительно. Стремился и стал. Зачем же терять?
     --  Да.  Я стремился.  Да. Приобрел.  Ну,  почему  же  такая  клейкость
человеческой судьбы!? Нет, я не хочу и не принимаю такое!
     -- Мне тебя жаль. Ты как ребенок: поигрался, познал и хочешь отдать. Но
это настоящие игры, Василий  Федорович, с  болью и кровью,  среди  людей  не
принято иначе.
     -- Знаю.  И это меня мучает. Как много и  бы-стро мы могли бы  узнать и
познать и покаяться и идти дальше, если бы...
     -- Можно было бы играться и отдавать? -- уточнила Юсман.
     --  Да.  Играться! Именно так! С детским во-сторгом отдаваться соблазну
желания и отходить от него, отпускать для другого.
     Я чувствую, я понимаю, что не может больше так  продолжаться  на Земле:
человека поглощает желание или множество таковых,  и  он  -- не успевает, не
может освоить из них, хотя бы те, которые видит и хочет иметь...
     Почему, почему,  ему, человеку, постоянно приходится исподволь коситься
на желаемое,  страдать  о близости  с  ним, но  иметь его, в  лучшем случае,
частично, не  полностью,  по крошкам, а в худшем... не иметь  никогда, а еще
хуже того -- получить желаемое и не  мочь возвратить  его по-другому, нежели
как ценою собственной жизни.
     Я не хочу так.
     Я протестую против такого. Так  слишком долго идти и невозможно собрать
воедино весь опыт.
     Ну, почему же лишь смерть избавляет ото всего!? Да. Я  поигрался, но  я
осознал это.
     -- И ты хочешь играться в другое, -- будто продолжила, подсказала мысль
профессору Юсман.
     -- Не понимаю, что в этом плохого? -- озадачился Василий Федорович.
     --  Я могу  лишь только напомнить сказанное: с кровью и болью  они, эти
игры, понимаешь?
     -- Значит..., все-таки смерть все решает?
     -- Смерть лишь возможность,  решаем  только  мы, Василий  Федорович. Мы
выбираем смерть, а не она нас.
     -- Плохой мир, несправедливый и медленный, он  должен меняться, я в это
верю.
     --  Может и прав ты, Василий Федорович, но я, видимо,  не совсем, не до
конца..., не так понимаю тебя,  как ты  бы хотел  этого. Прости,  -- сказала
Юсман.
     Некоторое время они сидели молча в машине.
     -- Все,  -- решительно сказала Юсман, встряхнув головой, будто прогоняя
одолевающий сон, -- Пора. Надо идти, Василий Федорович. Надо!
     --  Постой, -- остановил  ее  профессор,  тоже оживляясь. --  А  как ты
думаешь справиться с Ворбием?
     --  Вот,  --  сказала  Юсман  и достала  из внутреннего кармана  куртки
небольшой пистолет, -- на этот случай имеется.
     -- Газовый? -- уточнил профессор.
     -- Настоящий, Василий Федорович, самый что ни на есть.
     -- Огнестрельный?
     -- Конечно.
     -- Дай его мне, Виктория, -- попросил про-фессор.
     -- Зачем? -- удивилась Юсман.
     --  Я мужчина и в моих  руках оружие будет  прочнее работать.  И потом,
тебе все равно же необходимо выполнять какие-то манипуляции, известные тебе:
генератор,  капсула,   архив.  Давай   мне  пистолет.  Я  буду  в   качестве
останавливающей силы, а ты в качестве производящей действия.
     -- Слушай, почему я тебе его должна отдать?
     --  Ну, перестань же,  Виктория! Ты что,  думаешь: и на мушке держать и
дело делать?
     --  Ну,  хорошо.  Убедил,  --  согласилась  Юсман  и   отдала  пистолет
профессору. -- Ты хоть стрелять умеешь? -- поинтересовалась она.
     -- Обижаешь, Виктория. У меня разряд.
     -- Ладно, верю... Пошли.
     Юсман и Василий Федорович вышли из  ав-томобиля и направились к  зданию
Интегральной Фирмы.
     Они  остановились у  входной  двери в здание  фирмы и Виктория привычно
нажала сигнальную кнопку, вмонтированную возле двери в стену.
     -- Привела?  --  раздался металлический  голос,  возникший за  знакомой
профессору селекторной решеткой.
     -- Да,  он со мной, -- ответила Юсман и профессор насторожился, подумав
про себя: "Что значит "привела?".
     Щелкнул металлический запор в двери.
     -- Проходите, -- снова прозвучал голос.
     Юсман предложила профессору пройти первым.
     -- Проходите, Василий Федорович, -- сказала она холодно и равнодушно.
     Вскоре, оба они оказались в кабинете Вор-бия.
     В это время, Юля, разговаривая с профессором Порядковым, почувствовала,
как  ее  сердце неожиданно сжалось и от этого родилось у нее в душе какое-то
необъяснимое беспокойство, предчувствие.
     --  Что-то... --  сказала она заметно  волнитель-но,  -- долго  так нет
Миши.
     -- Насколько я знаю  этого молодого  человека,  он  обязателен  и  если
сказал   что-то,  пообещал...,  то  --  несколько  секунд  поразмышлял  Петр
Алексеевич, -- ему... можно верить, -- договорил он.
     --  А  что  вы  будете  решать  с  Мишей,  когда  он  вернется?  --  не
удержавшись, поинтересовалась Юля.
     -- Я же уже говорил вам, Юлия... У Миши имеются какие-то соображения на
этот  счет,  а  меня  он пригласил  как  интеллект,  мозг,  так  сказать, и,
естественно, как  близкого друга  Василия Федоровича, вашего отца. Больше  я
ничего добавить по этому поводу не могу.
     -- Не можете или не хотите? -- отчаянно не унималась Юля.
     -- Ну, Юлия, извините, но вы как ребенок.
     -- И вы меня извините, Петр Алексеевич, -- словно опомнилась Юлия. -- Я
очень устала.
     -- Усталость -- характерная черта любого поколения. Все устают, начиная
от малого и кончая старым человеком. А вы не обращали внимания, Юлия, на то,
что дети устают все же меньше чем взрослые?
     -- Замечала, -- как-то особенно нежно и  за-думчиво, заметил профессор,
сказала девушка.
     -- А не задавались вопросом, почему это так? -- снова спросил Порядков.
     -- Я не думала, -- ответила Юля.
     -- А вы подумайте, -- предложил профессор.
     --  Возможно, оттого они устают меньше,  что... Честное слово, не знаю,
Петр Алексеевич. Отчего?
     --  Все  очень просто,  --  определился  Порядков. --  Есть только  три
возможности жить в мире.
     Первая: видеть натуру, все как впервые, без какого-либо опыта на то, но
это -- бессозна-тельное бытие.
     Вторая возможность, здесь посложнее: видеть натуру, все что есть, но не
как впервые, потому что уже есть опыт и он подсказывает --  как надо видеть,
а значит, всякий раз, когда имеется возможность видеть очередную натуру, она
уже не воспринимается как есть,  как впервые,  потому  что воспринимается  в
свете уже существующего опыта, и  таким образом, человек  перестает  видеть,
можно  сказать даже, если  хотите, как бы перестает  видеть новое,  а  видит
лишь, собствен-но, блуждает в первичном опыте и только.
     И в редкие моменты жизни, количество  и  ка-чество  которых  разнится у
всех, ему, человеку,  удается воспринять что-то новое, когда, вдруг какую-то
из натур он воспримет  без опыта,  но, к сожалению, и тогда, после того, как
ему удается такое -- опыт набрасывается -- осознавать вновь прибывшую натуру
и опять же, искажает ее; другими словами,  вторая возможность предполагает в
общем -- ложное видение натуры.
     И  наконец,  третья возможность  жить  в  этом мире:  это когда  натура
воспринимается постоянно вне опыта, но при этом присутствует и сознание.
     -- Интересно, как это можно? -- спросила, внимательно слушающая Юля.
     -- Это так просто!  Давайте примем логическую модель, чтобы  обозначить
возможность правильно  понимать. Я предлагаю такую модель: натура, она,  как
не  крути  и  есть потому  натура, что  она  всегда  находится во вне  опыта
че-ловека, тогда,  отсюда вытекает, что опыт  находится относительно  натуры
всегда  -- внутри  че-ловека.  Ну,  а  если  это  так,  тогда можно  коротко
охарактеризовать первую возможность жить в этом  мире, охарактеризовать, как
бессознатель-ное  видение  натуры  при  полном отсутствии  опыта,  а  вторую
возможность,  как  видение  человеком,  его  восприятие натуры, через  опыт,
точнее, как опыт видящий, получается -- ложную натуру,  или человек, видящий
сам себя,  отсюда третья возможность жития в этом  мире  прозвучит следующим
образом: восприятие, видение натуры как опыта во  вне, при полном отсутствии
опыта  внутри,  через осознанный и полный  перенос внутреннего опыта во вне,
последний и ста-новится натурой. Вот так-то, Юлия!
     -- Но, все-таки, почему же дети устают  меньше? -- озадачилась Юля, как
бы задавая вопрос одновременно и себе и профессору.
     --  Согласитесь,  что  это  логично:  если  течет река сама по себе, то
нельзя  сказать  в  прямом смысле, разве что  в переносном, о том,  что река
устала.
     -- Нельзя, -- согласилась Юля.
     -- Но если человек  начнет работать с этой  рекой, скажем: подгонять ее
течение  или наоборот -- притормаживать, то человек устанет. И чем больше он
будет что-либо делать  за реку, тем больше он будет уставать. Догадываетесь?
-- лукаво прищурившись, спросил профессор.
     -- Теперь...  Кажется, да.  Если я правильно поняла  вас, то, в начале,
дети,  не  имея опыта  или мало позволяя ему  проявлять  себя, восприни-мают
течение реки и мало вмешиваются в него, мало что делают за реку,  а значит и
меньше устают, чем  тогда, когда, они же, подрастая  и  становясь взрослыми,
начинают жить  опытом -- делать  все  больше  за  реку, вместо нее, и чем не
больше они это делают, тем больше и быстрей устают.
     -- Абсолютно верно, Юлия. Только, предлагаю,  слово  "река" замените на
фразу -- "энергия в движении" и, все  сразу станет  на свои,  окончательно и
достаточно понятные места.
     -- Можно сказать еще короче, Петр Алек-сеевич.
     -- Скажите, буду очень рад!
     -- Не двигайтесь вместо энергии! -- немного повеселев, объявила Юля.
     -- Ну,  вот, -- обиженно сказал Порядков.  -- Куда  там угнаться мне за
вами, старому,  длинно и  не выразительно говорящему: "Не  двигайтесь вместо
энергии"! Великолепно и коротко, -- похвалил профессор. Но мы  с вами, Юлия,
столько  наговорили, чтобы всего лишь убедить себя в том, что  действительно
-- лучше жить человеку как птички и не заботиться о дне завтрашнем.
     -- Ох, Петр Алексеевич... -- вздохнула тяжело Юлия.
     -- Что? Никак устали? -- нарочито съехидничал профессор.
     -- Да. И теперь понимаю, что сама виновата в этом, -- призналась Юля.
     -- А давайте-ка, во что-нибудь поиграем. А? Как вы  смотрите на это? --
приободрившись, предложил Порядков.
     -- Давайте, Петр Алексеевич, а во что?
     -- Ну, я не знаю... Ну..., хотя бы в лото, что ль?
     Юля сходила в папин кабинет и принесла оттуда лото и они стали играть в
него, развернув-ши поудобнее кресла к журнальному столику...
     А в Интегральной Фирме, в кабинете Вор-бия начался разговор.
     Хозяин  кабинета  восседал  за  своим  рабочим  столом,  теперь в новом
роскошном  кресле, как бы приподнимающим сидящего над всеми,  а Юсман и Миша
располагались друг против друга тоже в креслах, но менее значительных, чем у
Георгио Фатовича.
     --   Пришли,   --   многозначительно,  с  высоты  своего  положения,  в
самодовольную растяжку произнес Ворбий.
     --  Я ничего не  понимаю, Виктория?! --  воз-мущенно сказал  профессор,
обратившись к  Юсман и пристально  посмотрел в глаза Ворбия: Георгио Фатович
оскалился в надменноторжествующей улыбке.
     -- А тебе и не надо что-либо понимать, -- заговорил вместо Юсман хозяин
кабинета, -- отпонимался, -- злобно добавил он.
     --  Что  это за  тон.  Что  вы  себе  позволяете, Георгио Фатович!?  --
вскричал профессор. -- Виктория!? Что же это такое?! -- требователь-
     но посмотрел  он на Юсман,  которая неподвижно сидела, опустивши глаза.
-- Короче.  Если  вы  сейчас  же  не объяснитесь,  то  я  ухожу,  --  заявил
профессор,  бросивши два  пронзительных  взгляда:  один  в сторону Ворбия, а
другой в сторону Юсман.
     --  Уйдет! Ха-а-х, как же! Он уйдет!  -- над-смехался Ворбий. -- Я тебя
еще не отпускал никуда. Конечно уйдешь, куда же ты денешься! Чуть попозже. Я
провожу.
     -- Прекратите! -- возмутился Василий Федорович.
     -- Молчать!  --  приказательно крикнул Вор-бий профессору. --  Сидеть и
молчать, Миша --  язвительно подчеркнул он слово "Миша".  -- Бу-ду  говорить
только я.
     -- Я прошу вас, Георгио Фатович, -- заговорила Юсман.
     -- А ты еще можешь подать голос -- насмеш-ливо обратился  к ней Ворбий.
-- Ты, кое-что, наверно, забыл, раб! -- Юсман замолчала и смотрела на Ворбия
умоляющими   глазами.   --   Ты  забыл-ла,   Викторррия  Леонидо-о-в-на,  --
издевательски  говорил  хозяин кабинета, -- кнопка.  Мне  только стоит..  ее
нажать, и я тебя...  выключил. Как заводную куколку. А!? -- вскричал  он. --
Мне нажать ее прямо сейчас?! Что же молчишь?.. Ты боишься. Я это  знаю, раб.
Ну, так я не стану более задерживать тебя здесь, -- спокойно сказал Ворбий и
подтянул  к  себе клавиатуру компьютера и пальцы  его  рук, как два зловещих
паука пробежались по ней.
     В  это  время,  Юсман  подала,  посмотревшему  в  ее  сторону,  Василию
Федоровичу знак, чтобы тот достал пистолет.
     Профессор, едва заметно, кивнул головой, что он понял,  и  на  сердце у
него отлегло,  стало ясно, что Юсман не знала доступа к  архиву и необходимо
было вынудить Ворбия, чтобы он сам этот доступ организовал.
     Ворбий, проманипулировал еще с несколь-кими клавишами, время от времени
посматривая на монитор, остановился: его лицо выражало торжество и без труда
давало понять, что  программа архива  Интегральной Фирмы приведена в рабочее
состояние.
     И тут, когда  хозяин  кабинета грациозно,  в  дирижерском жесте оторвал
свои руки от кла-виатуры компьютера  и хотел  было  что-то сказать, но успел
лишь открыть  для  этого  рот, нео-жиданно,  даже  для Юсман, не  отрывающей
теперь взгляда от Ворбия, -- раздался оглушительный выстрел из пистолета.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг