поняв и боясь поверить.
- Да при чем тут дядя? Он... он.. - и не умея объяснить, что Мамин - ее
любовник, муж, она навзрыд заплакала, как-то даже подпрыгивая, приникнув
узкими плечами к Андрею, шляпкой под горло. - Увези! Как можно дальше!.. А то
достанет и в чемодан с дустом сунет. Ему ничего не стоит.
В голове у Андрея пламенем кружились мысли, что нет денег, что надо,
конечно, бежать, да куда?.. надо бы обдумать... что эта встреча с Наташей должна
была, видит Бог, произойти... но он толком ничего не продумал... Ах, будь что
будет.
8. СОН САБАНОВА
Да это - голова живая была моя... глаза мои...
я руки протянул, рыдая, - но руки близко не дошли.
Я закричал - она молчала... я замолчал - она кричит...
Так что это - конец, начало судьбы моей? Кто объяснит?
Господь, не верю я чертенку или ангелочку-дурачку.
Позволь же к твоему чертогу припасть - не лодырю-сачку.
Коль есть там у тебя бинокли, ты видел - я немало лет
смычком работал... аж промокли мои одежды до штиблет.
Хотел я страстно совершенства, в трудах изнемогал вполне,
но звуки легкие блаженства давались очень редко мне.
Хотя меня порой хвалили прославленные мастера -
я видел, что бескрылы крылья, смычек грузнее топора.
А годы как в сугробах вешки - не разглядишь, вперед гоня...
И в этой гонке, этой спешке себя загнал я, как коня.
Но почему ж не получилось? Ведь так я музыку люблю...
Господь, ты оказал бы милость и объяснил судьбу мою.
Жить серой мышкой, прозябая, съедая хлеб, куря табак...
а если бы судьба другая, все быть могло совсем не так.
И глупая жена, увидев, какой я славой окружен,
меня б могла не ненавидеть... бывает так у русских жен.
И я бы не ходил со взором упрятанным, как в ворот клюв, -
себе бы не казался вором, который лишь пьянчужкам люб.
Кричу <дур-рак>, как <попка> в клетке, весь день себе лишь самому,
но бьют меня не только детки, считая - это я ему.
Господь, зачем на свет родятся? Чтоб только землю потоптать?
Или с тобою поравняться?
Господь, я не хочу роптать -
понять желаю смысл творенья живого, нежного всего.
Но где ответы в утешенье? Молчишь ты, наше божество.
Иль нет тебя - а есть кислоты, металлы, химия вещей?..
И наши страстные заботы лишь только для работы сей?
Мы, появившись, одиноки - нам размножаться и гореть...
Мы сами - дьяволы и боги. И в праздник нечего говеть.
И нету смысла в благородстве... задача - дольше проползти.
Пусть в оглуплении и скотстве - пробормотав: господь, прости.
И где таланты? Кто их видел? Прославить может ОРТ,
коль ты деньгами не обидел пройдох наглее в той орде.
Иль зря ярюсь?.. и это сон лишь. И я сейчас, сейчас проснусь.
И я проснулся... мама, помнишь, пила и пела наша Русь.
Ведь это ты стоишь, родная, в толпе у мертвой головы?..
Зову тебя - а ты: - Не знаю, чего хотите, сударь, вы.
Сбылось пророчество дурное? И я тебя забыл в пути?
И значит, мне с моей судьбою должно отныне повезти?
Смычок как молния прекрасно скользнет - до неба вознесет?
И страшно, страшно просыпаться... Но пробуждение - вот-вот...
9.
Он долго не размыкал слипшихся ресниц, хотя уже светало - у кого-то из
соседей заговорил телевизор. Андрею казалось, при свете утра он увидит рядом с
собою несомненно пустую постель и в который раз ужаснется снам, ставшим
явственнее реального мира. Но нет, маленькая беглянка лежала возле правой его
руки, чуть отстранясь, глядя вверх тусклыми от усталости и страха глазами.
Золотистые ее, рыжие на изгибе космы вились колечками по грязноватому одеялу,
кулачки были сплетены под подбородком.
Вчера ночью, выключив свет, они час, а может, и два стояли у окна,
выглядывая на ночную улицу, думая, что же теперь делать. Пробираться на
железнодорожный вокзал? К междугородним автобусам? В аэропорт? Пешком за
город куда-нибудь в тайгу? Стояли, обнимаясь изо всех сил, и Наташа продолжала
бессвязно рассказывать о своем недавнем господине... Что это он поместил
наташину маму - у нее инсульт - в дом для престарелых большевичек под Москвой,
хотя мама, конечно, никогда не была в начальстве и даже в партии не состояла. Да,
да, времена изменились, но санаторий под Москвой остался, под тем же названием
в народе, да и не выгонять же старушек, бывших некогда женами членов ЦК или
сами по себе знаменитыми героинями труда и войны. Там летчицы, шахтерки... за
них заплатило государство. А Валерий Петрович отдал за маму Наташи сколько-то
миллионов, и маму приняли... Ее лечат, но, как сказали, скорее всего, мамочка уже
никогда не заговорит, только жалобно смотрит... Наташа рассказывала шепотом,
по детски громко шмыгая носом и вздрагивая всем телом при каждом стуке и
бряке за стеной, при каждом шорохе за окнами... А там уже летела, скреблась по
асфальту первая жухлая листва с берез и тополей.
На синеватом зеркале улицы под горящими фонарями пустынно, как на Луне, и
выйти туда невозможно - любой прохожий, тем более парочка, станут заметны со
всех сторон с самого далекого расстояния. Андрей вдруг вспомнил, что не спросил
у Наташи, уверена ли она, что за ней не следили никто, но она сама догадалась,
закивала, стала подробно объяснять:
- Я на двух такси покружила... а чтобы быть некрасивой, сделала так... - Она
надула щеку. - А к твоему дому из-за угла подбежала... А твой адрес по телефону у
Колотюка днем узнала... а чтобы голос не запомнил, кашляла. Нас не найдут? Ой,
давай покурим или выпьем, чтобы не думать... Он мне не разрешает, но ты дай.
Андрей полез в угол, за чемодан. С позавчерашнего концерта у него
оставалась бутылка водки <Колесо фортуны>, которую вместе с пивом ему сунули
в руки в дверях ресторана. Правда, утонченный музыкант (это Андрей о себе)
никогда и помыслить не мог, что с юной богиней, о которой безнадежно мечтал
эти дни, будет пить вонючую водку. Да еще безо всякой закуски - в квартире лишь
обломки старого печенья в тарелке. Впрочем, разливая жидкость в стаканы,
исподлобья оглядывая женщину, которая скромно подсела к столу, застланному
газетой, Андрей успел подумать: а может, это и хорошо, что сейчас выпьют...
Инстинкт подсказал Наталье или ум женский - им надо как можно быстрее, с
первых же минут забыться, растаять, стать любовниками, иначе наверняка потом
появятся преграды воспоминаний и сомнений...
Выпили и, не опьянев, сделали вид, что опьянели. Можно стать смелей.
Сабанов обошел стол и стоя обнял ее, сидящую, и судорога прошла по ее и его
телу - это они опять услышали похожие на шаги шорохи за окном - летит, катится
листва... наступает осень... А вот и словно топот ног по лестничным пролетам,
прогремела вода в трубах. Наташа вскочила:
- Только я сама разденусь... - И совершено не стесняясь Андрея - при свете
проплывающих по улице машин, тюлевые шторы не заслон - сняла с себя и
аккуратно сложила одежду стопочкой на стул, кольца и браслеты не забыла снять
и легла, натянув до подбородка одеяльце.
Андрей сделал вид, что убирает со стола, - он медлил, стеснялся... На скрипке,
что ли, сыграть? Голый, как сатир, да? Хоть и в темноте... Дубина. Ну, иди же, иди
к ней. Сбрасывай с себя все, как на ночном ветру деревья сбрасывают листву...
Она лежала, свернувшись, как зверек в норе, зыркала на него блестящими
глазками. И он пошел к ней босыми ногами, прилипая к линолеуму пола,
приблизился, как нескладный огромный зверь, спасать и утешать... а чтобы
смешливая душа ее отвлеклась на секунду-две на глупость, нарочито запнулся и
как бы вынужденно упал плашмя на маленькую, но совершенно развитую, как
женщина... белую, гладкую, как мраморная пена, Наташу с ее твердыми
грудками...
А потом она все продолжала шепотом, как в бреду, нескончаемый свой
рассказ про Мамина. Это правда, он вчера вечером самолично убил в складах на
правом берегу Костю Балабола.
- Такой толстый... фужер на пальце держал, помнишь?
Еще, наверно, и милиция не знает. И не узнает! Он ведь, Мамин, может
мертвого в одежду эвенка нарядить и через знакомых вертолетчиков в северную
тундру увезти и там на дерево повесить... Будет висеть неизвестный человек, пока
не склюют птицы, пока гнус и комар не превратят его в картон... Так говорил как-
то сам Костя. А почему его Мамин убил? Они на склады заехали, Костя давно звал
шефа отобрать для себя новую <лепень> - из Англии получил роскошные
смокинги, клубные пиджаки с позолоченными пуговицами. А так вышло, неделю
назад Костя возил именно туда Наташу, где уговорил взять малиновые туфельки,
колготки с какими-то пружинками. И вот они стоят, Мамин и Костя, среди ящиков
с товаром, а рядом охранник Кости... с двумя подбородками... звать Сергей. Он и
говорит, смеясь: <Рассказывают, пока Натка тут себе выбирала, ты прямо на этих
тюках с ней и прыгал?..> - <Что такое? - заморгал, улыбаясь, Мамин. - А?..> И
сунув руку в карман, закрыв глаза, не глядя, застрелил из пистолета Костю
Балабола. Штаны себе испортил. Домой вернулся как бы рассеянный, позевывая, с
тем самым Сергеем за спиной и - вдруг кулаком с перстнями по лицу... хорошо, не
по губам, по подбородку получилось... <Было?> - <Что?! Нет!.. - закричала она,
догадавшись о чем идет речь и приседая от страха... - Мы меряли... и еще
телевизор смотрели, пока машина с заправки не пришла.> - <Телевизор
смотрели?> - улыбаясь, спрашивал Мамин, и Наташе все казалось: он шутит, и
Костя сейчас войдет... но Кости не было. Зато появились два хмурых парня,
которым было отныне велено сидеть в квартире у входа, когда Мамин уезжает по
делам. А если дама (так называл Наташу почему-то при чужих Мамин) скажет, что
ей надо в магазин или аптеку, они должны сопровождать ее на расстоянии руки.
Наташа полдня просидела, рыдая. У нее началась икота. Охранники курили на
кухне, играли в карты и пили воду из-под крана. Дали и ей воды. Наташа
догадалась их угостить мартини, он не пахнет, парни переглянулись и быстро
выпили. Подобрели. И слово за слово - от них она и узнала в подробностях, что
произошло на складах. Когда Костю Балабола, говорят, уносили, текла красная
кровушка, как вино Изабелла из продырявленной бочки... Слушая охранников,
Наташа потеряла сознание. Парни испуганно распахнули дверь на балкон,
побрызгали на юную женщину водой. <Только Петровичу не говори, что обморок
был...>.
Всю ночь не спала - лежала, закрыв глаза. Страшно боялась, что Мамин (он
рядом) повернется к ней, улыбнется и задушит. Слова Богу, еще не светало, -
зазвонили оба телефона. Вызывали из аэропорта знакомые таможенники - что-то
там не получалось с <растаможкой>. Валерий Петрович напялил галстук, уехал
туча тучей. Охранников еще в квартире не было, Наташа быстро оделась и
выскользнула на лестничную площадку - и видит, как раз они поднимаются. <Мне
в гастроном... - как можно спокойнее объявила Наташа (ах, сумку-то не
прихватила! Но деньги, правда, взяла). Подошли к тому самому супермаркету,
парни у входа закурили, Наташа зашла и перегнулась через витрину: <Девочки, а
где у вас пи-пи?> Они показали - Наташа по коридору и через служебный вход
выскочила во двор. И вдруг страшно испугалась - а если охранники видели? Тогда
ведь доложат! И Мамин ее точно убьет!.. Словно малый гвоздик в магнитном поле,
против воли своей, через ворота вылетела на улицу и, старательно улыбаясь, как
невинное дитя, окликнула сзади охранников: <А вот и я!> Парни от страха
помертвели.
- Как ты вышла?.. Наталья Игнатьевна?.. - залебезили они.
- С крыльца... - Наташа сделала круглые глаза.
- Проворонили! - Охранники переглянулись, зло швырнули окурки в урну. - Только
Валере... Валере не говори...
- А посмотрю на ваше примерное поведение... - ответила Наташа словами матери
(так когда-то мама провождала дочку в школу).
Только поднялась в квартиру, как приехал и хозяин. Ему охранники доложили, что
был выход в магазин ( кто знает, не приставлен ли к дому на улице еще кто-то
третий, который за ними следит). К счастью, Мамин не догадался спросить, что
Наташа купила ( она же ничего не купила). К тому же он явился не один, а с тем
самым Сергеем с двумя подбородками. Прошли в синюю комнату к Наташе ( у нее
будуар обит синим шелком), она как раз сидела за столиком, мазала губы какой-то
помадой, поставив рядом с собой на всякий случай иконку Божьей Матери.
- Наталья... - тихо позвал Мамин. От ужаса она мазнула красной палочкой себя по
носу, стала стирать, вымазала лицо. - Гляди сюда... - И вдруг зашипел. - С-ссюда!..
- И снова сжал кулак с перстнями. Наташа, отпрыгнув, закричала. - Тихо! Давай,
Серок, только подробно!.. Как люди рассказывают.
Охранник с раздвоенным подбородком смотрел смеющимися глазками на бледную
юную жену Мамина.
- Кот сам хвастал: обнимал, грит... содрал одежду... сладкие, грит, поцелуи... - И
глядя на готовую свалиться на пол Наташу, пощадил ее. - Только, грит, в самом
конце не далась... ударила коленом.
И Мамин, наконец, рассмеялся сипло. (- Как... как туберкулезный зэк... -
вспоминала Наташа. - Или как гармонь... когда падает со стула.)
- Ну, йето еще ничего... Золотинка моя, урок на будущее! - Закрыл глаза,
потянулся и поцеловал ее в озябшее ушко.
......................................................................................................................
Наташа рассказывала Андрею, снова и снова повторялась, а он видел все в лицах,
потому что теперь уже знал, как выглядит Мамин, как он любит зажмуриться, при
этом как бы доверчиво улыбаясь. Как бы подставляясь под удар. Охранник с
широким подбородком, конечно, придумал все, что касалось приставаний Кости к
Наташе, - решил занять его место в империи Мамина. И здесь нет более верного
оружия, чем донос.
- А Костя и не приставал... - это Наташа зачем-то уже Андрею говорила. - Так,
руку целовал... веришь?
Все они - Мамин, Костя, другие - выросли на городской окраине, в Березовке, в
ее избах и бараках над двумя оврагами. Брат Валерия Павел сел в тюрьму, когда
Валерий перешел в пятый класс, а через три года, когда Валерий учился в восьмом,
был забит до смерти охранниками в карцере - за гордыню, за то, что во все горло
издевался над ними, называя <шмакодявками> и <шестерками>. Думал, не тронут,
побоятся... Тюрьма, прознав о смерти пахана, было восстала, но всем выдали
двойную порцию каши и сахару, привезли кино про любовь, разрешили свидания...
Довольно дорого оценили начальники смерть старшего Мамина.
Но брат за брата не ответчик. Юноша окончил школу. И больше нигде не
учился - занимался спортом. Правда, некоторое время числился в
политехническом, на радиофакультете. Получил звание кандидата в мастера по
боксу и борьбе и был призван в армию. Вернулся улыбчивым, молчаливым,
устроился работать тренером в спортобщество <Труд>. Постепенно имя его
обросло темными пугающими слухами. Будто бы все эти годы он был хранителем
общака парней из Березовки и мировым их судьей. Один всего раз его хотели
убить - возле магазина <Грампластинок> среди бела дня из проезжавшей мимо
<Нивы> застрочили по нему из двух автоматов... и не попали. Наверно, от страха
промахнулись, хотя АК выдает в секунду десять пуль! Или двадцать? Валерий
остался стоять с растерянной улыбкой, а Костя и еще один охранник Мамина
погнались на <BMW> за той машиной да по дороге в сторону ГЭС столкнули ее на
знаменитом повороте - <тещиным языке> - в распадок. Нужно ли говорить, что
живыми из нападавших никто не остался...
Теперь Валерий Петрович Мамин в фаворе у местной милиции, у него в
записной книжке прямые телефоны всех начальников. Он купил им, для ГАИ и
РУОП, десяток мощных <джипов> и рации южно-корейского производства. И
вишневую сверкающую <Сонату> - для дочери генерала УВД на день ее рождения.
Кстати сказать, она замужем за приятелем Мамина - Шуриком, который всю
жизнь в профсоюзах. С тремя волосками на лысом темени, как мандолина, на
пальцах левой руки выколото ЛЕНИН, на пальцах правой - ТАНИН. А на груди -
дама в шляпе. Об этом покойный Костя рассказывал - они же всей компанией
часто вместе в баню ездили...
Но сколько можно о Мамине да о Мамине?! Вот ведь страшилище с такой
доброй фамилией. Андрей уже и сам начинает бояться этого человека. Надо
вскакивать, уноситься... но куда?! Кое-какие деньги он позавчера заработал, но
если с Наташей лететь сейчас куда-нибудь далеко ( в Москву, чтобы затеряться?
На Камчатку, где никто не подумает искать?), денег только на билеты в одну
сторону и хватит... Да и есть ли у нее паспорт.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг